https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/70x70/
Я шел из Тахтакале к кофейням, и у соляной лавки на меня напали ваши люди.
Айдер-бег снова усмехнулся, но теперь в его усмешке сквозила неприязнь и угроза.
– Мы ведем войну не на жизнь, а на смерть, – грубо сказал он, прищурив глаза, – и не думай, что нас что-то остановит, если надо будет расправиться с врагом. Заруби себе на носу, что до тех пор, пока ты не расскажешь о своих связях с этим человеком, ты не выйдешь из Ташкапу! А до того мы используем все средства, чтобы заставить тебя говорить…
Старик поставил чашку на стол, вытер рот.
– Это тюрьма, а не баня, голубчик, – сказал он, пожевав губами. – Я знаком с твоим отцом вот уже тридцать лет, и у меня в голове не укладывается, как это ты очутился здесь.
– Я уж не говорю о том, что ты болтаешь по всему городу что не надо, – заговорил снова Айдер-бег, припомнив неприятный разговор во время обеда у Аргиряди. – Везде свои законы. У них – свои, у нас – свои. Это видит каждый разумный человек. – Он мрачно усмехнулся. – А тех, кто не видит, мы подымаем повыше, чтоб увидели. – И он красноречивым жестом обхватил ладонью шею.
Павел горько усмехнулся.
– Господин Айдер, – он посмотрел на турка, – вы проделали эту процедуру со столькими людьми, что вам не составит труда проделать ее еще с одним…
Айдер-бег сжал губы.
– Слушай, – произнес он, подходя к столу, – не воображай, что мы будем разговаривать с тобой, как за чашкой кофе. Можем повести разговор и по-другому. – Голос его стал жестким. – Я вызвал тебя не для того, чтобы ты нас учил уму-разуму. Я спрашиваю: с каких пор и откуда ты знаешь человека, с которым вы были вместе в переулке суконщиков?…
– Я не знаю никакого человека, – ответил Павел, – и как бы вы ни повели разговор, повторю то же самое.
Лицо Айдер-бега посерело: все иноверцы – подлецы, даже когда живут лучше мусульман, сидя на хлебах у падишаха! И поэтому их нужно истребить всех до одного! И даже их семя! Он схватил со стола кожаный ремень с тяжелой пряжкой.
– Кто тебе сказал, собака, что придется повторять! – крикнул он и, замахнувшись, хлестнул Павла ремнем по лицу.
Удар пряжкой пришелся по губам, и сквозь пронзительную боль Данов ощутил вкус крови во рту. К счастью, очки не разбились. Подняв руку, он снял их и зажал в ладони. Потом холодно и презрительно посмотрел на турка близорукими глазами.
Побледневший от ярости Айдер-бег, тяжело дыша, расстегнул мундир.
– На! – взяв со стола, он протянул Данову мелко исписанный лист. – Прочти и запомни: если будешь молчать, произойдет то, что здесь написано. Ты не какой-нибудь неуч, тебе известно, какое сейчас время и что означает военный суд.
Павел надел очки и стал внимательно читать. Это был приговор Пловдивского военного суда, согласно которому он, Димитр Дончев и еще двое человек, которых он не знал, осуждались на смерть за укрывательство оружия. Прочтя, он не поднял головы, делая вид, что еще читает; в то же время мысль его лихорадочно работала.
Пока определенно ясно лишь одно: оружие найдено. Имя Дончева известно им, вероятно, по словам Апостолидиса, а упоминание в приговоре двух незнакомых имен и использование нечетких аргументов свидетельствуют скорее всего о том, что это фиктивный документ и что Дончеву, быть может, удалось спастись.
Подняв голову, Павел посмотрел на Айдер-бега и сухо произнес:
– Я не представал ни перед каким судом, а названные здесь лица мне абсолютно незнакомы…
– Ах вот как? – поднял брови Айдер-бег. Потом хлопнул в ладоши.
Боковая дверь открылась. На пороге появился Дончев, изменившийся до неузнаваемости. Лицо его посинело от кровоподтеков. Один глаз заплыл и был закрыт. Вид Дончева был страшен. Его сопровождал турок. Когда они переступили порог, турок толкнул Дончева на середину комнаты. Тот устоял на ногах, потом медленно повернулся к Айдер-бегу.
Лицо Дончева ничего не выражало, ни один мускул не дрогнул на нем. Данов догадался, что это сейчас самое важное. Дончев не сказал ничего.
Подойдя к Дончеву, Айдер-бег грубо повернул его лицо к Данову и спросил:
– Ты знаешь этого человека?
Взгляд Дончева остановился на Павле.
– Нет, – покачал он головой. – Я никогда раньше его не видел.
– Никогда, а? – желчно усмехнулся Айдер-бег и ударил Дончева по лицу. – Пусть и он посмотрит на тебя, – продолжал турок, возвращаясь к столу, – пусть хорошенько тебя запомнит. Это сейчас очень ему пригодится…
За спиной Данова хлопнула дверь.
– Ваше превосходительство, – услышал он голос поручика, – правитель просит вас немедленно явиться в мютесарифство.
Айдер-бег бросил ремень на стол и молча обменялся взглядом со стариком.
– Пока уведите их! – приказал он.
Дончева вытолкали из комнаты. Айдер-бег медленно приблизился к Данову и процедил сквозь зубы:
– Подумай хорошенько, Даноолу… Если у человека есть глаза, не нужно много ума, чтобы кое-что понять. У тебя еще есть время, подумай…
Офицер вывел Данова.
В коридоре возле горящего на стене факела стоял Дончев. Два стражника, присев на корточки, заковывали его ноги в кандалы. Здоровый глаз Дончева смотрел напряженно, излучая какой-то необыкновенный свет.
Пока офицер закрывал за собой дверь, Павел успел обернуться к Димитру.
Дончев кинул на него быстрый взгляд, и его запекшиеся губы беззвучно, но совсем явственно промолвили:
– Плевен пал…
В это мгновение турок повернулся и толкнул Данова вперед.
«Плевен пал…» – повторял мысленно Павел, сглатывая кровь. Эти два слова будто осветили мрачные своды турецкой тюрьмы, и в их сиянии исчезли, растворились полусонные часовые в коридорах, тусклый свет факелов и пышущее злобой лицо Айдер-бега.
Войдя в камеру, Павел снял пиджак.
– Плевен пал… – произнес он вслух, словно желая увериться в истинности этих слов.
Он сел на постель. Руки у него дрожали. Он посмотрел на них. Когда-то ему казалось, что стоицизм и хладнокровие – это качества настоящего человека.
Он встал и подошел к окошку. На него повеяло ночным холодом. Кусочек неба, видневшийся сквозь прутья решетки, уже начал сереть.
Павел жадно глядел на этот медленный и мучительный рассвет. И неожиданно подумал: на этом свете нет ничего божественнее рождения нового дня.
11
Бои за Плевен начались 8 июля атакой русских войск против окопавшейся в крепости тридцатитысячной армии Осман-паши и закончились туманным утром 28 ноября безоговорочной капитуляцией этой армии.
По ожесточенности и масштабам сражений это была наиболее значительная операция Дунайской армии. А вместе с тем и поводом для активной политической и дипломатической деятельности летом и осенью 1877 года.
Осуществив перегруппировку своих войск возле Плевена и отняв у Сулейман-паши возможность перейти через Балканские перевалы, русское командование предприняло в последние два дня августа мощную атаку на плевенские позиции. Однако к вечеру 31 августа итоги боя оказались весьма неутешительными. Был захвачен лишь редут у Гривицы. Войска Осман-паши почти повсюду удержали свои позиции. В жестоком сражении пали тринадцать тысяч русских и три тысячи румынских солдат. Потери турок не превышали трех тысяч человек.
1 сентября в кабинете Александра II состоялся большой военный совет. Все были угнетены огромными потерями. Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич предложил даже отвести войска от плевенских редутов и развивать наступление вдоль Дуная. Выдвигались различные доводы, проводились аналогии.
Постепенно, однако, здравый разум взял верх. Каждому стало ясно, что Плевен – не просто сложная тактическая задача, а ключ к победе в войне и отсюда – к международному влиянию России на десятилетия вперед. Волею обстоятельств крепость превратилась в решающий козырь в политической стратегии Европы.
Именно поэтому уже поздним вечером совет принял решение: перейти к полному окружению Плевена с последующей продолжительной осадой и подготовкой окончательного удара.
С этой целью ряды Дунайской армии были пополнены новыми 120 000 солдат. Таким образом, к началу ноября численность русских войск в Северной Болгарии составляла свыше 380 000 человек. План осады Плевена разработал лично Тотлебен. Создан был и новый Западный отряд под командованием неутомимого Иосифа Владимировича Гурко. Именно этот отряд захватил одно за другим укрепления западнее города, плотно сомкнул кольцо осады и дошел до Этрополе и Орхане, подготовив тем самым свой будущий победоносный переход через Балканы.
Оказавший упорное сопротивление, но лишенный каких бы то ни было возможностей, Осман-паша, исчерпав до конца все резервы, капитулировал вместе со всей своей армией при попытке осуществить спасительный прорыв в юго-западном направлении.
Это положило конец мучительному застою в ходе войны, так же как и всем попыткам политического вмешательства в нее.
Весть о падении Плевена полетела на юг вместе с первыми снежными хлопьями и пронеслась над притихшей в ожидании, еще порабощенной землей как предвестница долгожданного радостного праздника.
Спустя две недели Рабухин вернулся из Карлово. Ему удалось связаться с русским командованием. На обратном пути он встретился в Пловдиве и с Иличем.
– Похоже, что после падения Плевена, – сказал он, – турки оставят линию Русе-Шумен и сосредоточат все силы, чтобы воспрепятствовать переходу русских через Стара-Планину.
– Вы думаете, что русские перейдут горы сейчас, зимой? – спросил Грозев.
Немного помолчав, Рабухин ответил:
– Вполне вероятно…
Он сел на постель и, осторожно вынимая какие-то бумаги из-под подкладки пиджака, продолжал:
– Во-первых, наше командование быстро провело перегруппировку войск. Это свидетельствует отнюдь не о зимнем покое. – Положив бумаги под подушку, он посмотрел Грозеву в глаза. – Во-вторых, то, из-за чего меня вызвали в Карлово, говорит о многом. Полковник Артамонов лично интересуется планами обороны Фракии и особенно Пловдива. Турки решили организовать мощную оборону Пловдива, Одрина и Константинополя, даже если нам удастся перейти через Балканы. Цель этого – вынудить нас пойти на переговоры о перемирии.
– А вы считаете, – вскочил возбужденно Грозев, – что, перейдя через Стара-Планину, русские согласятся начать переговоры о перемирии?
– Если турки создадут новые оборонительные пояса и это будет угрожать затягиванием войны, я допускаю такую возможность… Именно поэтому в генеральном штабе в Константинополе разработан подробный план румелийского оборонительного фронта.
– И все же, – заметил Грозев, – мне кажется, что, вступив и в Южную Болгарию, русские не пошли бы на перемирие…
Рабухин улыбнулся.
– Вы неважно разбираетесь в законах войны, – сказал он, покачав головой. – Не забывайте, что мы находимся в тысячах верст от России, и это играет огромную роль в любом отношении.
– Вы думаете, что турки могут организовать стабильную оборону во Фракии?
– Может быть, если успеют перебросить войска с северо-восточного фронта и получить новые подкрепления из Азии. Вероятно, именно такова дислокация по плану румелийской обороны.
Помолчав, он медленно произнес:
– Сейчас самое важное для нас – добраться до этого плана…
– Может, нам на помощь придет Илич? – Грозев вопросительно посмотрел на Рабухина.
– Я говорил с ним об этом, – отозвался русский. – В официальных документах и в дипломатической почте не упоминается о таком плане. Пока полковник Артамонов располагает весьма скудными сведениями. Два экземпляра плана посланы главным командованием в конце октября в Пловдив, чтобы все подготовительные работы согласовывались с ним. Один хранится у Айдер-бега в секретном архиве мютесарифства, а другой взял к себе домой под расписку представитель командования в Пловдиве Амурат-бей. Последнее известно мне от Илича, который узнал об этом совсем случайно.
– Как? – поинтересовался Грозев.
– Из разговора Амурат-бея с Адельбургом в канцелярии консульства.
– Но это означает, что консулу известно содержание плана.
Рабухин отрицательно покачал головой.
– Просто Амурат-бей говорил об опасности пожаров в государственных учреждениях и заметил, что хранит у себя дома один экземпляр наиболее секретных документов.
Грозев умолк, погрузившись в размышления.
– И вы думаете, что это подробный план, включающий всю схему обороны к югу от Стара-Планины? – спросил наконец он.
– Несомненно, – кивнул Рабухин, – это план, о котором известно, что разрабатывался он в течение нескольких месяцев под специальным руководством начальника артиллерии Рашид-паши и командующего инженерным корпусом Мехмед-паши. Или, если необходимо представить вам этих людей под их настоящими именами, – под руководством прусского генерала на турецкой службе Штрекера и генерала Блюма.
– И вы уверены, что один экземпляр плана находится в доме Амурат-бея?
– Да, потому что об этом было сказано совсем случайно, в непринужденной беседе. А такие беседы – самые надежные источники получения секретных сведений.
Немного помолчав, Рабухин продолжал:
– Я попросил Илича разузнать подробности о доме, где живет Амурат-бей, но он сказал, что это какое-то отдельное крыло здания, находящееся под усиленной охраной. Даже если организовать внезапное нападение, используя группу подготовленных людей, почти невозможно проникнуть в дом. К тому же в данном случае такое нападение исключено.
Прислонясь к оконному косяку, Грозев молчал.
– Анатолий Александрович, – медленно проговорил он, – Я попытаюсь узнать все подробно.
– Откуда? – с недоумением взглянул на него Рабухин.
– Из очень надежного источника, – произнес все так же задумчиво Грозев. – Завтра вечером мы будем знать, какие существуют возможности.
Засунув руки в карманы пиджака, Рабухин прошелся взад-вперед по комнате, потом остановился и сказал:
– Если нам удастся заполучить этот план, с военной точки зрения это будет нашим самым крупным успехом здесь…
Потом они снова заговорили о падении Плевена, о вероятности зимнего наступления через горы, о возможных местах введения войск во Фракию, о том, когда, в зависимости от успешных операций, кончится война.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Айдер-бег снова усмехнулся, но теперь в его усмешке сквозила неприязнь и угроза.
– Мы ведем войну не на жизнь, а на смерть, – грубо сказал он, прищурив глаза, – и не думай, что нас что-то остановит, если надо будет расправиться с врагом. Заруби себе на носу, что до тех пор, пока ты не расскажешь о своих связях с этим человеком, ты не выйдешь из Ташкапу! А до того мы используем все средства, чтобы заставить тебя говорить…
Старик поставил чашку на стол, вытер рот.
– Это тюрьма, а не баня, голубчик, – сказал он, пожевав губами. – Я знаком с твоим отцом вот уже тридцать лет, и у меня в голове не укладывается, как это ты очутился здесь.
– Я уж не говорю о том, что ты болтаешь по всему городу что не надо, – заговорил снова Айдер-бег, припомнив неприятный разговор во время обеда у Аргиряди. – Везде свои законы. У них – свои, у нас – свои. Это видит каждый разумный человек. – Он мрачно усмехнулся. – А тех, кто не видит, мы подымаем повыше, чтоб увидели. – И он красноречивым жестом обхватил ладонью шею.
Павел горько усмехнулся.
– Господин Айдер, – он посмотрел на турка, – вы проделали эту процедуру со столькими людьми, что вам не составит труда проделать ее еще с одним…
Айдер-бег сжал губы.
– Слушай, – произнес он, подходя к столу, – не воображай, что мы будем разговаривать с тобой, как за чашкой кофе. Можем повести разговор и по-другому. – Голос его стал жестким. – Я вызвал тебя не для того, чтобы ты нас учил уму-разуму. Я спрашиваю: с каких пор и откуда ты знаешь человека, с которым вы были вместе в переулке суконщиков?…
– Я не знаю никакого человека, – ответил Павел, – и как бы вы ни повели разговор, повторю то же самое.
Лицо Айдер-бега посерело: все иноверцы – подлецы, даже когда живут лучше мусульман, сидя на хлебах у падишаха! И поэтому их нужно истребить всех до одного! И даже их семя! Он схватил со стола кожаный ремень с тяжелой пряжкой.
– Кто тебе сказал, собака, что придется повторять! – крикнул он и, замахнувшись, хлестнул Павла ремнем по лицу.
Удар пряжкой пришелся по губам, и сквозь пронзительную боль Данов ощутил вкус крови во рту. К счастью, очки не разбились. Подняв руку, он снял их и зажал в ладони. Потом холодно и презрительно посмотрел на турка близорукими глазами.
Побледневший от ярости Айдер-бег, тяжело дыша, расстегнул мундир.
– На! – взяв со стола, он протянул Данову мелко исписанный лист. – Прочти и запомни: если будешь молчать, произойдет то, что здесь написано. Ты не какой-нибудь неуч, тебе известно, какое сейчас время и что означает военный суд.
Павел надел очки и стал внимательно читать. Это был приговор Пловдивского военного суда, согласно которому он, Димитр Дончев и еще двое человек, которых он не знал, осуждались на смерть за укрывательство оружия. Прочтя, он не поднял головы, делая вид, что еще читает; в то же время мысль его лихорадочно работала.
Пока определенно ясно лишь одно: оружие найдено. Имя Дончева известно им, вероятно, по словам Апостолидиса, а упоминание в приговоре двух незнакомых имен и использование нечетких аргументов свидетельствуют скорее всего о том, что это фиктивный документ и что Дончеву, быть может, удалось спастись.
Подняв голову, Павел посмотрел на Айдер-бега и сухо произнес:
– Я не представал ни перед каким судом, а названные здесь лица мне абсолютно незнакомы…
– Ах вот как? – поднял брови Айдер-бег. Потом хлопнул в ладоши.
Боковая дверь открылась. На пороге появился Дончев, изменившийся до неузнаваемости. Лицо его посинело от кровоподтеков. Один глаз заплыл и был закрыт. Вид Дончева был страшен. Его сопровождал турок. Когда они переступили порог, турок толкнул Дончева на середину комнаты. Тот устоял на ногах, потом медленно повернулся к Айдер-бегу.
Лицо Дончева ничего не выражало, ни один мускул не дрогнул на нем. Данов догадался, что это сейчас самое важное. Дончев не сказал ничего.
Подойдя к Дончеву, Айдер-бег грубо повернул его лицо к Данову и спросил:
– Ты знаешь этого человека?
Взгляд Дончева остановился на Павле.
– Нет, – покачал он головой. – Я никогда раньше его не видел.
– Никогда, а? – желчно усмехнулся Айдер-бег и ударил Дончева по лицу. – Пусть и он посмотрит на тебя, – продолжал турок, возвращаясь к столу, – пусть хорошенько тебя запомнит. Это сейчас очень ему пригодится…
За спиной Данова хлопнула дверь.
– Ваше превосходительство, – услышал он голос поручика, – правитель просит вас немедленно явиться в мютесарифство.
Айдер-бег бросил ремень на стол и молча обменялся взглядом со стариком.
– Пока уведите их! – приказал он.
Дончева вытолкали из комнаты. Айдер-бег медленно приблизился к Данову и процедил сквозь зубы:
– Подумай хорошенько, Даноолу… Если у человека есть глаза, не нужно много ума, чтобы кое-что понять. У тебя еще есть время, подумай…
Офицер вывел Данова.
В коридоре возле горящего на стене факела стоял Дончев. Два стражника, присев на корточки, заковывали его ноги в кандалы. Здоровый глаз Дончева смотрел напряженно, излучая какой-то необыкновенный свет.
Пока офицер закрывал за собой дверь, Павел успел обернуться к Димитру.
Дончев кинул на него быстрый взгляд, и его запекшиеся губы беззвучно, но совсем явственно промолвили:
– Плевен пал…
В это мгновение турок повернулся и толкнул Данова вперед.
«Плевен пал…» – повторял мысленно Павел, сглатывая кровь. Эти два слова будто осветили мрачные своды турецкой тюрьмы, и в их сиянии исчезли, растворились полусонные часовые в коридорах, тусклый свет факелов и пышущее злобой лицо Айдер-бега.
Войдя в камеру, Павел снял пиджак.
– Плевен пал… – произнес он вслух, словно желая увериться в истинности этих слов.
Он сел на постель. Руки у него дрожали. Он посмотрел на них. Когда-то ему казалось, что стоицизм и хладнокровие – это качества настоящего человека.
Он встал и подошел к окошку. На него повеяло ночным холодом. Кусочек неба, видневшийся сквозь прутья решетки, уже начал сереть.
Павел жадно глядел на этот медленный и мучительный рассвет. И неожиданно подумал: на этом свете нет ничего божественнее рождения нового дня.
11
Бои за Плевен начались 8 июля атакой русских войск против окопавшейся в крепости тридцатитысячной армии Осман-паши и закончились туманным утром 28 ноября безоговорочной капитуляцией этой армии.
По ожесточенности и масштабам сражений это была наиболее значительная операция Дунайской армии. А вместе с тем и поводом для активной политической и дипломатической деятельности летом и осенью 1877 года.
Осуществив перегруппировку своих войск возле Плевена и отняв у Сулейман-паши возможность перейти через Балканские перевалы, русское командование предприняло в последние два дня августа мощную атаку на плевенские позиции. Однако к вечеру 31 августа итоги боя оказались весьма неутешительными. Был захвачен лишь редут у Гривицы. Войска Осман-паши почти повсюду удержали свои позиции. В жестоком сражении пали тринадцать тысяч русских и три тысячи румынских солдат. Потери турок не превышали трех тысяч человек.
1 сентября в кабинете Александра II состоялся большой военный совет. Все были угнетены огромными потерями. Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич предложил даже отвести войска от плевенских редутов и развивать наступление вдоль Дуная. Выдвигались различные доводы, проводились аналогии.
Постепенно, однако, здравый разум взял верх. Каждому стало ясно, что Плевен – не просто сложная тактическая задача, а ключ к победе в войне и отсюда – к международному влиянию России на десятилетия вперед. Волею обстоятельств крепость превратилась в решающий козырь в политической стратегии Европы.
Именно поэтому уже поздним вечером совет принял решение: перейти к полному окружению Плевена с последующей продолжительной осадой и подготовкой окончательного удара.
С этой целью ряды Дунайской армии были пополнены новыми 120 000 солдат. Таким образом, к началу ноября численность русских войск в Северной Болгарии составляла свыше 380 000 человек. План осады Плевена разработал лично Тотлебен. Создан был и новый Западный отряд под командованием неутомимого Иосифа Владимировича Гурко. Именно этот отряд захватил одно за другим укрепления западнее города, плотно сомкнул кольцо осады и дошел до Этрополе и Орхане, подготовив тем самым свой будущий победоносный переход через Балканы.
Оказавший упорное сопротивление, но лишенный каких бы то ни было возможностей, Осман-паша, исчерпав до конца все резервы, капитулировал вместе со всей своей армией при попытке осуществить спасительный прорыв в юго-западном направлении.
Это положило конец мучительному застою в ходе войны, так же как и всем попыткам политического вмешательства в нее.
Весть о падении Плевена полетела на юг вместе с первыми снежными хлопьями и пронеслась над притихшей в ожидании, еще порабощенной землей как предвестница долгожданного радостного праздника.
Спустя две недели Рабухин вернулся из Карлово. Ему удалось связаться с русским командованием. На обратном пути он встретился в Пловдиве и с Иличем.
– Похоже, что после падения Плевена, – сказал он, – турки оставят линию Русе-Шумен и сосредоточат все силы, чтобы воспрепятствовать переходу русских через Стара-Планину.
– Вы думаете, что русские перейдут горы сейчас, зимой? – спросил Грозев.
Немного помолчав, Рабухин ответил:
– Вполне вероятно…
Он сел на постель и, осторожно вынимая какие-то бумаги из-под подкладки пиджака, продолжал:
– Во-первых, наше командование быстро провело перегруппировку войск. Это свидетельствует отнюдь не о зимнем покое. – Положив бумаги под подушку, он посмотрел Грозеву в глаза. – Во-вторых, то, из-за чего меня вызвали в Карлово, говорит о многом. Полковник Артамонов лично интересуется планами обороны Фракии и особенно Пловдива. Турки решили организовать мощную оборону Пловдива, Одрина и Константинополя, даже если нам удастся перейти через Балканы. Цель этого – вынудить нас пойти на переговоры о перемирии.
– А вы считаете, – вскочил возбужденно Грозев, – что, перейдя через Стара-Планину, русские согласятся начать переговоры о перемирии?
– Если турки создадут новые оборонительные пояса и это будет угрожать затягиванием войны, я допускаю такую возможность… Именно поэтому в генеральном штабе в Константинополе разработан подробный план румелийского оборонительного фронта.
– И все же, – заметил Грозев, – мне кажется, что, вступив и в Южную Болгарию, русские не пошли бы на перемирие…
Рабухин улыбнулся.
– Вы неважно разбираетесь в законах войны, – сказал он, покачав головой. – Не забывайте, что мы находимся в тысячах верст от России, и это играет огромную роль в любом отношении.
– Вы думаете, что турки могут организовать стабильную оборону во Фракии?
– Может быть, если успеют перебросить войска с северо-восточного фронта и получить новые подкрепления из Азии. Вероятно, именно такова дислокация по плану румелийской обороны.
Помолчав, он медленно произнес:
– Сейчас самое важное для нас – добраться до этого плана…
– Может, нам на помощь придет Илич? – Грозев вопросительно посмотрел на Рабухина.
– Я говорил с ним об этом, – отозвался русский. – В официальных документах и в дипломатической почте не упоминается о таком плане. Пока полковник Артамонов располагает весьма скудными сведениями. Два экземпляра плана посланы главным командованием в конце октября в Пловдив, чтобы все подготовительные работы согласовывались с ним. Один хранится у Айдер-бега в секретном архиве мютесарифства, а другой взял к себе домой под расписку представитель командования в Пловдиве Амурат-бей. Последнее известно мне от Илича, который узнал об этом совсем случайно.
– Как? – поинтересовался Грозев.
– Из разговора Амурат-бея с Адельбургом в канцелярии консульства.
– Но это означает, что консулу известно содержание плана.
Рабухин отрицательно покачал головой.
– Просто Амурат-бей говорил об опасности пожаров в государственных учреждениях и заметил, что хранит у себя дома один экземпляр наиболее секретных документов.
Грозев умолк, погрузившись в размышления.
– И вы думаете, что это подробный план, включающий всю схему обороны к югу от Стара-Планины? – спросил наконец он.
– Несомненно, – кивнул Рабухин, – это план, о котором известно, что разрабатывался он в течение нескольких месяцев под специальным руководством начальника артиллерии Рашид-паши и командующего инженерным корпусом Мехмед-паши. Или, если необходимо представить вам этих людей под их настоящими именами, – под руководством прусского генерала на турецкой службе Штрекера и генерала Блюма.
– И вы уверены, что один экземпляр плана находится в доме Амурат-бея?
– Да, потому что об этом было сказано совсем случайно, в непринужденной беседе. А такие беседы – самые надежные источники получения секретных сведений.
Немного помолчав, Рабухин продолжал:
– Я попросил Илича разузнать подробности о доме, где живет Амурат-бей, но он сказал, что это какое-то отдельное крыло здания, находящееся под усиленной охраной. Даже если организовать внезапное нападение, используя группу подготовленных людей, почти невозможно проникнуть в дом. К тому же в данном случае такое нападение исключено.
Прислонясь к оконному косяку, Грозев молчал.
– Анатолий Александрович, – медленно проговорил он, – Я попытаюсь узнать все подробно.
– Откуда? – с недоумением взглянул на него Рабухин.
– Из очень надежного источника, – произнес все так же задумчиво Грозев. – Завтра вечером мы будем знать, какие существуют возможности.
Засунув руки в карманы пиджака, Рабухин прошелся взад-вперед по комнате, потом остановился и сказал:
– Если нам удастся заполучить этот план, с военной точки зрения это будет нашим самым крупным успехом здесь…
Потом они снова заговорили о падении Плевена, о вероятности зимнего наступления через горы, о возможных местах введения войск во Фракию, о том, когда, в зависимости от успешных операций, кончится война.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53