Или ему на это наплевать?
– Думаю, даже ваш прославленный шарм не в состоянии расшевелить мою жену, Вейл, – сказал Денби.
По мнению Люсинды, шарма в герцоге было столько же, сколько в гадюке.
Денби посмотрел на нее:
– Единственное, что ее интересует, – это очередная еда, но вы можете попытаться.
– С нетерпением буду ждать, когда мне представится возможность сделать попытку, – прошептал Вейл, с ног до головы окинув взглядом Люсинду.
В последнее время ей стало казаться, что Денби будет счастлив любой ценой избавиться от нее. Будь он проклят. И будь, проклят герцог. Она не даст себя запугать двум закоренелым негодяям. Люсинда поднялась.
Денби отступил, чтобы не столкнуться с ней, и она подавила торжествующую улыбку. Но ведь все это бравада с ее стороны, попытка спасти лицо, толку от этого никакого не будет. Она должна что-то придумать.
– Прошу меня извинить, джентльмены, – сказала Люсинда, – но у меня много дел, поскольку я должна приготовиться к поездке в Суссекс.
Денби уставился на нее, прищурившись, и она попыталась не съежиться.
– Я присоединюсь к вам на улице, Вейл. Мне нужно кое-что сказать жене.
Герцог стоял в нерешительности. Что-то мелькнуло на его бесстрастном лице – то ли сожаление, то ли нетерпение. Он поклонился с томной грацией.
– Прощайте, леди Денби. Не задерживайтесь, Денби. Мой грум терпеть не может, когда лошади слишком долго стоят на улице. – С этими словами герцог вышел.
Зачем Денби понадобилось поговорить с ней? Она согласилась сделать так, как он хотел.
Люсинда сжала в кулаки руки, опущенные по бокам, вздернула подбородок и выдержала его взгляд.
От звука захлопнувшейся парадной двери Денби очнулся. Он положил руку ей на плечо. Она попыталась не вздрогнуть, но поняла, что ей это не удалось, когда его пальцы впились в нее.
– Я вам не верю. – Его тихий голос испугал ее больше, чем крик.
– Я никогда не давала вам ни малейшего повода не доверять мне, в отличие от вас.
– Поступай вы так, как вам говорят, этого никогда не случилось бы. – Он все сильнее давил ей на ключицу, напоминая, что он сильнее и поэтому всегда выигрывает. – Вы распорядитесь относительно завтрашнего дня.
– Хорошо, Денби. Он тряхнул ее.
– И не думайте о том, чтобы сбежать к вашей драгоценной семейке, Люсинда. Вы должны подчиняться мне. Если Вейл будет доволен, он проиграет в фараон. Так бывает всегда. А поскольку банкометом буду я, это поможет мне выплатить некоторые мои проигрыши. Вы будете делать все, чтобы доставить ему удовольствие. Вы меня понимаете? Все. Итак? – отрывисто спросил он.
– Да, – прошептала Люсинда. – Я понимаю.
– Так вы поможете мне, одолжив деньги из вашего дохода за этот месяц?
Не так она глупа, чтобы согласиться на это. Никогда больше. Нет, если она не хочет, чтобы у их дверей появился бейлиф. Даже если бы она отдала Денби все до последнего пенни, чтобы избавиться от него, он пошлет за ней, как только проиграет в карты. Она отвела глаза, опасаясь, как бы он не увидел по ее лицу, что она лжет.
– Я оплатила из них счета, в том, числе и счета от вашего портного, заплатила жалованье слугам. – Она снова перевела взгляд на его красивое лицо. – И купила вот это платье.
– Что заставило вас выбрать такой отвратительный цвет? – Его пальцы еще сильнее впились ей в плечо, точно когти. – Ради Бога, не оплачивайте больше никаких счетов, не спросив у меня.
– Мы разоримся.
– Вот как? – Он рассмеялся. – Неужели вы думаете, что ваш отец позволит своей драгоценной дочери голодать?
– Денби, если у вас финансовые проблемы, существуют иные способы разрешить их, не обязательно карточные игры. Даже небольшие суммы, если их вложить во что-то с толком, принесут хорошую прибыль. Я могла бы помочь вам, как помогала отцу.
– От вас, моя дорогая, никакой пользы, разве что вы произведете на свет наследника графа Денби.
«Бесплодна». Это слово повисло между ними, холодное, тяжелое и пустое. Боевой дух покинул ее, и она осталась безвольной и совершенно измученной. Она не могла сделать то единственное, чего ей хотелось больше всего на свете. Она испробовала все средства: пила травы, лежала в постели целыми днями, – ничто не помогало. Как женщина она потерпела поражение.
Он выпустил ее плечо, и она стала тереть ноющее место.
На лице его выразилось сожаление.
– Я сделал вам больно? – Он провел костяшками пальцев по ее ключице. – Я не хотел. Иногда вы так сердите меня, что я сам не ведаю, что творю.
– Это не имеет значения.
– Встряхнитесь, Люсинда. Посвятите завтрашний день сборам. Я полагаюсь на вас. – Он пошел к двери. Положив руку на дверную ручку, он обернулся и сверкнул своей удивительной улыбкой. – Я скажу повару, что вы вернулись к своей прежней диете. Желаю хорошо провести вечер, жена. Увидимся утром. – И, помахав ей рукой, он исчез за дверью.
Будь он проклят. Как ей хочется свернуть ему шею! Люсинда уставилась на блестящую белую дверь. С таким же успехом это могли быть прутья клетки. Ей придется поехать в Денби-Холл и развлекать его друзей-повес, выбора у нее нет. Потом опустилась в кресло, из которого недавно поднялась, и закрыла лицо руками.
На самом ли деле ее замужество потерпело крах по ее вине? Она пыталась нравиться мужу, хотела сделать его счастливым, стремилась снискать его любовь. Но он презирал ее, и не только потому, что она не может подарить ему наследника. Она ему не нравится. Быть может, если бы она родила ребенка в первый год их супружеской жизни, все было бы иначе. Ей страстно хотелось держать в руках младенца. Она любила малышей и надеялась, что у нее будет большая семья, как у ее родителей. Но надежды ее не сбылись.
Как может она поехать в Денби-Холл и подвергаться там позору, который Вейл описал в таких заманчивых подробностях? Но не поехать она не может. Если бы она обратилась к родителям, и они попытались бы вмешаться в ее семейную жизнь, разразился бы скандал, который погубил бы шансы ее младших сестер на удачное замужество. Люсинде казалось, что крылья у нее подрезаны, как у сидящих в клетке коноплянок, которых она видела на ярмарке в детстве. Даже если она пролезет сквозь прутья, полететь все равно не сможет.
Или сможет? Неужели у нее на самом деле нет выбора? Она протянула руку к ридикюлю, чтобы достать носовой платок, и уставилась на клочок ткани, обшитый: кружевом, один из шести штук, Которые она подрубала, когда была еще ребенком. Старательно вышитое «Л», увитое крошечными сердечками, все еще ждало начальной буквы имени ее мужа. Ее родители были настолько ослеплены, когда красавец Денби сделал предложение Люсинде, что та приняла это предложение без малейших колебаний. Но по какой-то причине она никогда не чувствовала желания закончить вышивку. Не было ли это дурным предзнаменованием?
«Возьми себя в руки, милая, – говорила себе Люсинда, – что пользы хандрить?» Она промокнула глаза платочком, высморкалась, сделала глубокий вдох, втянула в себя воздух и поняла, что приняла решение. Она ни за что не поедет в Денби-Холл.
Ключица, на которую давил Денби, снова заныла. Люсинда принялась растирать ее. Она придумывала различные варианты спасения и пришла к выводу, что надо бежать. Другого выхода нет.
Хьюго, капитан, лорд Уонстед, сердито смотрел на седеющий затылок военного врача, который ковырялся в его ране на левом бедре.
– Придется оперировать? Что вы хотите этим сказать? Операцию мне уже делали.
– Боюсь, милорд, там остался осколок. Его нужно извлечь, иначе придется ампутировать ногу.
По спине у Хьюго пробежал холодок.
– Нет, черт побери. Я не хочу потерять ногу.
Равно как он не хотел болтаться в Лиссабоне в этом импровизированном госпитале, устроенном в закутке какого-то монастыря. Когда человеку нечего делать, его посещают ненужные мысли.
Он заерзал на койке. То голова у него наклонялась под неудобным углом к стене, то нога свисала с конца койки.
– А нельзя ли подождать с операцией до моего возвращения в Англию? – Англия. Меньше всего ему хотелось бы отправиться в Англию, но он был последним в своем роду, и у него не было выбора. Новоиспеченный виконт Уэллсли настаивал, и Хьюго неохотно согласился. Краснощекий хирург поднял кустистые брови.
– Вы говорите о поездке по морю, сэр. Если этот осколок сдвинется с места, он может закупорить артерию. В таком случае вы потеряете не ногу, а жизнь.
– Хорошо. Делайте, если можете сделать хоть что-то.
– Я сделаю все, что в моих силах, милорд, – сказал хирург. Он выложил свои инструменты на обшарпанный карточный стол, стоявший у кровати.
– Сколько времени пройдет, прежде чем я смогу ходить? – спросил Хьюго.
– Две недели. А возможно, и три. Все будет зависеть от того, подчинитесь ли вы моим указаниям и вылечитесь быстро или будете ими пренебрегать и отправитесь на тот свет.
Хьюго невольно усмехнулся. У этого врача была репутация одного из лучших военных хирургов, но характер у него был ужасный.
– Обещаю, что буду вести себя хорошо.
– В таком случае обещаю поставить вас на ноги через две недели.
Врач протянул ему бутылку бренди:
– Выпейте. Это поможет вам выдержать боль и шок. – Он отступил немного и смерил Хьюго оценивающим взглядом. – Выпейте всю бутылку – при вашей комплекции меньшей дозой не обойтись. – Он пошел, тяжело ступая, к двери и, высунув голову наружу, крикнул: – Ординарец, прислать мне троих, чтобы держать пациента!
Хьюго знал, что его ждет, после того как шарлатан-лекарь последний раз рылся в его бедре. Потребовалось три недели, чтобы оправиться после этого. Но дела у него были плохи не только из-за ноги. Ему снились страшные сны не столько из-за боли в ране, сколько из-за чувства вины в том, что он сделал. Он просыпался в поту, его била дрожь, и в конце концов он стал бояться спать. Только бренди спасало от кошмаров, приносило оцепенение.
Кто бы мог предположить, что сила духа скрывается на дне бутылки? Возможно, это была истинная причина, почему Уэллсли хотел избавиться от него.
Он сделал хороший глоток. Бренди обожгло глотку и ударило по желудку как огненный залп. Хьюго погрузился в забвение, точно влекомый зовом сирены.
В келью ввалились два рядовых пехотинца и капрал.
– Неудивительно, доктор, что вам понадобились трое, это уж точно, – заявил худощавый вожак, ирландец. – Я не видал такого крупного быка, как этот капитан, за все мои годы в Португалии, это точно. – Он непристойно подмигнул. – Жаль бедных девчонок, если ваш Том такой же большой, как вы сами, сэр.
Все рассмеялись.
Не было на свете человека, который не задавался бы этим вопросом. Дураки, ублюдки. И началось это, еще когда ему было двенадцать лет.
– Держите свои страдания при себе, солдат, – язвительно сказал он, бросив взгляд туда, где простыня прикрывала его пах. – Бык может взревновать. – Он перевел взгляд на хирурга: – Давайте начинать, а?
Хирург подал ему скрученную полоску кожи:
– Держите это в зубах.
При мысли о том, что его ждет, у него перехватило дыхание. Хьюго стиснул зубами полоску кожи, сжал челюсти, закрыл глаза. Грубые руки схватили его за плечи, за ноги, за ступни. Он ощутил мускусный запах пота и кислую вонь страха. От кого это так разит – от него или от них? Наверное, ото всех.
– Готовы? – спросил хирург.
Он кивнул и проклял свою судьбу. Последний выстрел в тот день убил не того, кого нужно.
Глава 2
Часы у подножия лестницы пробили два. Люсинда, забившаяся под одеяло, слушала этот бой, раздающийся в тишине. Денби все еще не вернулся. Возможно, он останется ночевать сегодня у своей любовницы. Вряд ли, ведь утром они уезжают. Сердце у нее сильно забилось при мысли о саквояже, спрятанном под кроватью. Она упаковала его, чтобы взять с собой в карету, а горничная сложила сундуки, которые поедут отдельно.
Она напряженно вслушивалась, не приехал ли Денби, но слышала только собственное осторожное дыхание. В висках у нее пульсировало с частотой один удар в секунду. Часы пробили четверть. Карета прогрохотала по булыжникам в ночной тишине и остановилась. Хлопнула входная дверь. Сердце у нее упало. Денби вернулся.
Ей захотелось зарыться в одеяло или вскочить. Застыв, она слушала, как муж поднимается по лестнице и входит в свою комнату, как что-то говорит его камердинер, помогая ему приготовиться ко сну.
Она рассеянно потерла кожу на ключице. Захочет ли он осуществить сегодня свои супружеские права? Он часто делал это, когда бывал пьян. Но это не имеет значения. Он ни за что не заглянет под кровать. А что, если он ударится ногой о саквояж или запутается в ее спрятанной одежде?
Люсинда вскочила с кровати, все проверила. Из-под кровати ничего не торчало. Тяжело дыша, она торопливо залезла под одеяло, разгладила его.
Звуки в соседней комнате постепенно стихли. Из коридора доносились шаги камердинера. Люсинда ждала. «Пожалуйста, не входи сюда сегодня».
В доме снова воцарилась кошмарная тишина, когда слышно только тиканье часов и потрескивание балок. Случайный порыв ветра потряс окна. Ничего необычного, а потом… послышалось тихое похрапывание. Она разжала кулаки, которыми сжимала простыни, выскользнула из кровати, остановилась, прислушалась, впиваясь пальцами ног в толстый ворс ковра. Никаких нежелательных звуков не доносилось из его комнаты, и она пошарила под кроватью в поисках дорожного платья и плаща.
По телу ее бегали мурашки, когда она стянула с себя ночную рубашку и надела сорочку и корсет. Затем надела простое серое платье, завязала тесемки и заколола булавки со всей быстротой, на которую были способны ее дрожащие пальцы. Люсинда достала саквояж, в нем лежало несколько вещей, которые ей было под силу унести.
Под звуки мужниного храпа она окинула взглядом комнату. Когда Люсинда поселилась здесь, комната была красиво убрана в кремовых и белых тонах – такой она и осталась. Люсинда ничего здесь не меняла – ни картин, ни ценных украшений. Денби не выносил беспорядка. И поскольку он входил сюда когда хотел, она не чувствовала себя в этой комнате уютно и не желала сделать ее своей.
Расправив плечи, она накинула шерстяной, коричневый плащ и натянула на голову капюшон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34