И туда ее и запрятали со всеми ее надеждами на корону Франции.
– А надежды не оставили ее?
Губерт развел руками:
– Долго тянулось разбирательство. Папа Селест, который тогда занимал Святой Престол, вникал во все внимательно. Не потому, что искал истину, а лишь из боязни поссориться с могущественным монархом, кто так угождал Риму. И Папа поступил, как библейский царь Соломон. Он позволил аннулировать брак, но запретил Филиппу Августу впредь жениться на какой-либо другой женщине. Это Филиппа не устраивало, он продолжал искать себе невесту и, наконец, высмотрел таковую в Моравии. Агнесса Моравская вскружила ему голову.
– Но ведь Папа наложил запрет на его женитьбу! И все же он не подчинился?
– Вот поэтому я и рассказываю вам эту историю, Ваше Величество. Короли и Папы уже веками враждуют. Всегда выгоднее быть в мире с Римом. Филипп это понимал, но не подумал, во что ему обойдется ослушание.
– Он поступил глупо?
– Хуже чем глупо. Несомненно, Филипп рассчитывал, что Селест оценит хорошее отношение с королем Франции дороже, чем свои принципы. Но тут Филипп просчитался, что никак не позволительно королям. Папы избираются ненадолго, и люди они разные. Селест испустил дух, а Иннокентий Третий немедленно написал епископу Парижскому, чтобы тот соблюдал церковное повеление.
– И как поступил французский король? Он сдался?
– Филипп Август не тот человек, что сдается без борьбы. Он знает, что подданные наблюдают за ним и, если завидят в короле какую-нибудь слабость, тут же вонзят ему вилы в бока. Он заупрямился и заявил, что ради Агнессы он готов пуститься в странствия по дорогам Франции, просить подаяния и бросить королевство на произвол судьбы. А Папа Римский сказал, что пусть так и будет, и все равно король будет отлучен, а Франция – проклята и провалится в ад вместе со своим королем.
– А что было дальше? – воскликнул юный Генрих, уже ощущая себя действующим лицом разыгрывающейся драмы и возлагая надежды на победу родственного ему Филиппа Августа над тупым и зловредным Папой Римским.
– Филипп был тверд, хотя во всех храмах Франции провозгласили его отлучение. Он даже пошутил, что лучше покориться Магомету, чем Его Святейшеству. Филипп сказал, что султан Саладин – счастливейший человек, потому что им не правит такой дурак, как Папа Римский! И у Саладина все хорошо в его царстве, в отличие от Европы. Он прогнал всех епископов и аббатов с насиженных мест в приходах за то, что те поддержали папское отлучение.
– И король победил! – Мальчик был в восторге от рассказа о подвигах Филиппа Августа.
– Подождите, сир. Скажу вам правду – страна погрузилась в траур. Если что-то случалось – наводнение, засуха или эпидемия, – все говорили, что Бог отвернулся от нашего короля. И Филипп терпел поражения на полях войны, потому что его рыцари не верили в победу… И наконец… Агнесса, которая истинно любила короля, пришла к нему и попросила отпустить ее в монастырь и вернуть Ингеборг в королевскую спальню.
– Значит, эту битву король проиграл? – Мальчик был по-детски категоричен.
– Сам Господь выступил против него. Твой отец также испытал на себе, что означает церковное отлучение, и четыре года наша страна истекала кровью…
– Бедная Агнесс… Наверное, она была красива?
– В монастыре ее красота быстро увяла. Папа Иннокентий сжалился над нею и согласился признать двойняшек, рожденных ею от Филиппа Августа законными детьми, что противоречит всем церковным канонам.
– А где сейчас Ингеборг?
– Король пылает ненавистью к ней по-прежнему и пренебрегает ею уже одиннадцать лет. Только позволяет ей изредка появляться при дворе. Папа выражает недовольство поведением короля…
– Но Филипп не любит ее!
– Какая разница! Он постарел и, вероятно, одумался. Мир с Римом выгоднее для него, чем ссора из-за постельных утех. Он может не спать с Ингеборг, презирать, гнать ее от себя, но пару раз в году появляться с ней рядом на троне ему придется. Я все это рассказываю вам, государь, чтобы вы знали, как обстоят дела в окружающем нас мире. Прежде всего, вы должны быть в добрых отношениях с Римом. Конфликт между монархом и главою церкви вечен и неизбежен.
Вам известно про ссору деда вашего с епископом Томасом Беккетом, которая закончилась убийством Томаса, после чего Беккет был объявлен святым мучеником. Ваш дед понес церковное наказание за это убийство, хотя оно было совершено не его собственными руками, а пьяными рыцарями, которые неверно поняли королевские слова. Не забывайте, что с церковью следует жить в согласии. Нам повезло со Стивеном Ленгтоном. Он понимает, сколько власти надо отдать церкви, а сколько – королю…
И еще вам следует всегда быть настороже и знать о том, что замышляют при французском дворе. Когда великий Вильгельм Завоеватель сошел на берег Англии, он уже, желая того или нет, соединил два народа неразрывной нитью, а когда ваша бабка Элеонор Аквитанская добавила к владениям английской короны еще и Аквитанию, Франция стала все равно что вашими землями. Мы будем вести беседы с вами, сир, о том, что происходит во Франции каждый день до начала ваших обычных уроков.
Больше всего Генриху понравился рассказ о женитьбах и отлучениях от церкви Филиппа Августа. Как интересно быть королем!
Но все это – и воспоминания о недавней коронации, и беседы о политике в скором времени перестали занимать королевский ум.
Самая горячая новость пришла из Франции. Это была весть о замужестве его матери. Тут все советники молодого Генри внезапно словно взбесились. Ведь свадьба Хьюго Лузиньяна с Джоанной была давно решенным делом, выгодным и сулящим мир и покой в английском королевстве, а тут теперь явилась новая проблема в лице французского графа, получившего права на престол.
Что касается самой Изабеллы, то она их мало беспокоила. Они были рады сбыть ее с рук.
– Известной скандалистке туда и дорога – в постель к красивому графу! – сказал де Бург в беседе с архиепископом. – Чем дольше она пробудет на чужой земле, тем нам будет легче здесь дышать. Но выдача ей приданого нас разорит, а от графа Лузиньяна, разгоряченного битвами за Гроб Господень, неизвестно чего ожидать.
Молодой Генрих отнесся к известию о замужестве матери истинно по-философски.
– Я желаю ей счастья… Мало радости она получила, будучи в браке с моим отцом… Пусть возрадуется бытию на старости лет!
– Но это неприлично! – заявил архиепископ. – Ваша мать забрала жениха у собственной дочери! Церковь одобрила обручение принцессы с Лузиньяном…
– И моя мать, и отец совершали необдуманные поступки, – загадочно произнес Генрих. – Неудивительно, что она вновь… встала на этот путь.
– Но раз поведение вдовствующей королевы вредит стране, то нам следует накинуть на нее узду, а не высказывать сожаление по поводу ее опрометчивости, – твердил архиепископ.
Он постоянно заставлял Генриха ощущать себя несмышленым ребенком. Королю, уже дважды коронованному, это не нравилось. Де Бург был ему гораздо больше по душе.
– Мы потребуем немедленного возвращения принцессы Джоанны в Англию, – продолжал неугомонный Стивен Ленгтон. – И пожалуйста, потрудитесь, сир, сообщить своей матери, что никакого приданого она не получит.
Генри расстроился. Он желал своей матери всяческих благ и отправил бы ей это чертово приданое, будь на то его воля.
Он вздохнул. Как жаль, что он еще слишком молод и не смеет возразить мудрым советникам! Но когда время придет, он им покажет, какой он король.
Архиепископ затем пространно втолковывал Генриху, что страна утихомирилась лишь благодаря Святой церкви и доброй воле Папы Гонория – преемника Селеста и Иннокентия, сыгравших немалую роль в драме о Филиппе Августе и Агнессе Моравской. Теперь все высшие должности в государстве будут отняты у чужестранцев, которыми, как прожорливым вороньем, заполнил Англию неразумный король Джон.
И замки, некогда принадлежавшие королю и захваченные мятежными баронами, тоже станут вновь собственностью короны.
– Вам необходимо, – настаивал архиепископ, – посетить эти замки, убедиться в их сохранности и получить от них ключи. Кстати, это будет повод повидать ваших подданных и принять присягу от тех, кто не смог присутствовать на коронации. Губерт де Бург составит расписание вашей поездки и тексты ваших речей на встречах с подданными. Вы должны быть суровым, твердым, быстрым в решениях и не забывать о вашем королевском достоинстве. Вы стесняетесь своего юного возраста, но не вина это ваша, а беда.
Архиепископ сказал это без всякого сочувствия к мальчику. Он явно не мог смириться с тем, что Генри посмел завладеть короной, будучи несмышленым юнцом.
– Молодость не смертельная болезнь. От нее излечиваются, – продолжал прелат. – Но помните, сир, что нельзя обнаруживать свою слабость. Баронам надо внушить, что вы хоть и молоды, но намереваетесь править железной рукой.
– Я сделаю все, как надо! – сказал Генри.
– Тогда обговорите с де Бургом детали путешествия и, прошу вас, не медлите.
Итак, Генри через несколько дней после торжественной коронации отправился на свидание со своим народом.
Везде происходило одно и то же. Одинаковая церемония, одинаковые речи и скучные, затягивающиеся далеко за полночь пиршества.
Молодой король, сопровождаемый неутомимым де Бургом, скакал от замка к замку, принимал ключи и присягу на верность.
– В Йорке нам предстоит самая важная встреча, – предупредил Губерт.
Генри уже знал, что подразумевается свидание с шотландским королем Александром.
– Было бы хорошо прекратить постоянные войны с Шотландией и установить прочный мир, – высказал свою давнюю надежду Губерт.
Несмотря на утомительное однообразие церемоний, Генри все же наслаждался поездкой. Впервые он ощущал себя истинным владыкой страны. Скоро ему уже не понадобятся советники, нашептывающие мудрые мысли на ухо.
Он жаждал встретиться с таким же молодым королем, как и он, Александром Вторым Шотландским, и кое-что у него разузнать. Ведь Александр был уже зрелым мужчиной – по меркам того времени – двадцати двух лет от роду и правил государством уже несколько лет.
Встреча состоялась в Йорке, городе, которым любой король справедливо мог бы гордиться.
Генриха приветствовал прелат Йорка и провел его через романскую арку, воздвигнутую, как было высечено на камне, самим Вильгельмом Завоевателем. Переговоры двух королей происходили в парадном холле замка, который своими размерами и пустотой заставил Генри вновь ощутить свой еще ребяческий возраст и неопытность.
Александр уже седьмой год носил на голове корону. Плечи его были широки, на лице росли бородка и усы, в хитрых глазах его светился ум. Рыжий, как и лисицы, за которыми гоняются благородные английские охотники, он был похож на это лукавое животное.
Генриху заблаговременно поведали, что когда его отец, несчастный Джон, вверг Англию в пучину бедствий и призвал на остров чужеземцев, Александр воспользовался этим и подверг северные графства опустошению.
– Такой случай не упустит ни один умный правитель, – говорил Губерт. – Ему выпал на долю счастливый шанс, и он был тут как тут.
Теперь французы изгнаны с острова. Настал черед изгнать и шотландцев.
Губерт и шотландские вельможи, а также оба короля расселись вокруг круглого стола. В этом кругу Генрих Английский якобы занимал главенствующее место. Он этого не заметил, разве что его стул был чуть повыше, но, может быть, это было обговорено заранее, чтобы скрыть его еще малый рост.
– Вам, государь, важно знать, как проводятся подобные конференции, – без устали наставлял его Губерт. – Вы молча должны выслушивать наши споры и склонять благосклонно голову и улыбаться тем ораторам, от кого исходят, по вашему мнению, разумные доводы и предложения.
– А как я узнаю, что они разумны?
– Вы уже достаточно опытны, государь…
Итак Генри молча слушал, раздумывая о том, как долго ему ждать дня, когда ему исполнится двадцать два года и он превратится в такого же зрелого мужчину, как король Александр.
Речи, произносимые Губертом де Бургом, неизменно вызывали в нем восхищение.
«Незачем, – говорил де Бург, – тратить силы на войну с Англией, когда она окрепла после распрей, порожденных неразумным правлением короля Джона. Не выгоднее ли Его Величеству Александру заняться внутренними делами в Шотландии и усмирить непокорных главарей родовых кланов?»
Александр отвечал, что его армия не уйдет с английской земли, не будучи удовлетворенной соответствующим вознаграждением.
Губерт мрачно кивнул и заявил, что Англия разделяет желание короля Александра обрести наконец супругу и, следовательно, мир в доме и на границе.
– Это должна быть английская принцесса! – твердо настаивал Александр.
– Принцесса Элеонор уже обещана Уильяму Маршалу, первенцу почившего в бозе нашего регента. Остаются Джоанна и Изабелла. Изабелле всего семь лет.
– Я знаю, что Джоанна была обручена с Хьюго де Лузиньяном, но мать ее перехватила у дочери жениха. Значит, Джоанна свободна.
– Моему королю доставит удовольствие, если вы женитесь на его сестре Джоанне, – сказал де Бург.
Губерт посмотрел на Генри, и тот, как ему было велено, быстро закивал и изобразил на лице улыбку.
– Тогда пришлите ее мне скорее! – потребовал Александр. – Незачем ей коротать свои дни у Лузиньяна. Или есть к тому какие-то препятствия?
До чего же проницателен был этот шотландец!
– Все предпринято для ее скорейшего возвращения в Англию, Ваше Величество, – сказал Губерт, переглянувшись опять с Генрихом. – Король приказал сестре возвратиться, а Папа Римский пригрозил Хьюго де Лузиньяну отлучением, если он не отпустит свою падчерицу. Вашему Величеству не придется долго ждать невесту.
Король Шотландии, однако, состроил скептическую гримасу.
– Мне нужна принцесса – все равно, которая из них. Пусть Изабелла еще дитя, но я предпочту и ее, если Джоанну мне придется ждать долго.
– В любом случае мы согласны, – поспешно заявил де Бург. – Если Джоанна не прибудет вовремя, вы получите Изабеллу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56