Это была немного странная жизнь, но никто не назвал бы ее безрадостной.
Преклонных лет император и его цветущая молодая красавица жена, стали персонажами множества легенд, сложенных в тех краях.
ЭЛЕОНОР И СИМОН ДЕ МОНФОР
Элеонор была влюблена.
Самым заметным, самым умным и красивым мужчиной при дворе ее брата был, конечно, Симон де Монфор. Генрих тоже любил его, в чем она, к радости своей, успела убедиться. Но у Симона было много врагов. Она жила в страхе, что однажды они нападут на него.
Он предупредил ее сразу же:
– Англичане считают меня французом, французы – англичанином. И тем, и другим я не по душе.
Куда бы она ни отправилась, на прогулку или на охоту, он всегда оказывался возле нее. Иногда, правда редко, они осмеливались ускользнуть от всех и остаться наедине. И тогда Элеонор испытывала истинную радость. Она неслась на коне по густой траве, а чуть сзади нее скакал Симон, и она позволяла ему себя догнать, если он просил:
– Придержите коня, принцесса! Я хочу что-то сказать вам…
И они пускали коней шагом и говорили… говорили…
Симон был авантюристом – так он сам себя называл, а она – сестрой короля. Как странно, что у них нашлись общие темы для разговора, что они так хорошо понимают друг друга!
– Я тоже авантюристка. Иногда я так думаю про себя, – призналась она.
– Вы? Не может быть! Ни за что не поверю. – Почему? Разве все принцессы обречены вести скучную жизнь?
– Вовсе не обязательно. Некоторые принцессы далеко не скучают, – улыбнулся Симон.
– Я как раз хочу быть такой. Я решила жить так, как пожелаю.
Она поведала ему историю своей жизни, а он ей – своей.
Если бы его дед, владетельный граф Монфор и Эвре, не женился на сестре эрла Честера и не получил в приданое за женой богатое поместье, Симон никаких дел с Англией не имел бы.
– Подумайте об этом! Мы бы с вами никогда не скакали рядом по английским лугам.
Он смеялся, глаза его искрились, но ей казалось, что за каждым произнесенным ею и им словом кроется какой-то иной, более глубокий смысл.
– Их сын Симон, – продолжал рассказывать о своей родословной ее спутник, – одно время возглавлял крестовый поход против альбигойцев. К нему перешли титул эрла Честера и половина фамильных владений.
– Вы, значит, сын крестоносца?
– Да. На меня пал отчасти отблеск отцовской славы. Мой старший брат л'Амори передал права на собственность мне, вот я и явился в Англию требовать возврата владений.
– Кажется, дела ваши идут успешно.
– Во всяком случае, ваш брат добр ко мне.
– Да он без ума от вас! И, честно говоря, я могу его понять.
– Это значит для меня больше, чем все королевские благодеяния.
– Не может быть!
– Клянусь!
– Тогда я изменю свое мнение о вас. Я думала, что вы расчетливее.
– Это как покажет будущее, моя дорогая принцесса. Вполне вероятно, вы убедитесь, что я очень расчетлив.
– И как долго придется ждать, когда вы покажете свое истинное лицо?
– Надеюсь, что недолго.
Элеонор ликовала. Ей казалось, что он уже близок к признанию в любви.
В своих чувствах к Симону она уверилась давно.
– Ваш брат определил мне пенсион в четыреста марок. Если к тому же я верну свои владения, то стану просто богачом. Но не забуду тех, кто помог мне на первых порах.
– Королевская пенсия, должно быть, очень важна для вас.
– Не так важна, как выражение глаз сестры короля, когда она смотрит на меня.
– Для здравомыслящего мужчины пенсион в четыреста марок весомее, чем взгляд какой-то женщины.
– Совсем не так, – живо возразил Симон.
И в такие моменты, как этот, она обычно пришпоривала коня и уносилась прочь, потому что была счастлива и ей хотелось мчаться и дышать ветром, в котором ей слышалась песнь любви.
Элеонор старалась раскрыть ему свою душу, объяснить, как она жила раньше.
– Девочкой меня выдали за зрелого Уильяма Маршала. Так поступили потому, что опасались его перехода на сторону французов, а я была еще совсем крошкой.
Она наклонилась и показала рукой почти у самой земли, какого роста тогда была.
Симон улыбнулся и воскликнул:
– Бедное дитя!
– После брачной церемонии муж тут же уехал в Ирландию. Я оставалась в королевском дворце с сестричкой Изабеллой и нашей старой няней Маргарет Биссет. Изабелла теперь германская императрица, и Маргарет живет у нее.
– Вам тоже найдут мужа, не сомневаюсь в этом.
– Я не соглашусь… если это не будет мой собственный выбор.
Симон спросил не без лукавства:
– А когда такой момент наступит, хватит ли у вас сил противостоять братьям?
– У меня достаточно сильный характер. Я хорошо себя знаю.
– Короли, епископы, бароны, лорды… они могут быть очень настойчивы.
– Я тоже могу быть настойчивой. Принцесса, однажды выданная замуж ради государственных интересов, имеет право в следующий раз сама определить, когда и с кем ей идти под венец.
– И вы думаете, вам позволят?
– Я сама себе хозяйка.
– О! Вы, принцесса, столь же дерзки и храбры, сколь и прекрасны. В вас есть качества, которые я больше всего ценю в женщине, – красота и независимость.
– Я рада, что хоть чем-то нравлюсь вам, милорд.
– Надеюсь, что, проводя время со мной, вы не жалеете об этом. Как мне хочется быть вам приятным!
Никто с ней раньше так не разговаривал. Она чувствовала, что в каждой его фразе, в каждом произнесенном им комплименте скрывается признание в любви.
Но возможно ли для нее выйти замуж за человека без состояния? Ведь у него пока нет почти ничего за душой, кроме спорных прав на какие-то владения. А эти права еще нужно доказать. Впрочем, он уже успел заручиться дружбой с королем и завоевать любовь сестры Генриха.
Мало это или много – покажет время. Элеонор одновременно и тревожилась, и сгорала от любопытства. Что скажет братец Генри и как он поступит, когда она заявит ему о своем желании выйти замуж за де Монфора?
Генрих должен был бы быть сейчас более расположен к задушевной беседе и стать снисходительным к порывам влюбленных сердец, потому что сам недавно заимел невесту. Он добился наконец заключения брачного договора, и будущая королева уже жила при дворе.
Элеонор – так ее звали – была очень молода и очень красива. Она приехала из Прованса, чтобы стать английской королевой. Была она немного избалована и капризна и все делала по-своему, но Генрих ничего не замечал, радуясь тому, что у него появилась невеста. Он был так заворожен ее красотой, что совсем размяк и значительно подобрел, это было тотчас всеми замечено в его окружении.
Сестра надеялась найти у «обновленного» Генри понимание и даже сочувствие. Решение она приняла, когда влюбленные в очередной раз оказались в лесу и отделились от всей компании, что стало для них уже привычным и повторялось с таким постоянством, что не могло остаться не замеченным другими придворными.
Симон заговорил с принцессой напрямую:
– Конечно, мало нашлось бы людей некоролевского происхождения, кто бы осмелился просить руки сестры короля.
Но Симон де Монфор с самого начала заявлял, что он человек необычный. Он верил в свою звезду, он собирался, пройдя по жизни, оставить свой след в истории. Он был отмечен печатью Всевышнего – так он считал и так считала Элеонор. Поэтому он мог позволить себе дерзкий поступок.
Он обратился к принцессе на «ты»:
– Ты знаешь, что я люблю тебя.
Она не стала изображать удивление:
– Да, я знаю это.
– И ты любишь меня, – убежденно произнес Симон.
Элеонор не стала отрицать этого.
– Когда мужчина и женщина любят друг друга, их любовь должна увенчаться брачными узами. Согласна со мной?
– Да, – был ее ответ.
– И как мы поступим? – спросил он.
– Мы поженимся.
– А ты готова к этому, Элеонор?
Она протянула ему руку, он ей свою. Их руки соединились в пожатии. Их кони замерли в неподвижности, словно ощущая торжественность момента.
Как светились его глаза!.. Он видел свое будущее.
– Значит, главное решено. Мы должны… – он сделал на слове «должны» ударение, – обвенчаться.
– Да, это решено.
– Боже, как я люблю тебя, Элеонор! – воскликнул Симон. – Ты и я – мы родились друг для друга. Мы оба отважны, не правда ли? Мы готовы взять от жизни все, что пожелаем.
– Только так и надо жить, – откликнулась она.
– Да, ты права. Ну и что дальше? – спросил Симон слегка подзадоривая ее.
– Ты спрашиваешь меня, что дальше? Я тебе отвечу. Мы поженимся.
– Тайно?
– Нет, я оповещу короля.
– Даст ли он согласие?
– Думаю, да… если мы проявим осторожность. Нельзя, чтобы другие узнали… Ричард, лорды… они станут возражать.
– Симон де Монфор и принцесса Элеонор… – задумчиво произнес он. – Конечно, они скажут, что я недостоин брака с тобой.
– Мы оба знаем, что это не так. Я поговорю с братом. Он сам познал, что есть любовь, и будет снисходителен к нам.
– Да, он под башмаком у своей Элеонор. Разумеется, он ее любит, но не так сильно, как я тебя.
– Откуда ты можешь знать? Мне кажется, он ее боготворит!
– Это неразумное дитя? Ею можно любоваться, но не любить. Что она знает о жизни?
– Зато она хорошо знает, как получить от Генри все, что ей хочется. Может, и я добьюсь от брата того же.
Наступило Рождество, и все собрались в Вестминстере. Король был по горло занят приготовлениями к празднеству, желая показать недавно обретенной им королеве, насколько он щедр и гостеприимен.
Элеонор все не решалась подступиться к нему. Ведь если он откажет, это сделает ее брак с Монфором невозможным. Различные варианты возникали у нее в уме. Король мог даже заключить Симона в тюрьму, четвертовать, приказать убить тайком…
Нет, конечно, все это ерунда. Генрих никогда не проявлял чрезмерной жестокости, не поступал подобным образом. На своего отца он в этом не походил. Он был человеком миролюбивым.
И все же она понимала, что сильно рискует. Разговаривая с Симоном, она ощущала себя полной отваги и храброй до безрассудства, но вдали от него к ней возвращалось чувство реальности.
Ей пришло в голову, что есть человек, с которым она могла бы без опаски посоветоваться. Сестрица ее Джоанна жила при Вестминстерском дворе еще с сентября, после паломничества в Кентербери вместе с королем Генрихом и со своим мужем Александром. Король Александр сейчас уже вернулся к себе в Шотландию, но Джоанна задержалась, чтобы встретить праздник в кругу семьи.
К ней и обратилась Элеонор за советом, когда сестры встретились на Рождество. Занятая своими собственными переживаниями, Элеонор все же не могла не заметить, как бледна ее старшая сестра. Бедная Джоанна, казалось, таяла на глазах. Она придумывала предлог за предлогом, чтобы подольше задержаться в Англии, но и это не помогало ей. Несколько недель она провела, не выходя из своей спальни, и с ужасом ждала дня, когда ей все-таки придется уезжать в Шотландию.
Рядом с ней Элеонор выглядела цветущей, и ей было немного стыдно, что она занимает больную сестру своими проблемами.
Элеонор спросила с участием, как Джоанна себя чувствует.
– Мне лучше, – заверила ее Джоанна. – Так всегда бывает, когда я попадаю в Англию.
«Как мне жалко ее!» Элеонор преисполнилась сочувствием к сестре, но тут же подумала, что за Симоном она бы последовала с радостью куда угодно. Ясно, что бедная Джоанна не испытывала подобных чувств к Александру.
– Я хочу кое-что сказать тебе, Джоанна, но только под секретом, под большим секретом… Мне нужен твой совет.
Джоанна улыбнулась сестре:
– Буду рада помочь, если смогу, ты же знаешь.
Элеонор кивнула:
– Я влюблена и хочу выйти замуж.
Джоанна сразу встревожилась:
– Многое зависит от того, кто он. Сочтут ли его подходящим мужем для тебя?
– Для меня он единственный на свете, кто мне подходит.
– Я не это подразумевала, Элеонор.
– Я знаю. И могу предположить, что он как раз тот человек, кого назовут совершенно неподходящим.
– О, моя бедная, несчастная сестричка!
– Не называй меня так, я совсем не бедная и не несчастная, раз Симон любит меня!
– Симон?
– Симон де Монфор.
Джоанна, нахмурившись, сдвинула брови.
– Не сын ли он того полководца, который воевал с альбигойцами?
– Да, он его сын. Мы собираемся обвенчаться – и неважно, что про нас будут говорить. Если мы уедем во Францию… если мы сбежим отсюда…
Элеонор подняла глаза на сестру и увидела, что Джоанна смотрит на нее с искренним восхищением.
– Ты права, Элеонор, – сказала Джоанна, просветлев. – Если ты любишь… и он любит тебя, не позволяйте никому встать у вас на пути. Первый раз тебя выдали замуж насильно по государственным соображениям, теперь свобода выбора за тобой.
Элеонор потянулась к сестре и обняла ее. Хрупкость Джоанны поразила Элеонор, но в глазах сестры она углядела огонь.
– Боюсь, что ты все-таки не поняла меня до конца, – мягко сказала Элеонор.
– Я все поняла, моя маленькая сестричка, я тоже любила когда-то… Я рада, что это было в моей жизни, пусть даже любовь не принесла мне счастья.
– Ты была влюблена, Джоанна? – удивилась Элеонор.
– Да, но это было так давно. Или мне кажется, что давно.
– Я слышала, что тебя совсем юной отправили в Лузиньян.
– Да… к человеку, который должен был стать моим мужем. Я очень боялась его, но потом научилась не бояться. Я узнала, что он за человек. Он был такой добрый, такой светлый…
– И ты полюбила его? – воскликнула Элеонор. – Но ведь он женился на нашей матери!
– А ты помнишь нашу мать, Элеонор?
– Очень смутно.
– Она обладает способностью завлекать мужчин. Я не могу объяснить, в чем заключаются ее чары, но я не встречала женщины, подобной ей… Это какое-то колдовство, недобрая, темная сила… И она пользуется этой силой, чтобы привязывать к себе людей. И Хьюго Лузиньяна она связала по рукам и ногам. А мне пришлось удалиться и… выйти замуж за Александра.
– Как ты несчастна, Джоанна!
– Это было так давно, что сейчас и говорить об этом не стоит. Зато теперь я королева Шотландии.
– Жалкое вознаграждение за потерянную любовь!
Джоанна опустила на головку сестры свою исхудавшую руку, на которой ясно выступали голубые вены. Этим жестом она как бы благословляла Элеонор.
– Не упускай возможности обрести счастье, а то будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56