– Ваш ход. – Казалось, его глубокий голос чувственно ласкает ее кожу. Дрожь пробежала по ее плечам. Руки и ноги ослабели. Она с трудом дышала, ей казалось, что в комнате совсем нет воздуха. В ее женской сердцевине что-то начало пульсировать.
Это нужно прекратить. Она не вправе увлечься этим человеком. Супружество уже доказало Люсинде, что она такая же женщина, как кресло, в котором она сидит. Ей вообще не следовало прикасаться к шахматным фигурам, но раз уж она это сделала, надо побыстрее закончить партию. Стараясь не обращать внимания на устремленный на нее взгляд, Люсинда обдумывала последствия каждого возможного хода. Только один имел минимальный шанс на выигрыш. Впрочем, можно сдаться, и пусть он считает ее дурой. Но она уже знала, что не сдастся. Она или выиграет, или проиграет по-настоящему.
Она играла, как обычно, осторожно, лорд Уонстед встречал ее ходы агрессивно, но без присущего Джеффри безрассудства, что давало ей преимущество. За игрой они болтали. Она узнала о его книжных пристрастиях и выяснила, что он так же хорошо знает Шекспира, как и она. Он расспрашивал ее о спектаклях, которые она видела. Стараясь произвести впечатление, она рассказала о маленьком театре на севере, о мистере Эдмунде Кине в его лучшей роли Ричарда III и о миссис Уэстон, прославившейся в роли Порции.
Всякий раз, когда он протягивал руку, чтобы сделать ход, резкий запах его одеколона, усиленный ярко выраженным запахом мужчины, ударял ей в нос. Каждый раз, когда она ловила его взгляд, она изо всех сил старалась не обращать внимания на предательскую дрожь, зарождавшуюся в ее женской сердцевине. С каждым мгновением струна между ними натягивалась все более туго.
– Что заставило вас поселиться в этой части Англии? – спросил он.
Застигнутая врасплох таким поворотом разговора, Люсинда не сразу нашлась что ответить. Чтобы скрыть свое смущение, она сделала необдуманный ход слоном.
– Я увидела объявление о сдаче в наем этого дома в «Таймс». Звучало очень заманчиво.
– Вы храбрая женщина, миссис Грэм. – Намек на улыбку придал его суровому лицу что-то чувственное.
Она едва удержалась, чтобы не вздохнуть.
– Храбрая?
– Да. – Он наклонил голову набок. – Живете одна и не жалуетесь.
Она не удержалась и скривила губы.
– У меня почти не было выбора. Взгляд его зеленых глаз пронзил ее.
– Вы не думали о том, чтобы поехать на север, к вашему брату?
Он не забыл того, что она как-то сказала.
– Нет. Мы с ним не ладим.
Он бросил взгляд на стол в другом конце комнаты.
– К счастью для меня, полагаю.
Снова намек на улыбку, от которой останавливается сердце, и во взгляде что-то похожее на тепло.
Жар пробежал по ее венам. Сердце подпрыгнуло, потом бешено забилось. Она стиснула руки на коленях, чтобы скрыть их дрожь.
– Кажется, ваш ход, милорд.
Невероятно, но он улыбнулся, открыто, весело. Сердце ее замерло.
– Вы имеете в виду шахматы?
– А что еще я могу иметь в виду? – парировала она, презрительной усмешкой защищаясь от этого демонстрирования обаяния, прекрасно понимая, что он говорит о своих вопросах, похожих на выпады рапиры, и о ее быстром парировании этих выпадов.
Он сделал ход слоном и блокировал ее короля.
– Шах.
От этой явной дерзости у Люсинды перехватило дыхание. Она позволила ему отвлечь себя, и вот результат. Попалась. Оставалось несколько ходов, но все они вели к одному. К его победе.
Она коснулась короля, обдумывая игру.
– Очень любезно с вашей стороны, миссис Грэм, – пробормотал он.
– Вы настоящий мастер, милорд. Он поморщился.
– На Пиренейском полуострове я частенько играл в шахматы. Зимой там почти нечего делать – только охотиться или играть в карты.
– Вы не любите охоту и карты?
– О нет, я охотился. – Он хохотнул. – Когда мяса не хватало, лишний заяц превращал обычную еду в пиршество.
– Тяжелая жизнь, – сказала Люсинда, подумав о брате и его коротких письмах домой.
– Зимой не так уж и плохо, – сказал Уонстед. – Если не считать скуки. – Он указал на доску. – Поэтому я и научился прилично играть в шахматы. – В уголках его глаз показались морщинки; когда он смеялся, его глаза были неотразимы. Люсинде захотелось потрогать эти морщинки. – Но вы не можете утверждать, что вы новичок, миссис Грэм. Вы применили хорошую стратегию с вашим ферзем. Заставили меня немного поволноваться.
Его великодушие пробило новую брешь в непроницаемой стене, которая окружала ее сердце.
– Благодарю вас, милорд.
– Вероятно, я должен дать вам шанс отыграться? Дразнящий свет в его глазах вызвал еще большее смятение в ее сердце. Она не нашлась, что ответить и улыбнулась. Его глаза округлились и вспыхнули жаром, все следы угрюмости развеялись, как туман в жаркий день. Ей хотелось потянуться через стол, положить ладони на его твердый подбородок, ощутить жар его кожи, запустить пальцы в темные кудри, падающие на воротник, прижаться к нему губами. Она представила себе, как его крепкие полные губы впиваются в ее губы, и мускулы внутри у нее сжались.
Его горячий взгляд разжигал огонь у нее в крови. Ничего подобного Люсинда никогда не испытывала.
Уонстед коснулся ее подбородка. Прикосновение обожгло ее.
Сердце у нее гулко стучало. Люсинде захотелось, чтобы он ее поцеловал.
Почему? Почему он ведет себя подобным образом? Считает ее дурнушкой, которая должна быть признательна за проявленное к ней внимание?
Люсинда отодвинулась, чтобы он не мог до нее дотянуться и не мог воздействовать на реакцию ее тела.
– Мне действительно пора идти.
– Спасаетесь бегством, миссис Грэм?
– Просто у меня много дел, милорд. – Она поднялась.
Он тоже встал.
– Приходите завтра. Она покачала головой.
– Викарий устраивает собрание, чтобы обсудить организацию предстоящего праздника.
– Тогда в пятницу?
– Я не могу оставить Софию.
В его глазах плясали изумрудные искорки.
– Возьмите ее с собой.
– Это исключено. Церковные счета – совсем другое дело. Викарий подотчетен приходским чиновникам. А то, о чем вы говорите, слишком личное. Вам нужна жена, милорд.
Он напрягся и замер. Прошло довольно много времени.
– У меня была жена, миссис Грэм. Была? Значит…
– Прошу прощения, милорд, – прошептала она. – Я не знала.
– Ваше сочувствие не по адресу, миссис Грэм, уверяю вас. Это моя жена заслуживает жалости.
Люсинде стало страшно. Она не знала, что и думать. Уонстед дернул шнурок звонка и пошатнулся.
Она посмотрела на остаток бренди в графине, стоявшем у его кресла. Должно быть, он выпил все, пока она сидела с миссис Хобб. Не потому ли он ею заинтересовался, несмотря на то, что она некрасива? Но во время игры в шахматы он казался совершенно нормальным. Стоит ему протрезветь, и он будет смотреть на нее совершенно другими глазами. Хорошо, что она это поняла.
Люсинда направилась к двери.
– Прошу вас, милорд, не беспокойте вашего дворецкого. Я знаю дорогу.
Заметив, что он нахмурился, Люсинда выскользнула за дверь.
Джевенс встретил ее в холле, держа в руках ее накидку. Прежде чем он успел заговорить, дверь библиотеки широко распахнулась.
Свет падал на лорда Уонстеда сзади, и лицо его оставалось в тени. Он прислонился к дверному косяку.
– Джевенс, попросите Альберта отвезти миссис Грэм домой, а потом принесите бренди.
– В этом нет необходимости, милорд, – сказала Люсинда. – Я могу дойти пешком.
– Я знаю, что вы можете дойти пешком, но вы поедете с Альбертом.
Он удалился в свое логово и захлопнул дверь.
– Лучше сделать так, как он говорит, миссис Грэм, – сказал Джевенс и пошел, шаркая, по боковому коридору.
Глава 7
Ему нужна жена. Ха. Хьюго смотрел на взятые и отданные шахматные фигуры. Неужели она намекала на себя, желая обрести положение в обществе? Нет, на нее это не похоже. Не потому ли он реагировал на ее слова так резко? Проклятие. Ему не нужна жена.
Но миссис Грэм ему нужна.
Он не винил миссис Грэм за склонность к уединению, но она казалась ему подозрительной. Ее выдавал загнанный взгляд, когда он расспрашивал ее, пытаясь узнать побольше, словно она ждала, что клетка захлопнется и ей из нее не выйти.
Джевенс принес бренди, лицо его выражало неодобрение.
– Будут еще приказания, милорд?
– Нет, благодарю. – Сознавая, что рука у него дрожит, он подождал, когда дворецкий уйдет, прежде чем наполнить бокал. Он сделал долгий медленный глоток и потер бедро. Раза два согнул ногу в колене, стараясь облегчить боль. Ему было хуже, чем когда-либо, – черт, да и выглядела рана ужасно. Придется, видимо, отправиться в Лондон, к этому чертову хирургу.
Услышав стук колес по гравию, Уонстед посмотрел в окно, как будто мог увидеть ее прямую фигуру в двуколке и лицо под полями простой шляпки.
Он обожает ее улыбку, от которой ее щеки становятся еще более округлыми, словно сочные груши. Уонстеду хотелось услышать, как она смеется. Но, находясь в его обществе, не очень-то посмеешься. Да он и не станет стараться, если хочет оставаться верным своей клятве. Кроме того, он обязан уважать ее верность мужу, который отдал жизнь за Англию. Он ощутил укол зависти. Неужели он завидует мертвому?!
Не исключено. Но почему с некоторых пор взгляд ее стал затравленным? Что-то тревожит ее? Но что? Эту загадку ему предстоит разгадать.
Она не нуждается в его помощи. Достаточно того, что он против собственной воли позволил ей остаться во вдовьем доме.
Нет, этого недостаточно. Совершенно недостаточно. Он доберется до сути того, что ее тревожит, пусть даже для этого придется устроить у себя этот дурацкий деревенский праздник.
Он заставит себя не думать о ее роскошном теле, о пышной груди, о ногах цвета сливок, которые обхватят его бедра. Чтобы прорваться сквозь заграждения, возведенные скрытностью этой женщины, необходимо выработать стратегический план, как для военной операции. Для этого нужно время.
Бедро у него дергалось и горело. Врач сказал, что потребуется время, пока нога заживет. Потребуется время, чтобы выяснить, на что смотрит миссис Грэм, оглядываясь на свое прошлое. Он налил себе бренди и опустился в кресло.
Денег у него мало, а времени с избытком.
– Доброе утро, миссис Грэм.
Люсинда, срезавшая розы, чтобы поставить их в вазу, испуганно выпрямилась.
Лорд Уонстед, в сапогах и с хлыстом в руке, стоял по другую сторону изгороди. Сердце у нее екнуло и замерло. Она нахмурилась.
– Я не слышала, как вы подъехали.
Это никак нельзя было счесть теплым приветствием. Она настороже, взволнована, часто дышит. Уонстед поморщился.
– Я приехал в экипаже. – Он ударил хлыстом себя по бедру.
– Я могу быть вам чем-нибудь полезна, милорд?
– Да, – сказал он. – Утро прекрасное, и я хочу вам кое-что показать.
Она удивилась.
– Вот как?
Он озорно усмехнулся:
– Я хочу показать вам луг, где будет устроен праздник.
От блеска в его глазах в венах ее загудела кровь, и Люсинда ощутила приятное тепло. Отчаянная попытка, которую она сделала, чтобы успокоиться, успеха не принесла.
Она покачала головой.
– Лучше отвезите туда преподобного Постлтуэя, милорд.
Любезное выражение на его лице исчезло.
– Это вы предложили, чтобы я устроил праздник на своей земле.
– Викарий возглавляет наш комитет.
– Я был бы признателен, если бы вы одобрили мою идею, – сказал Уонстед. – Понимаете, я вспомнил, что мой дед всегда отдавал под праздник нижнюю луговину у реки.
Так вот что он придумал, лишь бы не открывать свой дом для соседей.
– Понятно.
От ее неприязненного тона настроение у него испортилось.
– Это хорошее место. Не так далеко, из деревни оттуда: можно дойти пешком. Вы сначала посмотрите, а потом отказывайтесь.
Если она будет разъезжать по окрестностям с его сиятельством, пойдут сплетни.
– Сегодня у меня полно дел.
– Знаю. Во второй половине дня у вас собрание комитета. Вы захотите обсудить с ними мое предложение.
Господи, неужели у него на все готов ответ?
– Но София…
Энни высунула голову из задней двери, заметила его сиятельство и густо покраснела.
– Милорд, – ахнула она и хотела, было присесть в реверансе, но округлившийся живот позволил ей лишь наклонить голову. – Простите, что помешала.
– Миссис Даннинг, не так ли? – осведомился лорд Уонстед.
Энни просияла: – Да, милорд.
– Вы сможете присмотреть за мисс Софией пару часов? Мы с миссис Грэм должны сделать одно дело.
Люсинда воззрилась на него. Надменный повеса. Она уважаемая вдова, а не легкомысленная барышня, которую впервые повезли кататься в Гайд-парк. Люсинда решила отказаться.
– Да, милорд, – ответила Энни. – Езжайте, миссис Грэм. Я возьму Софию в деревню, пусть поиграет с двойняшками.
Господи, ну неужели перед ним никто не может устоять?
– Сегодня во второй половине дня мне нужно присутствовать на собрании.
– Ну и пожалуйста, – сказала Энни. – Я присмотрю за малышкой, как мы и договорились, а его сиятельство довезет вас до дома викария.
София протиснулась через дверь мимо Энни.
– Двойняшки? – спросила она с лучезарной улыбкой. Люсинда обескуражено вздохнула. Все против нее.
Как можно не отозваться на такое выражение детского личика?
– Хорошо. Пойду за шалью.
Люсинда поспешила в дом, на ходу отдавая Энни указания.
Она вышла через переднюю дверь, и остановилась при виде ожидающих на лужайке двух черных как смоль лошадей, запряженных в открытую коляску с высоким сиденьем.
– Боже мой, – выдохнула она. Лорд Уонстед повлек ее вперед.
– Они прибыли вчера вечером. – И он похлопал одну из лошадей по лоснящемуся боку.
Это были великолепные создания с блестящей шкурой и широкой грудью.
– До чего же они красивые! Я и не знала, что у вас есть такие прекрасные лошади. Вы знаток лошадиных статей, милорд.
Он бросил на нее резкий взгляд.
– Очевидно, вы тоже, миссис Грэм. Поскольку я знал, что Альберт в его возрасте не в состоянии ухаживать за ними, отослал их в мой охотничий домик, пока меня не было.
– Вы очень заботливы, милорд. Уонстед нахмурился.
– Это всего лишь здравый смысл.
Нет, это доброта, хоть он в этом и не признается. Чем больше она узнает его, тем больше понимает, что за грубой внешностью скрывается нежная душа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34