– Пусть не суются не в свое дело, – рассердился Генрих. – Я разрешил, и этого достаточно.
– А вот и нет! Следовало поставить этот вопрос на открытое обсуждение. А вы предпочли действовать тайком.
– Заруби себе на носу, братец! – вскричал Генрих. – Я никому не подотчетен, я действую так, как мне угодно!
– То же самое частенько повторял наш незабвенный родитель!
Подобный упрек бросали в лицо Генриху неоднократно с той поры, как он взошел на трон. И никогда не попадали мимо цели: Генрих всегда приходил при этом в бешенство.
– Берегись, Ричард! – зловеще произнес король.
– Кому из нас надо беречься, так это вам! Уже все королевство ропщет.
– У кого руки загребущие, всегда будут роптать. Недовольные мутят воду, чтобы под шумок наловить рыбки.
– А вот вы свою рыбку упустили, братец! Наша сестра – невеста королевской крови, ее опекает государство. Вы хоть понимаете, что это значит?
Генрих взорвался:
– Я знал, что делаю! У меня были на то свои причины…
– Интересно, что за причины побудили вас отдать нашу сестру в руки… авантюриста?
– Хорошо, я скажу тебе. Он соблазнил Элеонор. Я решил, что лучше будет уладить это дело без огласки, тайно поженив их.
Сказав это, Генрих покрылся бледностью. Он солгал, а значит, согрешил.
А если он сказал правду? Ведь кто знает, как все было на самом деле? Тогда никто не посмеет упрекнуть его за разрешение на подобный брак.
– Надо было четвертовать этого мерзавца Монфора, – вскричал Ричард, – который соблазнил столько женщин за свою не такую уж долгую жизнь!
– Элеонор настаивала на свадьбе, – продолжал между тем Генрих. – Будем надеяться, что из него получится хороший муж.
– Я вытрясу душу из негодяя! – кипятился Ричард.
– Ради Бога, но сестру ты здорово огорчишь. Этот малый ей по сердцу.
– Нищий авантюрист… и принцесса, наша сестра! Что может быть между ними общего?
– Перестань, Ричард. Они души друг в друге не чают. Ведь ты женился на той, кого сам выбрал, не забывай об этом. И я не возражал… А Элеонор мы отдали за Маршала, когда это было нужно государству, не спросив ее. Дадим же ей на этот раз пожить в любви с тем, кого она выбрала.
– …и кто соблазнил ее до брака!
– Это лишь мое предположение, – уточнил Генрих осторожно.
Будто подхваченный бурей, Ричард вылетел из королевских покоев, оставив брата рассерженным и уязвленным.
«Ричард вел себя так, словно король он, а не я», – с обидой подумал Генрих, но тут же мысленно рассмеялся, вспомнив о стареющей супруге Ричарда и о собственной юной соблазнительной королеве.
Эдмунд Рич, архиепископ Кентерберийский, прибыл к королю, чтобы объявить о своей озабоченности по поводу замужества принцессы Элеонор.
– У меня есть особые причины для беспокойства, – начал беседу архиепископ.
– Брак был заключен по всем правилам, – заверил его король. – Я сам присутствовал на церемонии.
– То, что я намерен сказать вам, весьма печально, – сказал Эдмунд. – Ваша сестра, вдова Уильяма Маршала, дала обет безбрачия и нарушила его. В глазах Господа это смертный грех.
Генрих ощутил невыносимую тоску. Почему они все не оставят Элеонор и де Монфора в покое? Неужели им ненавистно видеть молодую пару счастливой? Или настолько их мучает зависть, что они готовы любыми способами разрушить их счастье?
Конечно, Эдмунд – святой праведник. Волосяные вериги исцарапали его кожу, он исхлестал себя завязанными в узлы веревками. Он почти ничего не ест, никогда не спит в кровати. Ночи проводит в молитвах, стоя на коленях. Нельзя ожидать от подобного человека, чтобы он одобрил плотское влечение Элеонор и Симона друг к другу. Его возражениями можно было бы и пренебречь, но…
Но если и вправду, Элеонор дала обет безбрачия, то о чем она думала, когда нарушила его? Ужас!
– Я ничего не знал об этом, архиепископ, – поспешно произнес Генрих.
– Она дала его в моем присутствии. Неважно, что мы были наедине, без свидетелей. Обет есть обет, и она подвергла свою бессмертную душу большой опасности.
– Я не думаю, что Господь так уж сурово отнесется к ней. Вы знаете, что за Маршала ее выдали замуж еще неразумным ребенком. А нового мужа она искренне полюбила…
– Милорд, я вижу, что вы не поняли ничего из того, что я вам сказал. Может ли так быть, что вы, король, забыли о своих обязанностях перед церковью? Если это так, то неудивительно, почему наше королевство охвачено смутой.
«Проклятье на твою голову, настырный святоша!» – подумал Генрих и тотчас испугался столь кощунственной мысли. Одна была надежда, что надзирающий за ним ангел не успеет внести эту мысль в список его прегрешений.
– Я поговорю с сестрой, – пообещал Генрих.
– Этого мало, милорд! Ей надо получить специальное освобождение от обета у Папы Римского.
Генрих вздохнул и… послал за сестрой.
Элеонор с трепетом вошла в покои короля. Она пребывала в постоянной тревоге с тех пор, как стало известно о ее замужестве.
Симон сказал, что им надо готовиться к бегству из страны. Сам он посетил Ричарда и униженно молил его о прощении. Он принес с собой подарки и попытался объяснить новообретенному шурину, что поступками его руководила лишь безумная любовь к Элеонор. Ричард дары принял, все выслушал и предупредил, что у Симона могут возникнуть трения с архиепископом по поводу какого-то дурацкого обета, данного Элеонор когда-то давным-давно.
– От церкви следует ожидать самых больших неприятностей. Попы – зловредные люди.
Между двумя мужчинами возникло некое взаимопонимание. Ричарду пришло в голову, что, если бароны, сплотившись вокруг него, пойдут войной на короля, Симон де Монфор станет полезным союзником.
Он сказал, что готов понять чувства Симона и знает сестру свою как женщину, обладающую сильной волей и самостоятельным складом ума, несмотря на молодость. Если она задумала выйти замуж за де Монфора, то тому, конечно, ничего не оставалось, как только подчиниться ее желаниям. Из таких пут уже не выберешься!
Тут они оба рассмеялись, и гнев Ричарда совсем улетучился.
Но не так просто было умилостивить праведного архиепископа. Колени Элеонор дрожали, когда она предстала перед старцем. Его огненные очи пронзали, казалось, ее мозг. В памяти ожила сцена их совместного коленопреклонения, она вновь воочию увидела свет, излучаемый распятием.
Генрих сказал:
– Архиепископ сообщил мне печальные новости.
Элеонор постаралась взглянуть в лицо старца с решимостью, уповая на то, что он не заметит, как она дрожит с головы до ног.
– Очевидно, – начал Эдмунд, – вы забыли, леди, данный вами обет…
– Я не воспринимала это как обет, милорд.
– Значит, вы дали обет, который на деле не считали обетом? Я попросил бы вас не усугублять дерзкими и легкомысленными заявлениями вашу вину перед Господом. Грехов за вами числится и так немало.
– Я была молода и неопытна. Я только сказала тогда, что в женской обители мне будет спокойнее.
– Осторожнее, леди! Ложь вашу слышат небеса.
Элеонор пропустила мимо ушей восклицание священника и продолжила с отчаянной решимостью:
– …но у меня теперь есть муж, которого я люблю. Я не думаю, что Господь сочтет это грехом.
– Вы нарушили обещание, данное Ему. Каждый раз, когда вы ложитесь с мужчиной в постель, вы оскорбляете этим Господа и Святую церковь.
– Я так не считаю.
– Вы… глупая девчонка!
– Ну уж нет! – взвилась Элеонор. – Я никакая не девчонка, а взрослая и счастливая замужняя женщина!
Генрих не мог не восхищаться сестрой. Конечно, он должен почитать праведного архиепископа, но все-таки какова Элеонор! Ведь кажется, что ей совсем безразлично, как к ней отнесется служитель Божий или даже сам Господь.
Генрих в глубине души ожидал от Всевышнего немедленных действий. Господь мог, например, тут же сделать Элеонор немой или слепой… или наказать бесплодием. Впрочем, Генрих не ручался за последнее – это дело будущего, но первых двух страшных наказаний Элеонор определенно избежала.
– Вы дали Господу повод для великого огорчения, – заявил старец.
– На свете так много монахинь и так мало счастливых жен, – сказала Элеонор.
– Бесстыдница! – крикнул святой праведник.
– Это я-то? Неужели? – в ответ расхохоталась Элеонор.
– Прошу тебя, будь осторожна, сестра, – с неожиданной лаской в голосе предупредил ее Генрих. Больше всего он желал скорейшего окончания неприятной сцены.
Поэтому он поспешил высказаться, прежде чем архиепископ успел раскрыть рот для очередного выпада против Элеонор:
– Скажите, милорд архиепископ, что должна сделать моя сестра? Мы же не можем расторгнуть брак? Умоляю, посоветуйте что-нибудь.
– Прошение об освобождении от обета должно быть послано в Рим незамедлительно.
– Это будет сделано, – пообещал Генрих.
Архиепископ обратил к Элеонор ледяной взгляд.
– Только один человек отправится к его святейшеству с прошением. Один и без всякой свиты. Пусть это будет Симон де Монфор.
Как она ненавидела в этот момент святого старца! Он не в силах разрушить их брак, но смог хитростью надолго разлучить их.
Однако решение это пришлось Генриху по душе. Пока де Монфор будет отсутствовать, бароны немного поостынут.
Зато Элеонор рассердилась не на шутку. Она знала, что добром это не кончится. Ей придется заплатить дорогую цену за возмутительный в глазах церкви и знати поступок. Но все же в чем-то она победила. Она останется супругой де Монфора, который все-таки когда-нибудь к ней вернется.
Печаль Элеонор из-за временной разлуки с Симоном несколько смягчилась открытием того, что она беременна. Возможно, Папа Римский, узнав, что брак получил вполне весомое подтверждение, придет к выводу, что ничего другого не остается, как пожаловать ей церковное освобождение от обета.
Своим чередом, пропутешествовав в Рим туда и обратно, Симон возвратился в Англию, а сынишка Элеонор появился на свет в замке Кеннелоу. Элеонор решила назвать его Генрихом в честь старшего брата, чем очень порадовала короля.
Стремясь показать, что Элеонор полностью прощена, он пожаловал молодым супругам графство Лестер, а Симону – титул эрла.
Сам Генрих в это время пребывал в величайшем волнении из-за беременности королевы. Когда родился мальчик, названный Эдуардом, он ликовал безмерно.
К сожалению, у Симона оставалось много долгов еще со времен его жизни во Франции. Средств, чтобы расплатиться, он не имел, и кредиторы отправили векселя к королю.
Генрих взбеленился. Ему показалось, что сестра злоупотребляет его добротой. Она льстит ему, когда ей что-нибудь нужно, а под шумок обделывает с супругом темные делишки.
Ричард часто предупреждал его об этом. Супруг Элеонор настолько обнаглел, затесавшись в королевскую семью, что стал посылать свои неоплаченные счета Его Величеству словно своему казначею.
Генрих яростно обрушился на Симона в присутствии высших церковников, собравшихся в Вестминстере ради совершения благодарственного молебна после разрешения королевы от бремени. Он обвинил де Монфора в совращении своей сестры, в подкупе Папы Римского с целью получить освобождение Элеонор от обета и, наконец, в увиливании от уплаты своих долгов.
– Если вы немедленно не скроетесь с глаз моих, то попадете в Тауэр! – кричал король.
Симон был сбит с толку. Ему почудилось, что Генрих вдруг с помощью каких-то колдовских чар обратился в своего знаменитого папашу. Они с Элеонор тотчас же покинули двор – как говорится, от греха подальше.
– Он к утру образумится, – убеждала мужа Элеонор.
– А если нет? Мне что-то не понравился его взгляд.
– Тогда что нам делать?
– Забирай малыша. Мы на время уедем из страны, так будет безопаснее. Я понял, что он ничего не забывает. Он помнит все обвинения против меня и пустит их в ход, когда ему взбредет это на ум.
Элеонор вздохнула. Она понимала, что Симон прав. Впрочем, ей было все равно, где жить, лишь бы не разлучаться с ним.
Через неделю они уже были во Франции.
Изабелла, графиня Корнуолл, была глубоко несчастна. Она знала, что Ричард только и занят поисками предлога, как избавиться от нее. Ему следовало бы прислушаться к ее предсказанию, что в силу своего возраста она скоро перестанет быть ему желанной.
Она скучала по Элеонор и завидовала ее счастью. Впрочем, подруга ее заслужила право быть счастливой и добилась своего, потому что обладала силой духа и упорством – качествами, которыми Изабелла восхищалась. У самой Изабеллы не было ни того, ни другого. Она была лишь слабой женщиной, красота которой быстро увядала.
Ричард теперь редко навещал ее. Он делал иногда попытки изобразить пылкую страсть, но она уже не обманывалась в его чувствах к ней, как раньше.
Ей было известно, что Ричард не теряет надежды получить от Папы разрешение на развод, в котором ему отказали пять лет назад.
Иногда ее одиночество становилось совсем невыносимым. Родители Изабеллы давно умерли, старший брат, на которого она всегда полагалась, тоже отошел в мир иной. Единственным ее утешением был сын, но недолго оставалось ждать того дня, когда и его заберут у нее. Мальчикам благородного происхождения не дозволялось расти под крылышком матери. Его отошлют куда-нибудь, где будут обучать и воспитывать из него настоящего мужчину, как они это называли. Нежная материнская забота рассматривалась как помеха при подготовке молодого хищника к будущим схваткам на жизненном поприще.
У нее опять шевелилось под сердцем дитя, что было отрадно, хотя эта беременность проходила тяжело. Изабелла быстро уставала и часто хворала. В одном ей повезло – ее окружали преданные слуги. Те, кто был ей наиболее близок, печалились вместе с ней из-за пренебрежения супруга к их госпоже. Трогательны были их старания возместить своей заботой недостаток внимания и теплоты с его стороны.
Когда срок подоспел, она произвела на свет, к своей радости, еще одного мальчика. Ричард появился в Берхемстеде через несколько дней после рождения сына. Он выглядел таким молодым и оживленным по сравнению с ней, утомленной и старой.
Когда он присел возле ее кровати, Изабелла ощутила эту разницу особенно остро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56