– Что это с тобой? – спросил я.
– Н-не знаю, – с трудом ворочая языком, ответил он.
Я потрогал его голову, на темени ближе к затылку вздулась большая шишка.
– Убили! – опять с места в карьер завопила наблюдающая за моими действиями Аксинья. – Убили! Помогите!
– Прекрати выть, лучше принеси из ледника кусок льда, – прикрикнул я.
– Зачем?! – на той же трагической ноте завела она.
– К шишке приложишь! Если льда не найдешь, то воды, что ли, холодной из колодца принеси, будешь тряпку мочить и к голове прикладывать.
Аксинья разом замолчала, кивнула и побежала добывать лед.
– Ну, мы пойдем, – откашлявшись, сказал «парламентер», – извините, ошибка вышла.
– Хороша ошибка, парню голову разбили, двери покорежили, женщин до полусмерти напутали, а кто за все это ответ держать будет? – возмутился я. – Сейчас позовем хозяина, целовальника, определим ущерб...
Мое предложение квартет бойцов выслушал, но оно им не понравилось. Мужики разом насупились и начали переглядываться между собой. Как и во все времена, на Руси судиться и возмещать ущерб не любят.
– Ну, ты, это, того, этого, – недовольно сказал «парламентер», – зачем нам целовальник, мы и так можем уйти. Извинились, чего тебе еще!
– Точно, – добавил здоровяк, – ты того, не доводи да греха!
– Вы думаете, что раз вас четверо, так я с вами не справлюсь? – спросил я. – Очень даже справлюсь. Вас, – указал я на старшего и здоровяка, – из самострелов положу, а этих, – кивнул я на двух оставшихся молчаливых участников события, – саблей покрошу! Вам это надо?
– Это еще посмотреть надо, кто кого покрошит! – пробурчал здоровяк, но невольно отступил к выходу.
– Ладно, что зря спорить, чего ты от нас хочешь? – спросил старший.
– Сначала расскажите, что это за Алексашка, и почему вы за ним гоняетесь?
«Парламентер» подумали миролюбиво объяснил:
– Вор он, вот и весь сказ. Набрал товара в долг, пообещал, что когда продаст, с хозяевами расчесться. А сам взял да и сбежал. Нас купцы и наняли его отыскать и долг с взыскать.
– Понятно, значит, это ваше ремесло людей ловить и долги выбивать?
– Ну, ремесло не ремесло, но добрым людям, чем можем, помогаем.
– И сколько вы за такую работу берете? – не без задней мысли поинтересовался я.
– Смотря кого надо сыскать. За Алексашку купцы пять ефимок посулили. Только этого мало, мы за ним уже попусту вторую неделю по всей Москве гоняемся.
– А сколько возьмете доставить мне сюда одного человека? – спросил я.
– Это смотря кого. Может, ты царя закажешь привезти или первого боярина!
– Царь мне не нужен, а нужен мне управляющий одной купчихи из Замоскворечья.
– Тоже сбежал? – понимающе улыбнулся он.
– Нет, не сбежал, в этом и сложность. Его нужно прямо из подворья увезти.
– А много у них там людишек? – сразу же задал старший конструктивный вопрос.
– Много, я там видел человек до сорока мужчин и женщин.
– Сорок! – повторил он и даже присвистнул. – Это же целая рать! Сколько нам народа перебить придется! Такая работа дорого стоит!
– Никого бить не нужно, – испугался я такого радикального решения вопроса, – управляющего там все ненавидят, и народ подобрался в основном пьющий, за бутылку не то, что врага, мать родную продадут.
– Все равно, дело серьезное, – задумчиво сказал он, уже начиная набивать цену, – просто так туда не полезешь... Вы как, мужики? Возьмемся?
– Это как хозяин решит, – сказал до сих пор молчавший участник «бандформирования», – если не поскупится, то почему не помочь доброму человеку.
– А ты как, Еремей? – спросил он здоровяка.
– Если живого предоставить, то дороже будет стоить, – ответил тот. – За мертвого проси половину.
– Лучше живого, мне с ним поговорить нужно, – торопливо уточнил я условие подряда.
С людьми такой категории я сталкивался впервые. Они отличались даже от лесных разбойников. Те были в основном беглые крестьяне, вынужденно занимающиеся грабежом, и никакой особой свирепости я у них не замечал. Эти же ребята так спокойно и добродушно говорили о чужих жизнях, что общаться с ними стало весьма неуютно. Я подумал, что такой цинизм, невозможный в добропорядочном, тем более религиозном, обществе и приводит людей к смутным временам. Отсюда, видимо, и растут уши всякого терроризма. Стоит только кому-то перестать уважать чужую жизнь, как и его собственная не будет стоить ломаного гроша.
– За живого две ефимки, за мертвого одну, – подумав, назвал цену «парламентер».
– А какая скидка за ущерб? – специально сварливо спросил я, чтобы они не держали меня за лоха.
– Магарыч, – сказал старший.
– Что значит магарыч? – не понял я.
– Магарыч себе оставишь, – объяснил он.
– Ладно, пусть будет по-вашему. Когда выполните работу?
– Ну, если дашь аванс... – начал он.
– Не дам, полный расчет, когда привезете управляющего.
«Парламентер» покривился, но возражений не придумал, ответил так, будто дело уже решилось:
– Постараемся сегодняшней ночью, крайний срок завтрашней.
Это меня устраивало, и мы ударили по рукам. Я назвал адрес, растолковал, как туда доехать и забраться в усадьбу. Потом мы обговорили остальные детали. Распрощавшись с бандитами, я взялся за своего рынду, Он до сих пор толком не пришел в себя, лежал с открытыми глазами, стонали время от времени спрашивал, что с ним случилось.
Я осмотрел его голову. Шарахнули его по затылку от души, но никаких особых повреждений, кроме шишки и рассеченной кожи, на голове не оказалось. Когда вернулась Аксинья с куском источающего слезы льда, я обвернул его тряпкой и велел держать на месте ушиба.
Едва все устроилось, пришел хозяин, узнать, что тут у нас был за шум. Я рассказал, что какие-то люди искали Алексашку. Услышав это имя, кабатчик сердито плюнул прямо на пол и выругался. Оказалось, что шустрый коммерсант действительно здесь жил, но обманул и его, не заплатил за постой и вдобавок что-то украл.
Все время, пока продолжалась кутерьма, Прасковья вела себя удивительно тихо. Я даже подумал, что она сильно испугалась или прихворнула. Однако едва мы оказались вдвоем, Аксинья вышла, а Баня заснул, она подошла ко мне и, прямо глядя в глаза, спросила:
– Ну что, ты ее видел?
– Кого? – удивился я, не понимая, о ком она спрашивает.
– Как кого! Конечно, крестную!
– Видел, – сознался я, начиная понимать, откуда дует ветер.
– И как она тебе? Понравилась?
– Хороша! – ответил я с глупой мужской откровенностью. – Первый раз я ее не рассмотрел, а теперь вволю налюбовался!
Прасковья, холодно улыбнулась и непроизвольно пожала плечами.
– И что ты в ней такого нашел?!
– Ну, как сказать, – начал я, – она такая, – я обозначил жестом форму виолончели, – и совсем еще не очень старая. Я бы даже сказал, молодая. И лицо у нее такое, ну, и фигура...
В конце концов, настал и мой час мелочно отплатить ей за смены настроения в самое неподходящие моменты. Пусть поймет, что на земле кроме нее существуют и другие женщины, способные нравиться мужчинам.
– Так ты хочешь сказать, что она лучше меня?! – воскликнула девушка звенящим от обиды голосом.
Вопрос был слишком прямой и некорректный. Так я ей и сказал, подбирая подходящие старорусские слова. В конце тирады лицемерно утешил:
– Вы совсем разные, и каждая хороша по-своему!
Прасковью такое утешение не устроило, она зло взглянула на меня и оборвала разговор. Мне в тот момент было не до ее уязвленной женской гордости, я подумал, что, если этой ночью привезут управляющего Ивана Никаноровича, то мы окажемся уже впятером в маленькой комнате, куда в любую минуту может зайти хозяин или кто-нибудь из его работников. Кроме того, лишь только я его отпущу, наше местоположение окажется засвеченным.
– Вот идиот! – в сердцах воскликнул я.
Что обозначает слово «идиот», Прасковья не знала, поэтому непонятный эпитет приняла на свой счет, вспыхнула до корней волос и резко ответила:
– Ну и ладно, тогда иди и целуйся со своей Веркой!
Я машинально кивнул, представляя, что теперь вместо отдыха мне придется идти искать новую квартиру.
– Да, действительно, придется идти. А эта, как ты говоришь, Вера, – вернулся я к прежнему разговору, – внешне очень приятная женщина.
Девушка опять дернула плечом, кажется, хотела сказать что-то резкое, передумала и села на скамью перед слепым окном.
– Ты здесь присматривай, чтобы все было в порядке, – попросил я, – а мне придется отлучиться.
Обиженная Прасковья не повела бровью, но я постарался этого не заметить, быстро собрался и пошел на конюшню седлать лошадь.

Глава 14

Квартирная проблема в Москве существовала всегда. Этот город притягивает к себе людей больше, чем может принять и разместить. Те, кому не достается от благ тепла и комфорта, терпят бытовые лишения, но почему-то все равно стараются остаться здесь навсегда. И все, в конце концов, как-то устраиваются. С такой надеждой на счастливый исход я и отправился искать новое пристанище.
Этой ночью мне повезло дважды, и я попытался продлить полосу везения столько, сколько будет угодно фортуне. Потому, ничтоже сумняшеся, заехал в первую попавшуюся слободу и спросил у какого-то неспешно идущего человека в синем кафтане, не сдается ли тут в наем приличная изба. Прохожий оказался довольно оригинальным типом, он остановился, не спеша осмотрел меня с головы до конских ног, ничего не ответил, повернулся и пошел своей дорогой. Такое невежливое отношение могло задеть кого угодно. Меня, во всяком случае, задело. Конечно, он имел полное право не помогать незнакомому человеку, но все-таки не так нарочито небрежно, Я решил заставить его понервничать, догнал и поехал рядом, тесня лошадью с дороги. Однако он продолжал неспешно шествовать, не поворачивая в мою сторону голову, как будто не замечал неожиданной докуки. Ситуация сложилась забавная. Я уже решил сдаться и ехать своей дорогой, как вдруг человек остановился и насмешливо на меня посмотрел и спросил:
– Тебе что, дороги мало?
– Нет, но я подумал, что тебе будет приятно со мной прогуляться.
Вопрос и ответ оказались так себе, не отличались ни остроумием, ни оригинальностью. Я, чтобы не усугублять собственную глупую шутку, остановил лошадь, собираясь повернуть назад, однако прохожий почему-то тоже остановился. Весело на меня посмотрел и спросил:
– Надолго тебе изба нужна?
– Если хорошая, надолго.
– Сам-то ты кто будешь?
– Приезжий, – ответил я, не углубляясь в собственную биографию, – в Москве по торговым делам.
– Ладно, езжай за мной, есть у меня на примете то, что тебе нужно.
– Я знал, что сегодня мне повезет, – сказал я, из вежливости спешиваясь, – далеко идти?
– Нет, тут у нас все близко, – ответил он и пошел Дальше в прежней своей манере, не обращая на меня никакого внимания.
Не знаю чем, но этот оригинал мне понравился, хотя внешне напоминал сытенького хомячка и смешил своей вальяжной самоуверенностью. Он шел, не оглядываясь, а я следовал за ним, держа коня под уздцы. Остановился толстячок возле высоких дубовых ворот. Мы с донцом последовали его примеру.
– Здесь, – коротко сказал прохожий. – Понравишься хозяйке, будет тебе изба.
То, что хозяин не он, меня немного разочаровало, однако выбирать не приходилось, хозяйка так хозяйка. Провожатый ударил железным кольцом в ворота, и они, как по волшебству, открылись. Привратника за ними почему-то не оказалось. Я специально оглянулся – возле ворот никого не было. То ли они отворялись «автоматически», то ли воротный страж успел укрыться в будку.
Мы вошли во двор, аккуратно вымощенным желтым известняком. Такой роскоши я в Москве еще не встречал, даже в Кремле дороги были мощены дубовыми плахами или грунтовые, а пешеходные дорожки дощатые. В середине двора стоял довольно большой одноэтажный дом с резными досками вдоль крыши, почти нормальной величины окнами, украшенными резными же наличниками.
– Вот это да! – только и смог воскликнуть я.
– Эта хозяйские хоромы, – пояснил провожатый, – та, что нужна тебе, дальше во дворе, ее отсюда не видно.
Я с интересом осматривал усадьбу. Все здесь было непривычно глазу: и сама богато украшенная господская изба, и многочисленные дворовые постройки, типичные для богатых подворий, и обычно срубленные кое-как, здесь же аккуратные и красиво отделанные резьбой. В этом странном месте даже забор был прямой и ровно поставленный и не напоминал наши родные изгороди, похожие на пьяного, только что вышедшего из кабака.
– Нравится? – поинтересовался провожатый.
– Первый раз вижу такое красивое, ухоженное имение, – без лести, вполне искренне, похвалил я, – кто здесь живет?
– Скоро узнаешь, – ответил он. – Раз нравится, то пошли в дом.
Он так и сказал, «в дом», хотя это латинское название жилища, позже ставшее в русском языке самым распространенным, еще почти не употреблялось в Московии, все жилые помещения обычно именовали избами.
Мы подошли к невысокому, красиво украшенному резьбой крыльцу, где я привязал к коновязи лошадь. Только теперь я обратил внимание на то, что вокруг совсем не видно людей. Обычно в таких больших, богатых дворах всегда толклись многочисленные слуги, бегали дети, разгуливали домашние животные. Здесь же не было видно ни одной живой души.
Когда мы вошли внутрь дома, не меньше, чем мощеный двор, меня удивило его внутреннее убранство. Дом оказался меблирован по западному образцу. Обычную обстановку русских жилищ этого времени составляли встроенные лавки и полати, которые делались сразу же при строительстве. Здесь же были в основном «самостоятельные» предметы интерьера, вроде полок, сундуков, стульев. Причем все хорошего Качества. Кроме того, поражала идеальная чистота: выскобленные до желтизны полы и стены, хорошо промытые стекла.
Мне становилось все любопытнее посмотреть на хозяев, вернее хозяйку такого продвинутого жилища. Обстановка явно опережала свой век, она больше соответствовала эпохе царя Алексея Михайловича, чем теперешний моде.
Из сеней мы прошли в большую, парадную комнату с резными сундуками вдоль стен и большим дубовым столом по середине. На стенах висели дорогие европейские гобелены на мотивы рыцарских романов и куртуазной любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39