Людовик был тоже доволен. Он скрепил союз, о котором так пекся его мудрый отец.
Мужчины совершили свое мужское дело и на некоторое время успокоились.
Неспокойно было их женам.

Англия, 1223–1226 годы
БРАТЬЯ И СЕСТРЫ КОРОЛЕВСКОЙ КРОВИ
Генрих, его брат и сестры редко собирались вместе, но тут был особый случай.
Ричард прибыл ко двору из замка Корф, где воспитывался под неусыпным наблюдением Питера де Мале.
И вот настал день, когда Губерт де Бург сказал королю:
– Пора как-то обустроить вашего брата. Ему уже четырнадцать лет. Если о принцах не позаботиться, они обычно сами предпринимают попытки чего-то добиться для себя, а это к добру не приводит.
Генрих, который во всем следовал советам Губерта, тотчас согласился и вызвал Ричарда ко двору.
Встреча двух братьев была сердечной, по крайней мере внешне, но некоторая настороженность в их отношениях все же ощущалась.
Генрих получил в наследство привилегии, связанные с королевским саном, а Ричарду досталось, как он сам считал, лишь славное имя. Его назвали в честь дядюшки Ричарда Львиное Сердце, и мальчик рос с постоянной мыслью, что обязан повторить подвиги героя крестовых походов.
Конечно, он чувствовал себя обделенным и сетовал на судьбу за то, что родился на свет позже старшего брата. Однако положение второго королевского сына было весьма важным, и он мечтал скорее повзрослеть, избавиться от надоевших ему наставников и начать завоевывать себе славу, подтверждая, что достоин имени, данного ему при крещении. «Мир еще услышит обо мне!» – с убежденностью повторял он неоднократно.
Губерт поучал Генриха:
– Через пару лет, когда Ричарду исполнится шестнадцать, его надо будет посвятить в рыцари и одарить поместьями и титулами. Важно, чтобы между вами было полное согласие. Хороший брат – бесценное сокровище, а плохой – вечная угроза для любого монарха.
Генрих держал это в уме, когда принимал Ричарда, но все прошло гораздо благополучнее, чем он предполагал. Ричард искренне обрадовался приглашению ко двору. Братья виделись только однажды после похорон их отца в день вторичной коронации Генриха три года тому назад. Мальчик сильно подрос и возмужал за это время, то же самое произошло и с Генрихом.
Они выезжали вместе на верховые прогулки и говорили о былом. Ричард мало что помнил о тех днях по причине своего юного возраста, и Генрих показал ему, как мать заставила его короноваться своим золотым обручем, снятым с шеи, потому что не было под рукой короны. Из-за этого всю церемонию повторили еще раз четыре года спустя в торжественной обстановке и с настоящей короной.
– Как странно, – заметил Ричард, – что наша мать сначала согласилась на обручение Джоанны с Лузиньяном и отвезла ее к нему, а потом сама вышла за него замуж.
– Нам это не по душе! – с важностью заявил Генрих. – Да будет тебе известно, что Губерт и все мои советники считают, что если король Франции убедит Хьюго де Лузиньяна стать его союзником, наша матушка примет сторону своего мужа, а не нашу.
– Разве Лузиньян так много значит? Он всего лишь граф. Мы легко его одолеем.
– У него огромные владения и множество вассалов. Еще отец наш – ты про это, конечно, не можешь помнить – намеревался отдать ему в жены Джоанну, чтобы привлечь его в союзники.
– Ну а разве через матушку мы не обеспечили этот союз? Какая разница, если мы все равно породнились? Хотя жалко, конечно, бедняжку Джоанну.
– Я нашел ей другого мужа, так что о ней можешь не беспокоиться.
Ричард взглянул на брата удивленно и с некоторой обидой. Он был уязвлен: как-никак его должны были хотя бы известить, за кого вышла замуж сестренка.
– Довольна ли Джоанна замужеством?
– Можешь спросить у нее.
– Она здесь?
– Она с мужем на пути сюда из Шотландии. Джоанна должна чувствовать удовлетворение от того, что ее брак скрепил нашу дружбу с шотландцами. А так как Губерт женился на сестре Александра Маргарет, у нас с этой страной теперь тесные родственные связи.
– Поговаривают, что Губерт де Бург тащит все перышки в свое гнездо.
– Кто это говорит? – взвился от ярости Генрих.
– Многие. И ты должен признать, что брак с сестрой короля Шотландии слишком большая честь… для простого дворянина. Ему бы не следовало взбираться так высоко.
– Остерегайся говорить подобное про Губерта! Он великий человек. Во всем королевстве нет для меня более верного и нужного слуги.
– Да-да, – невозмутимо продолжал Ричард, – и об этом я наслышан. Король шевелит ручками-ножками, когда Верховный судья дергает за ниточки.
Генрих побагровел.
– Прекрати! – выкрикнул он. – Я не намерен слушать эти лживые бредни.
Ричард тут же подумал: «Вот каков наш король! Мне надо было родиться первым».
– Я не позволю вести такие разговоры при мне, – не унимался старший брат.
– Будь я король, – сказал Ричард, – я предпочел бы, чтобы говорили при мне, а не за моей спиной.
Генрих осекся. Очевидность того, что было сказано Ричардом, поразила его. Но как унизительно выслушивать подобные советы от младшего брата!
Он поспешил сменить тему:
– Я решил, что тебе пойдет на пользу путешествие к Святым местам. У тебя слабое здоровье, и не помешает, вероятно, ради его улучшения смиренно покаяться и получить отпущение грехов.
– Все мои хвори от мерзкого холода и сырости в замке Корф, а не из-за моих грехов.
– Пусть ты и добродетелен, братец, но все же не упрямься. Я на этом настаиваю, Ричард. Александр, твой шурин, намерен посетить Кентербери и помолиться мощам святого Фомы. Будет замечательно, если ты составишь ему компанию. Я так думаю!
«Ты так думаешь? Нет, это Губерт де Бург так думает», – тут же мысленно откликнулся на заявление брата Ричард.
Но сама идея ему не претила. Он столько времени провел не у дел, вдали от всех, почти в одиночном заключении, что ему было интересно повстречаться с шурином.
Странное чувство овладело Джоанной, когда она вновь попала в комнату для занятий в Вестминстерском дворце. Два года назад она вышла замуж за Александра. Ей было тогда всего одиннадцать лет – детский возраст, но пребывание в замке Лузиньян разом оборвало ее детство и приучило переживать и мыслить по-взрослому.
Она ощущала себя многоопытной женщиной рядом с сестрами – десятилетней Изабеллой и девятилетней Элеонор.
Сестры встретили ее настороженно.
Умудренная, кажущаяся самой себе старой, как мир, Джоанна подумала: «Бедные девочки! Что они знают о жизни!»
Два года она провела в супружестве. Александр был не злой, к тому же он сделал ее королевой. Будучи на двенадцать лет старше, он успел выиграть немало сражений, заслужить славу неустрашимого воина и удачливого полководца.
Он сильно напугал ее вначале своей внешностью – резкими чертами худощавого лица, казалось созданного из одних острых углов и изломанных линий, зловещим блеском в глазах и черными космами волос. Но Джоанна знала, что она красива и красота ее будет еще расцветать, потому что нет рядом затмевающей ее матери. Все вокруг были очарованы Джоанной, это льстило Александру, и он радовался обретенному союзу с Англией – страной, которую представляла его супруга.
Когда он обнаружил, что она ко всему прочему еще и умна, то попробовал заговорить с ней о делах государства и не разочаровался. Хоть он и провел много времени на поле брани, но предпочитал мирную жизнь и сказал ей, что хочет видеть Шотландию преуспевающей, а ни одна страна еще не преуспела, воюя. Разумеется, он вынужден проливать кровь, защищая свои границы, но гораздо лучше обезопасить их путем заключения династических браков, как сделали это они – он, король Шотландии, и она, английская принцесса.
Джоанна соглашалась с ним во всем, потому что он был, конечно, во всем прав, и со смирением, уроки которого преподали ей в замке Лузиньяна, внимала его речам.
Но он не был Хьюго, а образ Хьюго, как ей казалось, не потускнеет в ее памяти никогда. Он навсегда останется для нее идеалом мужества, красоты и благородства. Всей душой она стремилась к нему, но путь туда был ей заказан. А ведь как близка она была к вершине, где ждало ее блаженство, и как безжалостно сбросили ее вниз.
Она отгоняла от себя прочь мысль о том, чем занимается Хьюго с ее матерью. О потаенной стороне отношений между мужчиной и женщиной Джоанна уже многое знала. Ее усиленно просвещали, ибо ожидалось, что в скором времени она подарит Шотландии престолонаследника.
Для исполнения своего почетного долга она уже вполне созрела. Ее очень расстроило известие о том, что мать уже успела родить от Хьюго двух ребятишек. Может быть, со временем боль притупится, но пока она страдала от мучительной ревности.
Ее невольно посещали навязчивые видения – Хьюго и ее мать вместе в спальне. Конечно, она, сама того не желая, вынуждена была согласиться, что ее мать чем-то отличается от всех прочих женщин. Она не могла забыть, как Хьюго смотрел на Изабеллу, и понимала, что означает этот взгляд, какие чувства возникают у мужчины при виде Изабеллы.
Пока Александр в компании с Ричардом совершал паломничество в Кентербери, она оставалась в Вестминстере. Ричарда она помнила смутно. В раннем детстве он отличался большей энергией и подвижностью, чем Генри, и всегда вылезал вперед, несмотря на то, что был младшим сыном.
Сестрички – Изабелла и Элеонор – просили ее рассказать им о Шотландии. Они относились к ней с благоговением, ведь их старшая сестра повидала столько земель и разных стран. Сначала она жила где-то далеко в графстве Лузиньян, потом вообще на краю света – в Шотландии, да к тому же уже была замужем.
Все это в глазах сестер поднимало ее на недосягаемую высоту.
Но самую младшую сестрицу, Элеонор, интересовала не только география.
– Скажи, а приятно ли быть замужем?
Джоанна смутилась:
– Милая сестричка, скоро ты сама все узнаешь.
– Да, скоро, – кивнула Элеонор. – Ведь я тоже вышла замуж!
– Не может быть! – воскликнула Джоанна в изумлении. – Ты еще малышка.
– Я не вру. Подтверди, Изабелла.
Изабелла мрачно склонила голову.
– Маргарет Биссет говорила об этом.
– Маргарет не следовало бы при вас распускать язык!
Изабелла поспешила защитить свою гувернантку:
– Она не виновата. Я так хорошо спряталась, что она не знала, где я.
– Значит, ты подслушивала? Какой стыд, Изабелла!
– Нас можно простить, – возразила Элеонор, – потому что это касается нас, а нам ничего не говорят.
– И что же ты слышала? – проявила внезапный интерес к судьбе сестренки Джоанна.
– Что кто-то по имени Уильям Маршал попросил моей руки, – с гордостью сообщила Элеонор, опередив сестру.
– Это означает, что он собирается жениться на ней, – пояснила Изабелла.
– Но тебе ведь нет еще и девяти!
– У него уже была прежде жена, и тоже маленькая девочка. Так сказала Маргарет, – продолжала Изабелла. – Должно быть, он помешан, говорит она, на девочках.
Сестры захихикали, но Джоанна прикрикнула на них:
– Прекратите! Нечего болтать ерунду!
– Это не ерунда. Уильяму Маршалу давно дали обещание отдать Элеонор, и вот он… теперь захотел получить обещанное. Как тебя раньше отдали Лузиньяну… но он вернул почему-то тебя обратно.
– Потому что женился вместо Джоанны на нашей матушке, – поделилась своей осведомленностью Элеонор. – Но так бы не случилось, если б наш отец был жив.
– Конечно, он бы не позволил… – поддержала сестру Изабелла. – Ведь он был король, а Лузиньян его подданный.
– А кто-то из вас помнит отца? – увела разговор в сторону Джоанна.
Элеонор кивнула:
– Я помню. Он всегда был злой и громко кричал. Маргарет рассказывала, что он иногда бросался на пол и грыз соломенные подстилки. Это помогало ему умерить свой гнев. Я пробовала так сделать несколько раз, когда была вне себя, но у меня ничего не вышло. Злость не проходила, а солома… она такая ужасная на вкус.
– Какой вздор ты несешь! – одернула ее Джоанна. – И вообще вы слишком разболтались! И перестаньте подслушивать разговоры взрослых!
– Это же так интересно! – резонно заметила Изабелла.
– Это неприлично. Особенно вам, сестрам короля. Вдруг вы услышите то, что для ваших ушей не предназначено?
Элеонор испугалась.
– А я не должна знать, что меня отдают Уильяму Маршалу?
– Вероятно. – Джоанна пожала плечами.
Она смотрела на Элеонор и видела в ней себя – какой была, казалось, целую вечность тому назад. Она была такой же юной и беззащитной, как сейчас Элеонор. Но затем проснувшаяся в ней любовь и трагедия отнятой любви сделали ее преждевременно взрослой. Взрослой, но не счастливой.
Как она ненавидела суровые шотландские зимы, когда снег покрывает все вокруг и долго не тает! Как были прекрасны французские дубравы, где она скакала верхом и рядом был ее Хьюго!
И этой радости лишила ее собственная мать. Кто она, как не ведьма? Колдунья, отнимающая женихов у невест и красотой своей заставляющая мужчин забыть о чести, о долге, о прежней любви.
Джоанна резко вскинула голову, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей. Как бы напугались ее маленькие сестры, если б узнали, о чем старшая сестра размышляет постоянно.
Видеться с Генри, даже наедине, было нелегко. Он стал таким важным, таким упоенным собой. Трудно было представить, что это тот самый братик, с которым она когда-то играла, затевала шумную детскую возню.
Те далекие дни канули в Лету.
У матери он числился в фаворитах – если такое было вообще возможно, ибо никого из детей она не любила по-настоящему. Теперь Джоанна убедилась в этом. Странную жизнь вели они в Глостере. Картины той жизни сейчас представлялись смутными, как сновидения.
Отец был воплощением зла. Он был из тех мужчин, кто любую девочку мог заставить с трепетом думать о будущем замужестве.
Только мать почему-то не боялась его, словно обладала каким-то оружием, способным противостоять темной силе, исходящей от него. Теперь Джоанна знала, что это за оружие.
И все равно об их взаимоотношениях с отцом рассказывали ужасные истории, от которых волосы вставали дыбом.
Генри, став королем, не внушал такого страха, как отец. Может быть, потому, что он был еще очень молод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56