– Ты не по купеческой части будешь? Может, коробейник?
На коробейника, мелочного торговца, я, как мне казалось, никак не походил, даже с учетом заношенного кафтана.
– Нет, я не коробейник, – еще суше ответил я.
– Значит, у меня на постоялом дворе был. У меня память на лица такая хорошая, раз увижу человека, через десять лет вспомню.
Постоялых дворов я посетил достаточно много, и просто не мог помнить в лицо их хозяев, потому неопределенно пожал плечами. Однако трактирщик не сдавался и решил не мытьем, так катаньем выяснить, где он меня видел. Он беззастенчиво, в,упор рассматривал меня, словно музейную статую, щурил прицельно правый глаз и разве что не пробовал на ощупь.
– Вспомнил! – вдруг радостно воскликнул он. – Это ты к нам на двор приходил с гулящими девками!
Как раз в этот момент кузнец вывел из загона моего подкованного донца и, услышав конец фразы, цинично усмехнулся.
– С какими еще девками? – совершенно искренне удивился я. Пользоваться любовными платными утехами мне не приходилось. – Ты меня с кем-то путаешь!
– Как же, путаю! Ничего я не путаю! – радовался трактирщик. – Вас еще трое было мужчин, и с вами две гулящие девки из дома. Ты с молодым парнишкой в зале сидел, а Федька с девками в светелке развлекался. А меня ты не помнишь, потому что там за главного была моя жена! Ну что, теперь-то признал?
Я еще раз внимательно посмотрел на соседа и согласно кивнул головой. Такой случай действительно имел место быть. Молодой царь Федор Годунов в преддверии предсказанной мной потери престола решил успеть познать жизнь во всех ее формах. Мы втроем – он, переодетая в мужское платье царевна Ксения и я – посетили веселый дом, где случайно столкнулись с боярином князем Василием Ивановичем Шуйским. Чтобы он не узнал царя и царевну, пришлось срочно оттуда уходить. Однако царь Федор так увлекся двумя жрицами любви, что потребовал взять их с собой. Именно тогда мы оказались в трактире, о котором толковал этот человек. Я даже вспомнил его энергичную супругу – женщину с хитрым, лисьим личиком. Она, кстати, приходилась родной теткой одной из двух царевых гетер.
Когда, наконец, выяснилось, где мы встречались, вопрос можно было закрыть и оставить меня в покое, тем более что я уже расплатился с кузнецом и примеривался сесть в седло. Однако словоохотливый трактирщик не унялся:
– Федька-то теперь у меня в холопах служит, так с той Феклой и живет!
Какой Федька, и что это за Фекла, с которой он живет – я не знал и вежливо кивнул головой, что, мол, рад за них.
– Вот Федька-то обрадуется, когда скажу, что тебя встретил! – продолжал тараторить он. .
– Какой Федька, почему он должен радоваться, что мы встретились? – окончательно запутался я.
– Как какой? Да тот, с которым ты у меня был! Неужто запамятовал? Я же тебе целый час толкую, что он у меня в холопах служит!
– Федор? Тот самый? В холопах? Ты шутишь? – только и смог выговорить я.
То, что царь, даже молодой, свергнутый с престола, может служить в холопах у трактирщика, было слишком.
– И давно он у тебя? – только и нашелся спросить я.
– Порядком. Федька-то парень хороший, исполнительный, сам, поди, скоро свое дело заведет. Мы им много довольны, а супруга так не нарадуется!
– Скажи ему, я обязательно заеду навестить.
– Так за чем дело стало, сейчас подкую свою кобылу, и вместе поедем, мы же тут стоим в двух шагах, или запамятовал?
Я, действительно, уже забыл, где расположен трактир, в который мы добирались околицами и «тайными тропами».
– Тогда с нами было две девушки, эта Фекла – которая посветлее или потемнее? – спросил я, вспоминая лица «блудниц», с которыми пылкий юный царь сразу же завел тесные отношения. Одна из них была кареглазой и русой, вторая – кукольной блондинкой.
– Фекла-то? – переспросил трактирщик. – Фекла та, что темнее, племянница моей бабы. Только хоть у нее глаз и карий, но она девка хорошая, не беспутная. С Федькой-то они душа в душу живут. Глядеть на них душа не нарадуется, чисто голубки!
Фекла, которую под влиянием западной литературы и конкретно итальянского поэта Данте Алигьери, царь называл Беатриче, была, сколько я мог судить при краткости знакомства, девушкой умной и целеустремленной, к тому же очень красивой. В элитные проститутки она попала не по своей воле и теперь, судя по всему, решила поменять свою жизнь. Как бы деликатнее спросить о ее прошлых занятиях у трактирщика, я не придумал и решил разобраться на месте. Поэтому, не раздумывая, согласился на визит:
– С удовольствием навещу твоего холопа.
– Вот и ладно! Федька будет рад, а то у него из прежних знакомцев никого не осталось.
Дальше словоохотливый трактирщик принялся рассказывать о себе, своей жене и детках. Ничего информативного в его откровениях не содержалось, одни общие восторги по поводу удачно сложившейся жизни, замечательной жене, прекрасных отпрысках. Мне всегда немного завидно наблюдать такого рода людей, у которых все всегда хорошо.
Пока мы разговаривали, кузнец перековал кобылу трактирщика, и мы отправились навещать Федора. Почему-то трактир, несмотря на свое название, находился не на большой дороге, а на отшибе, прятался среди небольших окраинных изб московской бедноты и полукрестьянских подворий окраинной Москвы. Это удивило меня еще в тот раз, когда мы попали сюда впервые. Каким проезжим людям он мог доставить кров и стол, я не представлял, поблизости не проходил ни один тракт, и попасть сюда без провожатого было совершенно нереально.
– Кто у вас здесь останавливается? – спросил я спутника, когда мы плутали по задам каких-то садов и огородов.
– Всякие разные, у нас от желающих отбою нет, – с энтузиазмом ответил он, – место, сам посуди, какое: тишина, покой, свежий воздух! Не то, что в городе, там ведь дышать нечем, пыль, чад, зимой от печного дыма снег черный. Такого хорошего, тихого места во всей Москве не сыщешь. Я слышал, покойный царь Борис хотел здесь главный царский дворец строить!
Что касается планов покойного царя, это проще всего было выяснить у его сына, но, судя по разговору, трактирщик даже примерно не представлял, кто служит у них в наемных холопах.
Наконец мы въехали через узкую калитку во двор этого странного заведения. Первый раз я не особенно присматривался к здешним достопримечательностям, теперь отнесся к месту обитания Федора Годунова более внимательно. Что касается свежего воздуха, трактирщик не соврал, в отличие от слобод вроде мясной, кожемятной или гончарной, атмосфера здесь была вполне приличная, почти как в сельской местности. Во дворе пахло сохнущей травой, печеным хлебом и почему-то распаренными березовыми вениками. Других приятностей я пока не увидел, трактир занимал обычную крестьянскую избу, правда, довольно большую и высокую, поставленную на подклеть, да еще крышу дома венчала печная труба. По углам обширного двора располагались обычные хозяйственные постройки.
Как только мы остановились возле избы, на крыльцо выскочила хозяйка, которую я сразу узнал, она порывисто бросилась к мужу, придержать стремя, пока он слезал со своей кобылы. Супруги обнялись так, как будто не виделись целую вечность. Только после того женщина посмотрела на меня и сразу узнала:
– Федя, – крикнула она в открытую дверь, – выходи, к тебе товарищ приехал!
На крыльцо вышел царь Федор в простом платье и остриженный под горшок. Он сильно похудел, стал бледным и выглядел отрешенным. Бывший царь уставился на меня как на привидение, но когда узнал, расплылся в приветливой детской улыбке.
– Алеша, – радостно сказал он, спускаясь по ступеням во двор, – вот кого не чаял увидеть!
В отличие от сестры, которая начала встречу с упреков, что я их бросил в трудную минуту, он, казалось, был мне искренне рад.
Мы обнялись.
– А я думал, ты погиб, – говорил свергнутый царь, ласково гладя плечо. – Ты знаешь, мою матушку удавили? – грустно добавил он.
– Знаю, – ответил я, удивляясь, как за полтора месяца, что мы не виделись, он изменился. Встреться Федор мне на улице, не уверен, что смог его бы его сразу узнать. Теперь в нем ощущалось что-то искусственное, даже странное, как будто он был только что со сна.
Когда первые радостные возгласы затихли, оказалось, что говорить нам, собственно, не о чем. Ну, встретились, ну, оба живы, здоровы. Возникла обычная неловкость, когда нужно как-то продолжить разговор, только непонятно на какую тему. Решил этот вопрос сам бывший царь:
– Пойдем в избу, я тебя со своей невестой познакомлю, – сказал он, забирая у меня из руки повод донца. – Сейчас, только лошадей в конюшню отведу.
Мне осталось только удивленно смотреть, как монарх, которого еще недавно водили под руки бояре, повел хозяйскую кобылу и моего жеребца через двор. Однако насладиться зрелищем работающего царя я не успел.
– Проходи, добрый человек, в избу, гостем будешь, – пригласила меня хозяйка.
– Спасибо, я Федю подожду, – отказался я.
Она согласно кивнула и в сопровождении мужа вернулась в дом.
Я подождал, пока вернется царь.
– Ну, как ты тут? – спросил я, пользуясь тем, что мы оставались без свидетелей с глазу на глаз.
– Хорошо, – улыбнулся он, – только матушку жалко, и о Ксении волнуюсь, как она одна горе мыкает.
– Я видел ее недавно, Ксения с датским рыцарем Эриком пробирается в Скандинавию, – сказал я.
Годунов удивленно на меня посмотрел, словно не понимая, о чем идет речь. Раньше он соображал быстрее.
– Значит, это не она с Самозванцем?! – наконец понял он. – Вот это добрая весть! Как она, что с ней?
Я вкратце рассказал о нашей встрече с царевной у подмосковных разбойников, стараясь не выпячивать своей роли в освобождение Ксении из плена.
Годунов внимательно слушал, но мне показалось, что большая часть того, что я говорил, проходит мимо него. Когда я кончил рассказ, он не задал ни одного вопроса, будто речь шла не о его сестре, а постороннем человеке. После долгой паузы заметил:
– Видно, у каждого своя судьба.
С этим трудно было поспорить, но я, честно говоря, ждал от него больших эмоций. Мы молчали, я – не зная, что говорить, он – отстраненно улыбаясь непонятно чему.
– А ты как? Хозяин говорит, что живешь с Беатриче? – теперь уже я прервал тягостную паузу.
Упоминание придуманного им же имени заставило Федора поморщиться, видимо, прежняя профессия невесты им еще не была забыта.
– Пойдем, поздороваешься с Феклой, она тебя часто вспоминает, – вяло улыбнувшись, предложил он.
Мы поднялись на крыльцо и вошли в дом. Здесь, сколько я помнил, ничего не изменилось, и на трактир помещение решительно не походило. Голые стены, большой стол с простыми лавками вдоль него. Навстречу нам вышла и низко поклонилась девушка в затрапезном льняном платье, в которой я не сразу узнал красавицу Беатриче. Она сильно похудела с того времени, когда я ее видел последний раз. Даже в простой одежде она была по-своему хороша.
– Видишь, кто к нам пришел? – спросил бывший царь, откровенно любуясь девушкой. Та глянула на меня, словно видела впервые, небрежно кивнула и нежно улыбнулась жениху.
Кажется, в этом доме все были влюблены: и хозяева, и холопы.
Напомнить ей, что мы знакомы, было бы бестактно, вряд ли Фекла хотела, чтобы ее вспоминали в прежней роли, потому я, тоже молча, ей поклонился.
На какое-то время возникла очередная неловкая пауза, Фекла испытующе глянула на меня, видимо, оценивая, как я ее воспринимаю. Я старательно смотрел на нее так, как будто видел впервые. Тогда она, кажется, успокоилась и пригласила садиться. Я поблагодарил и опустился на лавку. Делать мне здесь было больше нечего, Федора я увидел, убедился, что с ним все в порядке, но сразу уезжать было неловко.
В горнице мы остались втроем, хозяева куда-то вышли, но разговор опять не клеился. Пока я придумывал, что бы такое сказать, девушка пригласила меня остаться пообедать. Я подумал и согласился. Это сразу как-то разрядило атмосферу.
– Вы пока поговорите, а я накрою на стол, – радостно сказала она и быстро вышла.
Мы опять остались одни. Федор смотрел вслед невесте, не погасив блаженную улыбку на лице. Судя по тому, что я наблюдал, он был счастлив и доволен жизнью. На меня он больше не обращал внимания.
– Что ты собираешься делать дальше? – спросил я, когда молчание затянулось дольше всяких приличий.
Годунов удивленно посмотрел на меня и ответил:
– Что мне еще делать? Женюсь на Фекле.
Жениться и жить частной жизнью, дело, несомненно, хорошее, но не для коронованного царя, у которого только что отобрали престол.
– Не боишься оставаться в Москве, вдруг тебя кто-нибудь узнает? – задал я вполне уместный в этой ситуации вопрос. Имея в виду, что с бывшими монархами их преемники обычно не церемонятся.
– Кто же во мне теперь царя увидит, – проведя рукой по лицу, ответил он. – Меня уже и похоронить успели.
Я опять подумал, что с парнем явно не все благополучно. Не может человек так быстро измениться. Раньше в нем с первого взгляда чувствовались ум и талант. Федор был активен, всем интересовался, а теперь рядом со мной сидел какой-то индифферентный овощ. Я опять попытался расшевелить его:
– Не жалко престола?
– Нет, мне царствовать никогда не нравилось, здесь жить интереснее. Я, знаешь, сколько нового узнал! Да и с Феклой мне хорошо, спокойно.
– Я, может быть, поеду послом в Европу, мог бы взять тебя с собой. Ты смог бы в каком-нибудь университете учиться, – сделал я еще одну попытку вывести его из прострации. Однако на этот раз он почему-то возбудился, вскочил и сердито посмотрел на меня:
– Я от Феклы никуда, – быстро и горячо заговорил он. – Как же мне без нее, сам видел, какая это девушка!
– Ну, смотри сам, только потом не жалей. Не век же тебе в трактире холопом служить. Что это вообще за занятие для человека с твоими способностями!
– Нет, мне здесь очень хорошо! Вот поживешь здесь с нами, тогда сам поймешь!
Чего ради я должен был жить в этом трактире – я не понял. Мне уже спустя пятнадцать минут после приезда было тут скучно.
– Мне скоро нужно будет уезжать, меня сегодня пытались ограбить, – сказал я, чтобы вежливо объяснить свое нежелание оставаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39