Владетельные сеньоры не знали, как ответить Изабелле – вызвать, что ли, ее на поединок?
Спас положение ее верный Хьюго. Он начал по пальцам считать дни:
– Коронация в Реймсе назначена на двадцать девятое число этого месяца. У нас в запасе двадцать один день. Слишком короткий траур по усопшему королю, не правда ли? Мы должны напомнить об этом многоуважаемой леди Бланш. Она чересчур торопится.
– Вероятно, она уже определила, кто станет регентом, – в раздумье произнес Париньи. – Сама она, конечно, не готова править государством.
– Не готова? – вскричала Изабелла, покраснев от нахлынувшей ярости. – Она готовилась к этому долгие годы. Клянусь, что она только и ждала, когда наступит этот день! Она… и ее пухленький амурчик-любовник…
– Изабелла! – прикрикнул на нее Хьюго так, что дрогнули стены, а мужчин пробрала дрожь.
– Давай, давай, затыкай мне рот! – неистовствовала Изабелла. – Зачем скрывать, кто она на самом деле? Все мы знаем про нее все. Она женщина… пусть она показывает миру заледенелое личико, но внизу живота у нее пылает огонь. Разве ты не читал вирши в ее честь, сочиненные жирным графом Шампанским? Друзья мои, – обратилась она к замершим от страха и брезгливости слушателям, – это ли не улика, доказывающая их любовную связь? И вины ее в этом нет. Людовик был не очень-то щедр на любовь. У нее имелись простые человеческие потребности, как и у всех. Если бы она открыто заимела любовника, я бы зауважала ее больше…
– Госпожа! – повелительно остановил ее Ги де Туар. – Вы говорите о королеве…
– Королева имеет право обсуждать поступки другой королевы!
– Наш разговор не должен выйти за стены этого замка, – напомнил Хьюго.
Изабелла рассмеялась – ядовито, оскорбительно.
– Мой дорогой супруг, мои дорогие друзья! То, что я поведала вам, уже давно известно во всех самых отдаленных уголках Франции. Неужели вы настолько глухи и слепы, что не слышали, о чем болтают досужие языки на ярмарочных площадях? Язык народа едок и остер. Его не заставишь замолчать – если только не вырвать с корнем. Наша белая лилия Франции порочна и покрылась пятнами грязи. А ее любовничек стоит у бойницы своего замка и выпускает стрелы под видом стихов и песенок и изрешетил напрочь броню, напяленную на себя французской королевой. Дальше – больше… Он всю Францию оповестил об их любовных делишках. О Боже, какая страсть! Кто может бросить камень в любовников, одолеваемых столь неземной страстью!
– Граф Шампанский написал, что она недосягаема, – попробовал возразить Ги де Туар.
– Вы суровый солдат, милорд, вы не способны проникать в скрытый смысл поэзии. Поэт без ума от нее. И вдруг, очень некстати, умирает ее супруг. Кто ждал подобной скоропостижной кончины? Признайтесь, вы же не ждали?
Изабелла обвела мужчин пылающим взглядом.
– Но накануне граф Шампанский поссорился с Людовиком. Он уехал от стен Авиньона… а в скором времени король скончался. От простуды… как говорят. Или выпив нехорошего вина на ночь… А кто поднес королю бокал с испорченным вином? Любовник королевы уже находился у себя в далеком замке, друзья короля вне подозрения, а король… он все-таки испустил дух.
– Прошли недели между отъездом Тибо Шампанского и смертью короля, – заметил Париньи.
– Есть медленно действующие яды… Мне представляется странным, что Тибо, сочиняющий стишки о своей любви к королеве, был все же допущен близко к особе короля. Не по настоянию ли возлюбленной супруги Его Величества? А эта поспешность с коронацией наследника? Не кроется ли за всем этим давно задуманный план?
С глазами, полными огня, и лицом, пылающим от возбуждения, Изабелла предстала перед мужчинами как воплощение земной, плотской красоты. Не поверить ей они были не в силах, хотя чувствовали, что зло буквально сочится у нее изо рта и надо бежать от нее, осеняя себя крестным знамением.
Хьюго совсем растерялся:
– У тебя нет никаких доказательств, милая…
– Лучше прекратим этот разговор… – вмешался хозяин замка.
– Но надо обдумать, как нам поступить, – настаивал Хьюго. – Не так ли?
Оба его собеседника согласно кивнули.
– Давайте не будем торопиться, – продолжал Хьюго.
– Ты хочешь сказать, что нам не следует присягать новому королю?
– Если мы явимся в Реймс, нам трудно будет отказаться от присяги. А оставшись дома, мы обезопасим себя на случай, если король Англии отвоюет право сюзерена распоряжаться нами.
Решать надо было сейчас, но принять решение оказалось непросто. С одной стороны – молодой король, ребенок, управляемый властной матерью, с другой – король по ту сторону моря, управляемый жадными и не менее честолюбивыми советниками.
Не лучше ли подождать, затаиться, спрятаться в нору?
Владетельные феодалы согласились не ехать в Реймс на коронацию. Хьюго понял, что Изабелла добилась, чего хотела. Но нужно ли это ему, Хьюго де Лузиньяну, вассалу французской короны? Не совершил ли он прыжок в пропасть, а теперь летит на дно ее лишь потому, что его жена так ненавидит королеву Франции?
Покачиваясь в седле, трубадур граф Шампанский распевал только что сочиненные им песни на пути в Реймс.
На душе его было невесело, но печаль служила ему источником вдохновения. Такова уж особенность поэтической натуры. Он не питал никаких радужных надежд, хотя супруг дамы его сердца отдал Богу душу.
И все же… она теперь вдова, и одна из многих преград, их разделяющих, рухнула.
Во время всего путешествия он слагал в ее честь стихи. Она стала теперь Белой Королевой, ибо по обычаю траурный наряд супруги усопшего короля должен был быть белоснежным.
Как это имя подходило к ней, к ее прекрасным волосам, ко всему ее облику! Бланш, Белая Королева…
Он сочинил четверостишие и тихонько напевал, подыскивая подходящую мелодию.
Скоро состоится коронация в Реймсе – великое торжество. Он послал доверенного начальника стражи, чтобы тот заблаговременно нашел ему в заполненном знатными вельможами городе соответствующее его рангу в придворной иерархии помещение. Пора напомнить о своем кровном родстве с королевской семьей.
Реймс! Красивейший из городов Франции, воздвигнутый на берегу спокойной реки, в водах которой отражаются его стены, башни, дома и храмы. Он приобрел свою значимость после того, как Филипп Август короновался здесь, а затем и Людовик. А сейчас еще и следующий Людовик, мальчишка Луи, наденет на голову французскую корону. Наверняка этот город войдет в историю.
Тибо мучился сомнениями, стоит ли ему сразу же попросить аудиенции у королевы после церемонии или немного выждать.
Он намеревался при личной встрече припасть к ее ногам и предложить ей свое сердце и все, что он имеет в собственности на этой бренной земле.
«Распоряжайтесь мною, как пожелаете, королева моего сердца!» – вот что он скажет ей, когда они увидятся.
Тибо воображал, как затуманятся ее глаза от слез благодарности. Она будет рада тому, что обрела верного защитника. У Бланш, разумеется, неисчислимое количество врагов, тем более сейчас, когда она овдовела. Он даст ей понять, что она может полностью положиться на него.
Тибо издали завидел купол кафедрального собора Реймса. Дорога была забита толпами. Все стремились в Реймс – рыцари в сопровождении многочисленной свиты, монахи, простолюдины. Вся Франция, казалось, пришла в движение.
Народ узнавал его и чаще всего приветствовал прибаутками, касающимися его малого роста и полноты. Но он был известен – и это его радовало.
Жирненький трубадур – подумаешь, какое оскорбление! Зато сочиненные им песенки напевали все, кто не совсем лишен голоса и слуха. Это и есть слава.
Пробивая себе путь сквозь толпы народа, заполнившие узкие улицы, Тибо запел, и его пение оценили. Люди хлопали в ладоши и уступали дорогу его кортежу. А он наслаждался собственным пением, сладкозвучностью своего голоса и красотой сочиненных им стихов и мелодий.
Если бы он захотел, думал Тибо, его сняли бы с седла и понесли дальше на руках. Это подняло его настроение, и в таком состоянии он начал репетировать в уме речь, которую он произнесет, припав к ногам Белой Королевы.
Но где же его апартаменты? Что-то долго он кружит по запутанному лабиринту городских улочек. Ведь родственнику покойного короля, прославленному Тибо графу Шампанскому должна быть отведена достойная резиденция.
Стражник, посланный им вперед, встретил его в глухом, вонючем тупике. Он виновато опустил голову, ощутив на себе тяжелый взгляд разъяренного хозяина.
– Милорд! Я все сделал, как вы приказывали. Я арендовал красивейший дом в Реймсе и вывесил на балконах штандарты с вашим гербом, но… явился мэр и его люди… Они потребовали убрать штандарты и прогнали нас из этого жилища…
– Какого черта! – вскричал Тибо. – Я снесу голову негодяю!
– Он действовал по приказу.
– Кто мог отдать такой приказ?
– Королева, милорд.
– Этого не может быть. Разве ей не известно, что… я самый преданный из ее слуг?
– Она распорядилась, чтобы вам не предоставляли жилища в Реймсе, а ваши слуги, если захотят, пусть ночуют на улице.
– Но я прибыл на коронацию…
– Мне было заявлено, что человеку, предавшему своего государя, отказано в праве присутствовать на коронации.
Тибо словно проглотил язык. Он не мог вымолвить ни слова и только в бессилии сжимал кулаки.
Обратились в прах все его мечтания. Она осталась для него такой же недосягаемой, какой была и всегда.
Великая злоба охватила все его существо – и поэтическую душу, и упитанное тело.
– Что ж, отправимся туда, где нас примут с почетом! – процедил он сквозь зубы.
Море людских голов качнулось, когда король-мальчик верхом на белом коне подъехал к величественным ступеням кафедрального собора. Женщины – а их в толпе было множество – сразу же прослезились.
Он был так юн, выглядел таким беззащитным и невинным, как ангел. Длинные светлые волосы, выпущенные на волю после снятия по ритуалу головного обруча, ниспадали на его худенькие плечи. Выточенное искусным резцом самого Господа личико, нежная кожа – все это вызывало умиление, особенно у дам.
Облаченный в черное монах помог дофину в белоснежных одеждах спешиться и повел внутрь собора. То, как мальчик воспринял эту поддержку, с каким достоинством и уверенностью, сразу же было оценено всеми присутствующими. Замечания произносились вслух, и Бланш чутко улавливала, что говорят о ее сыне. Да, он молодец, его не надобно вести за руку.
И все же ей досаждала заноза, которую незаметно вонзил в нее Тибо Шампанский. Может, не стоило так резко отвергать его, унижать его чувства? Он возбудил против нее толпу, а это совсем ни к чему.
Сейчас она во всем чувствовала себя неуверенной. На кого положиться, где искать союзников? Ходили слухи, что граф Шампанский без ума от нее. Может быть, влюбленный в нее вассал станет и помощником в управлении государством? Может, напрасно она поддалась приступу ярости, наслушалась всяких сплетен и отказала ему в аудиенции, запретив даже присутствовать на коронации дофина? А ведь граф так популярен в народе.
Вся ее душа, особенно после потери любимого мужа, восставала против лицезрения этого толстенького человечка. Но окончательно поссориться с ним было опасно. Неизвестно, что на уме у владетельных феодалов, у которых вся власть в руках, и без их присяги французское королевство распадется на части.
Бланш, усталая и далеко не счастливая, попыталась сосредоточить свое внимание на длительной церемонии коронации своего сына, возлагающей на него тягостный долг сохранить Францию. О Боже, кому по силам эта ноша?
Настоятель аббатства Сан-Реми поднялся на помост, где уже восседал маленький Луи, и помазал его священным елеем, чтобы будущий король был защищен от вражеских поползновений.
– О Господи, поддержи его, – провозглашал священнослужитель, – чтобы он правил долго и справедливо.
Вокруг помоста с восседавшим на нем юным Людовиком собрались знатнейшие вельможи, разодетые в пух и прах, наглые, сытые. Обязанные лишь сорок дней и сорок ночей в году служить тому королю, кому они сейчас принесут присягу, а потом… потом вместе со своими прихвостнями начнут раздумывать, под чьим крылышком им будет теплее.
На мальчика накинули длинную, до пят, пурпурную мантию, обшитую шкурками горностая, а сверху плащ, с златоткаными лилиями, символизирующими французскую королевскую династию.
Слава Богу, она поддержала эту династию, рожая с криками боли сыновей своему любимому супругу.
Как прекрасен ее сын! Кто осмелится сказать, что он не король? Пусть она смотрит на него глазами любящей матери. Но другие? Разве они не предчувствуют, что Людовик станет великим королем? Он будет королем получше, чем его дед и отец. Он восстановит империю Карла Великого.
«Дура безмозглая, глупая женщина! Дай Бог удержать то, что оставил тебе в наследство твой супруг, – клочки Франции, на которые претендует английский король», – думала Бланш.
Епископ возложил корону на голову ее сына. Неужели ее миссия на этом завершена?
Ее мальчик прошествовал с короной на голове к креслу, на которое было накинуто покрывало с золотыми лилиями. Он сел на него. И это означало, что теперь он король Франции.
С надеждой на то, что ее безгрешная жизнь достойна вознаграждения, Бланш обратилась к небесам:
– Боже, храни короля!
Не было никого из присутствующих в огромном соборе, кто не был бы тронут этим зрелищем. Юный король принимает на себя тяготы правления великим государством.
Епископ первым приложился губами к его руке, затем вереницей последовали благороднейшие вельможи из самых древних родов. Они преклоняли колени, целовали руку короля и приносили ему присягу.
Не было среди них Тибо Шампанского. Но не только его.
Где же Хьюго и Изабелла де Лузиньян? Где их соседи?
Внезапно мысль о том, что источником мерзких слухов о ее связях с трубадуром могли быть супруги Лузиньян, буквально обожгла Бланш. Ей вспомнился лукавый дьявольский огонек в глазах развратной Изабеллы. Она почувствовала себя облепленной грязью, будто ее обрызгала пронесшаяся мимо телега простолюдина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56