– Если мы собираемся посмотреть на луг и вовремя вернуться на собрание, нам нужно поторопиться.
И снова на ней остановился его дразнящий взгляд, который так взволновал ее в среду.
– Позвольте, я помогу вам.
Обдумывая его намерение, она и представить себе не могла, что он может поднять ее так высоко, пока он не обхватил ее руками за талию, и она не взлетела вверх. При этом она ощутила себя необыкновенно женственной. Она положила руки на его широкие плечи и почувствовала, как под пальцами у нее перекатываются мускулы. Люсинда сразу же забыла о прошлом, об ошибках, о боли. И улыбнулась ему.
Он подмигнул ей, и она вспыхнула.
Уонстед усадил ее на сиденье и поморщился от боли. Люсинда смотрела, как он обходит коляску. Он явно не пьян. Но двигается как-то неловко, прихрамывая. Он человек гордый и наверняка скрывает последствия полученных ран.
Уонстед сел рядом с ней и взялся за поводья.
– Ваша рана все еще беспокоит вас? – спросила Люсинда.
Уонстед пришел в замешательство. Он вывел коляску с лужайки, пустил лошадей быстрым шагом и сделал вид, будто это не стоило ему никакого труда. Когда-то она наблюдала, как Джеффри учится обращаться с поводьями, и сама попыталась править лошадью, поэтому не могла не восхищаться его искусством.
Экипаж свернул на дорогу, которая шла вдоль стены Грейнджа с одной стороны и зеленой изгородью с другой и вела к Блендону. Люсинда старалась не обращать внимания на крепкое мускулистое бедро рядом с собой, на широкие плечи, занимавшие слишком много места, на лимонный запах его мыла, от которого мысли у нее в голове путались, а внутренности превращались в кашеобразное варево.
– Она беспокоит вас? – снова спросила Люсинда. – Ваша рана?
Уонстед пожал плечами.
– В сырую погоду причиняет множество неудобств, – ответил он. – Или если я долго сижу без движения.
И, конечно же, эта рана причинила ему боль, когда он поднял особу весом с пони, хотя был слишком любезен, чтобы признаться в этом. Может быть, именно из-за раны он то и дело спотыкается? А вовсе не из-за бренди?
– Вам следовало бы обратиться за советом к доктору.
– Это касается только меня, миссис Грэм. – Взгляд его снова стал холодным.
– А разве только вас касается, что вы появляетесь у дома, где живет незамужняя женщина? Разве только вас касается, что вы разъезжаете с ней по окрестностям в экипаже, который молодые люди в Лондоне, насколько мне известно, называют «убийцей дамских репутаций»? И, тем не менее, вы этим занимаетесь.
– А вам многое известно из того, что говорят молодые люди в Лондоне?
Снова осторожное прощупывание. Снова он приблизился к ее оборонительным сооружениям, чтобы избежать ее вопросов.
– Даже до жителей севера доходят рассказы о великой столице. – Когда ее братья повзрослели, они только об этом и говорили.
– Пожалуй. Но от кого вы все это слышали?
– От мужа.
Она напомнила ему о своем положении вдовы, и это явно было для него шахом и матом. Она припрятала это наблюдение про запас и откинулась назад, на пружинистую спинку сиденья, наслаждаясь солнечным теплом на лице и втягивая в себя воздух, пропитанный запахом свежескошенной травы и сладкого клевера. Легкий ветерок шевелил пенистую листву дикой петрушки, в изобилии растущей вдоль обочины дороги. В зеленой изгороди распевали черные дрозды и чирикали воробьи.
Уонстед свернул с большака и поехал по проселку. Плети ежевики тянулись к ним, царапая борта экипажа, сквозь арки из березовых ветвей на тенистую дорожку падали золотистые лучи.
– Как красиво, – сказала Люсинда. – Куда ведет эта дорога?
– Увидите.
– Разумеется. Но мне хотелось бы знать, куда я еду.
– Зачем?
– Вы сказали, что это недалеко от деревни, но мы, судя по всему, едем в другом направлении.
– Склонна к подозрительности и любит командовать, – пробормотал он.
– Прошу прощения?
– Я сказал, что вы не только склонны к подозрительности, но и любите командовать в курятнике. – Он искоса посмотрел на нее, словно хотел узнать ее реакцию, но блеск в его глазах лишил его слова колкости.
Люсинда не сразу нашлась с ответом. Неожиданно лошади остановились в тупике, с трех сторон окруженном деревьями. Где-то вдали слышались звуки бегущей воды.
– Доехать в коляске можно только до этого места, – сказал он. – Дальше придется идти пешком.
Она ухватилась за его последние слова:
– Уверена, земля слишком сырая, чтобы идти пешком.
– Вздор. – Голос его прозвучал слишком самодовольно, и она сердито посмотрела на него, когда он помогал ей сойти на землю. Он держал ее в своих объятиях не дольше, чем требовалось, чтобы поставить на ноги, но когда отпустил, жар его рук остался на ее теле, которое когда-то страшилось мужских прикосновений, а теперь сожалело о том, что прикосновения эти кончились слишком быстро. Потрясающе приятное ощущение; ощущение, на котором ей не следовало бы зацикливаться.
Он пошарил под сиденьем, вытащил оттуда корзину с крышкой и что-то похожее на свернутый тент.
Она нахмурилась.
– Что это, сэр?
– Мне бы не хотелось, чтобы вы пропустили ленч.
Она росла с четырьмя братьями, и этот взгляд не одурачил ее. Несмотря на ее попытки держаться равнодушно, он ощущал ее реакцию на него, как и она, сама, и решил довести ее до крайности.
Люсинда едва удержалась, чтобы не посмеяться над его дерзким маневром.
– Земля слишком сырая, чтобы есть на открытом воздухе.
Он взмахнул тючком, который держал в руке.
– Здесь подстилка и одеяло. – Его глаза снова озорно блеснули. Он был совершенно уверен, что выиграл. – Способ, которому я научился в Испании. Когда спишь на голой земле, к утру все у тебя затекает и ноет.
– Представляю. Он рассмеялся.
– Большую часть времени мы стояли на постое у горожан.
– Да, мой бра… Том писал мне о том, как плохо бывает на постое, особенно если до этого в доме уже стояли французы.
Он, кажется, не заметил ее обмолвки.
– Он так писал? Значит, вы лучше осведомлены обо всем этом, чем большая часть англичан. Они, судя по всему, полагают, что война – это великолепное приключение.
– У меня на сей счет, нет никаких иллюзий.
Он с отвращением прошипел сквозь зубы:
– Черт бы побрал мой болтливый язык.
Он выглядел таким несчастным, что Люсинда невольно кивнула.
– Не хотите ли опереться о мою руку?
Люсинде показалось, будто солнце исчезло за облаками, которые плыли по небу. Внутренний голос твердил ей, что это к лучшему, но сердце у нее слегка сжалось. Это нужно прекратить. Ей хочется, чтобы все было иначе, но это не имеет значения – ей нечего предложить этому человеку, да и вообще кому бы то ни было.
– Я сама, благодарю вас.
Идя следом за ним, Люсинда перелезла по ступенькам через ограду и пошла по тропинке, огибающей заросли березы и лещины.
Деревья кончились, и открылся пейзаж, который она, когда была моложе, назвала бы волшебным. Перед ними простиралась луговина, поросшая изумрудной травой. С одной стороны эта луговина была ограничена говорливой речушкой, от дороги ее отгораживали деревья. Деревянный мостик со сплетенными рогожкой поручнями вел через поток к построенному в романском стиле летнему домику.
– Ода, – произнесла Люсинда. – Здесь великолепно. У деревьев, можно будет расставить палатки. Вон там устроить игры, – ну, знаете, бег парами, «яйцо и ложка» и все прочее для детей.
Услышав, что он резко втянул в себя воздух и чертыхнулся, Люсинда посмотрела на него и была поражена гримасой боли, исказившей его лицо.
– Прошу прощения. Я болтаю, а ваша нога причиняет вам страдания. Позвольте, я понесу что-нибудь из вещей.
– Из вещей? – На мгновение он пришел в замешательство, а потом опустил тючок и корзину на землю. – Простите. Что вы сказали?
Должно быть, он снова повредил ногу. Поскольку не хотел говорить на эту тему.
– Я просто восхищалась красотой этого места, прикидывая, где мы разместим палатки и устроим игры.
– Их можно разместить вон там, – сказал Уонстед; лицо его снова стало непроницаемым. – Много тени и достаточно далеко от реки, чтобы никто не свалился в воду.
– Нам понадобится навес на случай дождя. Нехорошо, если в эль попадет вода.
Напряженные складки вокруг его рта исчезли.
– А если будет жарко, кто-то из молодых, возможно, захочет искупаться. – Он округлил глаза и покачал головой. – Нет, это плохая идея.
Уонстед имеет в виду их одежду. Люсинда с трудом сдержала смех.
– Согласна. Но что нам понадобится, так это веревка, натянутая от одного берега до другого. Что скажете насчет состязаний – Грейндж против Холла?
– Пожалуй, – произнес он с сомнением. – Вряд ли Джевене или старый Альберт годятся для этого, а Дрейбет, насколько мне известно, работает теперь на конюшне.
– Человек вашего телосложения мог бы один составить целую команду.
– Эй, попрошу не насмехаться над теми, у кого не хватило ума, вовремя перестать расти.
– Но вы правы, – продолжала Люсинда. – Из мистера Брауна и Трента получилась бы хорошая команда.
Люсинда прошла по периметру, отмечая удобства то одного, то другого места. Лорд Уонстед следовал за ней. Он наклонился, сорвал травинку, натянул ее между пальцами и дунул. Раздался громкий и довольно грубый звук.
– Не очень-то музыкально, – сказала Люсинда.
Он проделал все во второй раз, звук стал более громким и долгим, и, наконец, ему удалось добиться того, что бы звук походил на побудку, при этом забавно раздувал щеки.
Люсинда рассмеялась и не могла остановиться. Она зажала руками уши.
– Прекратите сию же минуту, иначе я… Он посмотрел на нее с надеждой.
– Съедите весь ленч?
Тут в животе у Люсинды заурчало.
– Ленч так ленч.
– Слава Богу, – пылко проговорил Уонстед. – Я бы не посмел посмотреть в глаза миссис Хобб, если бы привез всю еду обратно.
Люсинда посерьезнела. Неужели все в деревне узнают об этом пикнике?
– Мы будем, есть под дубом. Там трава посуше, – сказал лорд Уонстед. Он оглянулся. – Но может быть, вы предпочитаете другое место?
– Лучшего места не найти.
Уонстед разложил подстилку и одеяло, поставил корзину в одном углу и взмахнул рукой.
– Прошу вас, садитесь.
Люсинда опустилась на колени на краешек одеяла. В столь маленькой деревне пикник в лесу с холостым мужчиной может вызвать настоящий скандал. И хотя она вдова, ее репутация может пострадать так же, как и у незамужней барышни. Ах, если бы она действительно была вдовой.
Уонстед сел рядом с ней и поднял крышку корзины.
– Интересно, что у нас здесь? Вино. Хлеб, сыр, холодный ростбиф. Два пирожных. Пикули. Яблоки и изюм.
Корзина казалась бездонной. Миссис Хобб плохо считает, но готовит великолепно.
– Она, видимо, решила, что в пикнике будут участвовать несколько человек.
– Вода, – сказал он, вынимая флягу и ставя рядом с Люсиндой. Потом поднял бутылку. – Вина?
– Мне, пожалуйста, воды.
Он открыл флягу. Люсинда вынула два толстых оловянных бокала и подала ему. Он наполнил один и вернул ей.
Пальцы их соприкоснулись. Люсинда, как всегда, отреагировала на прикосновение. Она ничего не могла с собой поделать. Ее влекло к этому мужчине.
– Позвольте, я передам вам булочку и кусок ростбифа, – предложила Люсинда.
– Благодарю вас.
Люсинда положила себе пирог с мясной и картофельной начинкой, приправленной пряностями, сочный и необыкновенно вкусный.
– Мм…
– Нравится, да?
Он подумает, что она отвратительно прожорлива. Люсинда положила пирог на тарелку и подняла глаза на лорда Уонстеда.
– Великолепно.
Судя по его виду, нельзя было сказать, что она вызывает у него отвращение. Скорее наоборот.
– Я попросил миссис Хобб приготовить пирог особым образом. Можно мне попробовать?
Она протянула ему кусочек.
– О да. Таким он мне и запомнился. Самый вкусный пирог в Англии.
Она собралась, было рассказать о тех пирожках, которые пекла кухарка ее матери, но вовремя спохватилась.
– Скажите, миссис Грэм, у вас было счастливое детство с пикниками и тому подобным?
На Люсинду нахлынули воспоминания. Разумеется, было, подумала она. Вспомнила мать, братьев, сестер.
Люсинда была самой старшей. Остальные мал мала меньше. Вместе с ней всего девять. Пикники, разумеется, устраивали. Люсинда очень скучала по родителям, братьям и сестрам. Она совершила огромную ошибку, покинув ту усадьбу, где каждый уголок был любим, несмотря на размеры дома. Только теперь она это осознала.
– Блаженно счастливое, – ответила Люсинда. Уонстед округлил глаза:
– Блаженно?
Она посмотрела на лужайку, чтобы избежать его пронзительного взгляда. Не наговорила ли она лишнего? Но отречься от своей семьи было бы предательством.
– Да. Блаженно счастливое. – Она собрала остатки булочек и положила в корзину.
– В таком случае я вам завидую белой завистью. – Вы?
– Это кажется вам смешным, да? – Он вздохнул.
– Вы не были счастливы в детстве?
– По крайней мере, несчастен я не был. – Уонстед нахмурился. – Мы с отцом очень походили друг на друга.
– Вот как. Это очень похоже на… – Она чуть было не сказала на Джонатана, – моего брата. – Но мама поддерживала в доме мир.
– А вы похожи на вашу матушку?
– То есть, умею ли я поддерживать мир? Нет. – Люсинде не хотелось говорить о прошлом, и она сменила тему. – Почему вы пошли служить в армию?
Он едва заметно поморщился.
– Это длинная история. А что ваш муж? Нравилась ли ему армейская жизнь? Как он перенес разлуку с вами?
– Солдат идет туда, куда ему прикажут, милорд.
– Он знал о ребенке до того, как уехал?
– Нет. Появление дочери явилось настоящим сюрпризом. – Люсинда улыбнулась. – Этот сюрприз принес много радости.
– Остается лишь удивляться вашей храбрости. Растить ребенка одной!
– Делаю что могу. – Голос ее дрогнул, и она совсем расстроилась.
– Странно, что вы не вернулись в лоно вашей счастливой семьи.
Во рту у нее пересохло. Она судорожно сглотнула.
– Все изменилось.
– Роды были легкими? – спросил Уонстед. Люсинде стало не по себе.
Господи, о чем еще он может спросить? И что отвечать?
– Не очень подходящая тема для разговора, слишком интимная, но роды были легкие.
– Вам воистину повезло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34