Дело настолько запутанное, что даже ты имеешь какие-то права на престол, как внучка Генриха Второго.
– Но у Джона могут родиться наследники.
– Если Джон такой плохой правитель, как о нем говорят, то англичане могут и не принять его наследника. Но, впрочем, это не наша с тобой забота, дорогая Бланш. Моему отцу не нужна Англия, а только английские владения во Франции. Если он вернет Нормандию и Пуату французскому королевству, то великая тяжесть спадет с наших плеч и будет восстановлена справедливость. Отец печется о благе всех своих подданных и о нас с тобой, Бланш.
– Я готова во всем следовать его наставлениям, – горячо поддержала принца его юная супруга.
– И правильно поступишь, потому что они мудры.
Людовик смотрел на жену с обожанием, она отвечала ему таким же взглядом. Плотской любовной пылкости они еще не испытывали, хотя иногда уже ласкали друг друга, касаясь испуганно и осторожно не совсем сформировавшихся тел. Взаимная страсть вот-вот должна была вспыхнуть…
Но еще раньше разгорелся пожар войны.
Филипп Август объявил, что выступит на стороне принца Артура и разместит гарнизоны во всех крепостях Бретани, а также направит войска в Пуату, Анжу, Мэн и Турень. Замысел французского короля был грандиозен, и от такой угрозы – правда, пока высказанной лишь на словах – король Джон должен был запаниковать.
Ожидалось, что Хьюго де Лузиньян, лишившийся по вине Джона красавицы невесты, присоединится к походу.
– Вот и война началась, – грустно поведал Людовик своей жене-подружке.
– И ты отправишься на войну?
– Мне стыдно признаться тебе, Бланш, но отец запрещает мне участвовать в сражениях. Он дорожит мною… но это слишком тягостно. Скажи честно, ты презираешь меня?
Она притянула его голову к себе, поцеловала сначала макушку, скрытую под шелковистыми, еще по-детски нежными волосами, потом прижалась губами к его губам.
Этот поцелуй ознаменовал начало их будущей близости.
– Я не отпущу тебя, Людовик! Ты нужен мне!
Да, он был ей нужен – и как спутник на тернистом жизненном пути, и как орудие для осуществления ее пока еще неясных, но, несомненно, грандиозных замыслов. Столкновение Бланш и молодой английской королевы Изабеллы было предначертано самой судьбой.
Они встретились в Париже, куда Филипп Август пригласил Джона с супругой и представил им дофина и его юную жену.
Бланш навсегда запомнила первое появление во дворце великолепной Изабеллы. Когда они вошли в огромный зал для приемов рука об руку – ничтожный Джон и красавица королева, – взоры всех присутствующих обратились только на нее. На ней искрилось столько бриллиантов, что можно было ослепнуть. Но ей ни к чему были драгоценности! Ее глаза, слегка удлиненные, чуть прикрытые пушистыми темными ресницами, таили в своей глубине такой вулканический огонь страсти, что любой мужчина, встретившись с нею взглядом, тут же цепенел.
Всем стало понятно теперь, почему король Джон, повстречав такое волшебное создание в лесной чаще, немедленно пал к ногам Изабеллы, предложил ей делить с ним корону и постель и прогнал прежнюю свою супругу – хорошенькую, но неприметную Хадвизу Глочестер.
Изабелла принимала всеобщее восхищение как должное, со снисходительным равнодушием. А иного и быть не могло. Если Бог вознамерился создать совершенную женщину, то Он своей цели добился. И Бланш, и все прочие должны возблагодарить судьбу, что им позволено лицезреть воочию подобное чудо.
В дни визита коронованной четы Филипп Август был благодушно настроен, проявлял отменную вежливость и воздавал высоким гостям все необходимые почести.
Однако дружеское общение двух королей могло в любое мгновение обернуться ссорой. В королевском дворце ощущалась тревога. Словно воздушную шелковую ткань набросили на лезвие остро отточенного меча и вот-вот она распадется, разрезанная напополам.
Пока шли пиры, осушались кубки и поедалась в неимоверном количестве жареная дичь, Бланш наблюдала за Изабеллой, а та, в свою очередь, хоть сама и была предметом всеобщего внимания, обращала взгляд на жену дофина. Ведь когда-нибудь эта девочка станет королевой соседнего с Англией могущественного государства.
Изабелла не скрывала, что относится с некоторым презрением к несведущей в любовных делах девственнице. Бланш была достаточно хороша собой, но опытная Изабелла сразу догадалась, что Людовик еще не испытал желания насладиться ее прелестями.
А у Бланш эта яркая, соблазнительная женщина вызывала острое любопытство. Она слышала рассказы о том, что Джона невозможно вырвать из объятий супруги для государственных дел и он пребывает постоянно не в духе, если рядом с ним нет его пленительной женушки.
Странно! Ведь Изабелла всего лишь на год с небольшим старше Бланш, а сколько она уже успела познать в жизни.
Королева явно издевалась над принцессой, когда между ними произошел вроде бы любезный разговор.
– Вы так молоды, а уже замужем, – обратилась Изабелла к французской дофине.
«Что означает это скромное опускание пушистых ресниц и едва заметная заговорщическая улыбка? К чему она клонит?» – терялась в догадках Бланш.
– Как обстоит дело с принцем? – поинтересовалась Изабелла.
– Спасибо, он не хворает… чувствует себя хорошо.
Услышав такой ответ, Изабелла рассмеялась.
– Я не имела в виду его здоровье, а нечто другое. Конечно, он еще мальчик. Джон гораздо опытнее… и искуснее… Более, чем мог оказаться, я уверена, мой прежний жених Хьюго Лузиньян.
– Искуснее… в управлении государством? Так и должно быть. Ведь он король.
– Вы не поняли меня, Бланш. Какое вы еще дитя!
– Людовик так не считает. Мы обсуждаем с ним дела королевства, и даже сам король-отец иногда спрашивает у меня совета.
Изабелла насмешливо кивнула.
– О, значит, я ошиблась. Вы уже не дитя… во всех смыслах, вероятно. Внешнему впечатлению никак нельзя доверять.
Тут она обратила взор на подошедшего Людовика и сразу же смутила юношу, возложив свою белоснежную прекрасную руку на его худенькое запястье.
– До чего же вы хороши собой, Людовик! Не могу не признаться в этом вслух! Убеждена, что когда-нибудь народ назовет вас Людовиком Красивым.
– Не думаю, – заявил Людовик, чуть отстраняясь. – Мне это имя не подходит, да и не нравится. Я предпочел бы зваться Храбрым… или Справедливым.
– Возможно, вы заслуживаете все эти три прозвища. Кто знает?
Она часто взрывалась смехом во время их беседы и позволяла себе намеки на нечто, непонятное Бланш и Людовику. Она заговорила о своем муже, о том, как злится он, повсюду выискивая ее.
– Если б он увидел, что я сейчас делаю, – и она обняла Людовика за плечи, – он немедленно убил бы вас, милорд.
– Тогда он безумец, – откликнулась на слова королевы Бланш. – Ему следует обрушивать свой гнев на врагов, а не растрачивать его попусту.
– Он посчитал бы вашего мужа злейшим врагом, если б узнал, что я проявляю к нему интерес.
Дети понимали, что Изабелла подстрекает их к чему-то, им неизвестному, к каким-то поступкам. Бланш еще подумалось: «Не хочет ли королева влюбить в себя Людовика?»
Когда они остались наедине, она сказала об этом мужу.
– Ей очень хотелось услышать от тебя признание, что она прекраснее всех на свете, что я перед ней – ничто.
– Такого я никогда не скажу!
– Но она добивается, чтобы хотя бы ты так подумал.
– Я так не подумаю, потому что… ты моя жена.
Бланш одарила его нежной улыбкой.
– И так будет всегда?
– Всегда, – пообещал Людовик.
Он внезапно схватил ее руку и покрыл поцелуями. Раньше Людовик не вел себя подобным образом. Она поразилась, но не слишком… Почему-то, в глубине души, Бланш ожидала от него этого взрыва чувств.
Присутствие Изабеллы, ее насмешки, лукавое заигрывание с Людовиком, таинственные намеки произвели некую перемену в их отношениях, разбудили в них обоих то, что раньше тихо дремало.
И еще до того, как Изабелла и Джон покинули дворец, молодые люди уже предавались любви в объятиях друг друга.
Они вмиг распрощались с детством. Новые волшебные ощущения полностью охватили их, они утонули в этом океане чувств. Филипп и Агнесс снисходительно поглядывали на них.
– Они наконец-то влюбились, – сказала Агнесс.
– Вероятно, у нас скоро появится наследник престола, – сказал Филипп.
– Но все же не слишком ли она молода для материнства? – засомневалась Агнесс.
– Моя дорогая Агнесс! – твердо заявил король. – Принцессам положено рожать детей, как только они обретают эту способность. И никого не интересует, готовы ли они к материнству или нет!
Сама Агнесс пребывала в печали. При совместных выездах с королем в город она замечала, с каким молчаливым укором смотрят на нее люди, обвиняя ее в несчастье, которое она навлекла на страну. Быть отлученными от церкви – нет тяжелее испытания для народа. И если бы сейчас разразилась война, неизвестно, как повела бы себя на полях сражения армия Филиппа и каких успехов он мог бы добиться без Божьего покровительства.
А война была неизбежна. Как Агнесс ненавидела короля Англии и его преждевременно созревшую юную женушку-потаскушку! У нее эта парочка вызывала омерзение, а Джон вообще показался ей чудовищем. Он был способен на любую подлость и на любое злодейство.
То, как он обошелся с Хьюго Лузиньяном, нельзя простить ни ему, ни его супруге. Та явно была готова лечь под кого угодно ради удовлетворения собственного тщеславия.
Хьюго собирается поднять своих друзей и сторонников против Джона, а Филипп был не из тех, кто упускает возможность ударить по врагу в выгодный для себя момент. Агнесс чувствовала приближение войны. Филипп как-то сказал ей, что относится к Джону без уважения.
– У него корона слабо держится на голове. На что отец его был великим воином и мудрым правителем, и то ему частенько приходилось нелегко. Сыновья предали его, и он сам был в этом виноват. Грехов он понаделал множество и ошибок еще больше. Нельзя ссориться с родственниками, а он враждовал с ними и даже с супругой. Вот семейные раздоры и подкосили его. Если бы у него хватило здравого смысла поддерживать хорошие отношения с супругой и сыновьями, то он не кончил бы так печально. Впрочем, они все – один к одному – змееныши. Банда развратников и подлецов, кроме, может быть, Ричарда.
При воспоминании об этом рыцаре выражение лица у Филиппа смягчилось. Так бывало всегда, лишь речь заходила о Ричарде Львиное Сердце.
– Ричард ни разу не солгал, не сфальшивил. Человек двух слов – «да» и «нет» – так мы в шутку его окрестили. Если он сказал «да», то это означало именно «да», и ничто другое, а если «нет», так – «нет». И говорил он прямо со всеми и всегда, без лукавства. Дураком он был порядочным, каких мало, но и храбрее воина еще не рождалось на свет. И, Боже, как же он был красив! Я не встречал мужчину красивее и думаю, что и не встречу. Но все это в прошлом, а сейчас нам приходится иметь дело с его братцем, мерзавцем, недостойным даже лизать сапоги старшего брата. Если б Ричард остался жив! Ему следовало бы жить и править долгие годы! Зачем Господь свершил такую несправедливость и подсунул нам проклятого Джона!
– Ты думаешь, он затеет войну? Осмелится ли он?
– Ему надо защищать свой шаткий трон от Артура, который собрал верных людей, ждущих только приказа выступить. Хьюго де Лузиньян непременно будет рядом с Артуром и поддержит его.
– А ты, Филипп?
– Когда наступит момент, я не останусь в стороне. Ты знаешь, что моя давняя мечта – вернуть Нормандию в лоно Франции, где ей место. Я сделаю Францию такой великой, какой она была при императоре Карле!
Агнесс грустно кивнула.
Он взял ее за руку, улыбнулся. Трепетное пламя свечей освещало их лица.
– Разговор о войне тревожит тебя, любимая, а я не хочу, чтобы ты тревожилась. Забудем о ней и вспомним, что мы счастливы и нам хорошо быть вместе. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы осчастливить тебя и отблагодарить за радость, которую ты мне доставляешь.
Она тут же подумала: «Тебе, но не Франции. Мы радуемся нашему счастью, когда вся Франция в горе».
Агнесс настолько истерзала себя, что, ничего не говоря королю, послала личное письмо Папе Римскому, в котором умоляла Его Святейшество снять церковное отлучение.
«Я люблю своего супруга, – писала она. – И моя любовь к нему – это чистая любовь. Когда я выходила за него замуж, то не знала ничего о церковных канонах. Я верила, что стала супругой Филиппа по закону. Молю Вас, святой отец, снять отлучение и позволить мне остаться рядом с человеком, кого я называю мужем своим» .
Иннокентий ответил, что верит в ее личную невиновность и сочувствует ей, но суть в том, что Филипп женат на Ингеборг, и поэтому, пока он живет с Агнесс, отлучение не может быть снято.
Агнесс была в отчаянии. Она вновь написала Папе, напомнив в послании, что у нее двое детей от Филиппа – маленький Филипп и Мария, и если она покинет мужа, то сама признает их незаконными. Так поступить она не в силах. Пусть лучше она скончается без отпущения грехов, но не ввергнет в беду своих малюток.
Римский Папа ответил ей незамедлительно.
Его Святейшество считает Агнесс доброй и благочестивой женщиной, введенной в заблуждение по незнанию канонов церкви. Римский Папа разделяет ее озабоченность судьбой своих детей, и поэтому, если она покинет короля и уйдет в монастырь, Святой Престол объявит их законными, ибо она считала их таковыми, когда они рождались.
Но в одном Папа был неумолим – церковное отлучение не будет снято, пока Агнесс и Филипп не расстанутся навсегда.
Дворец погрузился в мрачное оцепенение. Король заперся в своих покоях и ни с кем не общался. Агнесс уехала из Парижа.
Она убедила себя, что должна спасти Францию от неминуемой гибели, которая ей грозит, если отлучение не будет снято.
Она решила принести великую жертву.
Филипп, меряя шагами тесную комнату, где он уединился, клял себя и оправдывался перед собою, зная, что Агнесс поступает так и ради него, и ради Франции. Ее любовь не угасла, но она пожертвовала любовью. Но иного выхода не было.
С ужасом он представлял себе, как выйдет сражаться во главе армии, заранее знающей, что ее ждет поражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56