– Ты когда домой собираешься?
– Как барин скажет, он тут обещал быть, – ответил он. – Наше дело подневольное, как скажут. Жаль только, пшеница уже сыпаться начинает, а я тут прохлаждаюсь! Да кто поймет землепашца!
– Покажи мне своего постельничего, я с ним поговорю, может быть, и смилостивится, отпустит. Я о нем наслыхом знаю, а в лицо никогда не видел.
Мужик обрадовался доброму слову:
– Ох, поговори, голубь, веришь, как о пшенице вспомню, душа кровью обливается! Летом же день год кормит!
– Обещал поговорить, значит поговорю. А ты случаем, дьяка Ерастова не знаешь?
– Это такой, представительный, гордый, что к моему барину ездит? – уточнил Алексей.
– Я его в лицо не знаю, может и гордый.
– Точно, так его будто и называли, Ератов какой-то, – бормотал мужик, не в силах переключиться с одной мысли на другую. – Или вроде не Ератов, а так, как ты называл! Много их к нам ездит, всех не упомнишь...
– Ладно, пойдем по двору погуляем, если заметишь хозяина или Ерастова, тихонько мне скажи, а то они рассердится могут.
– Это как водится, – согласился Алексей. – Бояре народ нетерпеливый, как что не по ним, так в крик или сразу в морду норовят. Мы обхождение знаем, не лезем с кувшинным рылом в калачный ряд!
Пока происходили все эти события, у заговорщиков приближался час X. Мелкие начальники окончили инструктаж и разрешили исполнителям отдохнуть перед началом акции. Время неумолимо уходило, а я так ничего не мог предпринять. Мелькнула мысль поджечь сено в конюшне, однако во дворе было столько людей, что начинающийся пожар тотчас заметят и потушат. Даже если бы я подожгу в сарае смоляные факелы, они не успеют разгореться. Тут нужно было подпалить что-нибудь быстродействующее, вроде порохового погреба. Вполне возможно, что он где-нибудь здесь и был, только неизвестно, где и как к нему подобраться.
– Вон идет мой барин, – перебил мои грустные мысли Алексей, указывая пальцем на переднюю часть двора.
– Барин? – не сразу понял я, о чем он говорит. – Где барин?!
– Да вон, идет по двору с тем, ну, про которого ты спрашивал.
– Ерастовым?
– С ним.
Действительно по двору шла группа из пяти человек. Впереди двое с широкими повязками на рукавах, сзади, на почтительном расстоянии, еще трое, по виду охранники.
– Который барин? – тихо спросил я крестьянина.
– Тот, что пониже, а который подороднее, Ерапов и есть.
– Вы оставайтесь, я попробую подойти, поговорить, – сказал я и неспешной походкой двинулся параллельно идущей группе.
Кажется, у меня появился единственный шанс решить вопрос в пользу Москвы. Без руководителей поджог города, просто, может не состояться. Однако как на глазах охранников напасть на двух молодых здоровых мужчин, справиться с ними и при этом остаться в живых, я не представлял. Как ни странно, просто броситься на амбразуру меня не тянуло. Героизм дело возвышенное, подвиг тем более, но мне не хотелось принести себя в жертву, тем более в таком отдаленном прошлом.
Между тем оба предводителя шли в дальнюю часть двора, туда, где темнели хозяйственные постройки. Я обогнал их по флангу и спрятался за коровником. Стоял, прижимаясь к стене, явственно различая запах молока и навоза.
Здесь, на задворках усадьбы, было тихо, все группы участников заговора остались в передней части двора.
В голове была одна единственная мысль, как отвлечь охранников и разобраться с зачинщиками. «Были бы хоть спички, можно было запалить сено», – с отчаяньем думал я. Мысль продвинулась чуть дальше, и я еще до конца не додумав, что буду делать дальше, уже вытаскивал из карманов глиняные монгольские снаряды.
Зажечь спичками запальные фитили было бы легче легкого, мне же пришлось вытаскивать огниво, высекать огонь, раздувать трут... Я уже давно в совершенстве овладел этим нехитрым искусством, но все равно времени на разжигание огня уходила почти минута.
– Ты это чего здесь с огнем балуешь? – сердито спросил из-за спины незнакомый голос.
Я обернулся и низко поклонился дьяку Ерастову. Пока разгибался, подумал, не попробовать ли воспользоваться такой знаменательной встречей, однако за его спиной уже выросли охранники, кинжал был у меня в ножнах, да еще спрятан под кафтаном.
– Корова, господин, должна отелиться, вот и пришел проверить, как она. А там темнота, хоть глаз выколи, – повторяя поклон, ответил приниженным «холопским» голосом.
– Ну, смотри, с огнем осторожнее, пожара не наделай, – брезгливо сказал Ерастов, теряя ко мне интерес.
В предрассветных сумерках я смог рассмотрел его высокомерное, полное лицо. Ни по возрасту, ему было явно под тридцать лет, ни по виду на воскресшего царевича он никак не тянул. Разве что царским у него было высокомерие.
– Главное – не терять время, тогда все получится, – сказал он своему спутнику стольнику Нечаеву.
Этого типа я вспомнил, оказывается, видел несколько раз в царском дворце. Он меня в простонародном кафтане, и низко надвинутой на глаза войлочной шапке, конечно, не узнал.
– Давай здесь, что ли, поговорим, – сказал Ерастов, отходя от коровника.
Больше я ничего не услышал, тем более что был занят делом, раздувал трут. Когда он разгорелся, вошел внутрь коровника. Фитильки загорелись сразу, видимо, были чем-то пропитаны. Я вернулся наружу и зашел за угол. Оба глиняных шара, чертя в воздухе сложные огневые узоры, улетели в ночь. Бросал я их, что было сил, и улетели они довольно далеко, так что их падения землю слышно не было. Зато там разом вспыхнули два костра.
Такое хозяйский глаз пропустить, конечно, не мог. Ерастов приказал охранникам, и те, гулко топая ногами, побежали смотреть, откуда возник огонь. Оба главных заговорщика остались стоять на месте, с безопасного расстояния наблюдая за необыкновенным природным явлением.
Моих шагов они не слышали. Надеюсь, боли тоже не почувствовали. Во всяком случае, оба даже не вскрикнули, когда мой кинжал поочередно входил им в спины чуть ниже лопаток.
– Здесь что-то горит! И никого нет! – крикнул издалека кто-то из охранников. – Сейчас потушим, – добавил он, поворачиваясь в нашу сторону. Со света ему ничего не было видно.
Что там было дальше, не знаю, пока не обнаружили тела и не началась тревога, я побежал в сторону сарая, где меня ждали Сидор с Алексеем. Небо уже начинало сереть, и нужно было торопится уносить ноги. Еще задыхаясь от неистового бега, я неспешным шагом подошел к товарищам. Те вдвоем сидели на облучке телеги и разговаривали.
Тревога пока не началась, видимо, охранникам затоптать огонь оказалось не так-то просто.
– Ну, что? – с надеждой спросил крестьянин.
– Все в порядке, барин разрешил, можешь уезжать, – стараясь сдержать сбившееся дыхание, ответил я. – Поехали, нам тоже пора.
– Помогите! – отчаянно закричали с дальнего конца двора.
– Чего это там? – спросил Алексей, разворачивая лошадь.
– Кто его знает, может быть, кто-нибудь поскользнулся, – ответил я первое, что пришло в голову. – Выезжайте, я вас догоню.
Лошадка бойко потащила пустую телегу навстречу бегущим вглубь усадьбы людям. Там кричали все тревожнее и отчаяннее. Двор пустел. Я заскочил в сарай, рассовал по карманам, сколько влезло, замечательных глиняных шаров, а пару разбил об пол. В руке у меня по-прежнему оставался тлеющий трут. Я бросил его в разлившуюся жидкость и, не оглядываясь, пошел к открытым воротам.
Улица была пустынна. Впереди, уже шагах в пятидесяти, тарахтели по неровной дороги тележные колеса, уныло скрипели несмазанные оси.
– Чего там случилось? Почему кричали? – спросил крестьянин, когда я догнал подводу.
– Пожар, – коротко ответил я, оглядываясь через плечо на первые всполохи. – Вовремя мы оттуда уехали!
Сидор вывернул шею, пытаясь понять, что случилось в имении дьяка, но меня спросить боялся, помнил угрозу. Его мучило любопытство, но он понимал, что разговаривать на эту тему в присутствии крестьянина нельзя.
Ехали мы медленно, кляча еле брела, с трудом справляясь даже с пустой подводой. Мы молча шли рядом с мужиком, ведущим ее под уздцы. Кончалась короткая летняя ночь, на востоке уже розовели облака. Просыпались птицы.
– Вы далеко от Москвы живете? – не выдержав долгого молчания, спросил возчика Сидор.
– Нет, совсем рядышком, почитай, сразу за городской стеной, – ответил тот. – Скоро приедем.
– Нас до утра за городские ворота не выпустят, – заметил я, – так что скоро никак не получится.
– Выпустят, – успокоил меня Алексей, – я специальное слово знаю. – Когда сюда ехал одно сказал, а теперь скажу другое, нас и пропустят. Моего барина стрельцы чтят.
Было похоже на то, что в заговоре на стороне Ерастова участвует половина Москвы.
Когда наша лошаденка доковыляла до городских ворот, нужды в пароле больше не было, их и так уже собирались открыть. Алексей занял очередь на выезд, и мы с Сидором остались вдвоем. Теперь у него появилась возможность удовлетворить любопытство, но прямо спрашивать он не решился, принялся выведывать обиняком:
– Что-то я пожаров нынче в Москве не заметил, неужели у дьяка ничего не вышло?
Мне после двух бессонных ночей так хотелось спать, что желания разыгрывать парня не было. Потому я, не отвечая на его риторический вопрос, коротко рассказал, чем кончился заговор. То, что я всего час назад убил двоих людей, подействовало на Горюнова так угнетающе, что уже я смотрел на него с нескрываемым удивлением.
– А как-нибудь по-другому нельзя было? – виновато улыбаясь, спросил он. – Если бы с ними поговорить, пристыдить. Сказать бы им, что они не они по-божески поступают...
– Ты это серьезно говоришь? – спросил я.
Парень окончательно смутился.
– Думаешь, не послушались бы?
– Если бы я им такое сказал, то мы бы с тобой, да заодно и наш кучер, уже к райским вратам подлетали, – сердито ответил я.
В чем-то я его понимал, такие люди не от мира сего попадаются в любые эпохи.
Мне и самому делалось тошно, когда я вспомнил, как легко, почти без сопротивления кинжал входил в человеческую плоть. Мне кажется, нормальный человек никогда не сможет привыкнуть к убийству. Это противоречит его естеству. Можно постараться отгородиться от раскаянья...
– В таких делах приходится быть жестоким, – сказал я, стараясь, чтобы голос не дрогнул, – здесь кто кого. Когда люди начинают бороться за власть, они никого не жалеют.
– Но ведь тебе власть не нужна, почему ты убиваешь?
Вопрос у Сидора получился, что называется, хороший. Только ответить на него мне было нечего. Конечно, я мог бы сказать о борьбе за справедливость, защите слабых и угнетенных, все это было правдой, но какой-то слишком пафосной и неубедительной. И вообще, на этот вопрос ответить просто я не мог, даже сам для себя. Пришлось искать отговорку:
– Если бы я их не убил, они половину города сожгли, да и до Прасковьи бы не дали нам добраться.
Упоминание девушки, кажется, его убедило, что другого выхода у меня не осталось, как только убить супостатов. Во всяком случае, больше на эту тему разговора не возникло. Да было и не до того, стрельцы уже открыли ворота, и народ бросился к выходу, так, будто в городе бушевал пожар. Навстречу ломились жаждущие войти, сталкиваясь со стремящимися выйти. Нашего возницу так затолкали, что пришлось придти ему на помощь, чтобы не потерять провожатого.
– Это что же у нас за люди такие, – сетовал Алексей, когда мы, наконец, миновали цитадель государевой мощи, – разве нельзя не спеша, один за другим...
Безусловно, он был совершенно прав. Только почему-то сам так рвался выехать первым, что на лошаденке порвалась мочальная сбруя.
– Далеко еще? – нетерпеливо спросил мужика Сидор.
– Да вон тем проселком, сразу за леском.

Глава 21

Вскоре мы съехали с большой дороги, и сразу за молодым березняком увидели крепкие стены подмосковной вотчины стольника. Как у большинства российских чиновников, у Нечаева были проблемы со вкусом, но никак не с размахом. Поместье напоминало настоящее городище со своей фортификацией. Я с невольным уважением рассматривали широту замысла и грандиозное воплощение амбиций государева служащего среднего ранга.
– А ты хотел идти сюда один, – сказал я Сидору, – туда и с войском просто так не пробиться!
– Твоя правда, – с гордостью за хозяина подтвердил Алексей. – Пусть все знают, что мы не последние люди на Москве!
– У вас здесь кто сейчас главный? – спросил я.
– Чего? – не понял мужик.
– За хозяина кто остался?
– А, так есть такой, как же не быть, хозяйство большое, глаз да глаз нужен. Мы же, мужики, сами как на работу смотрим? Нам бы только бы свое урвать, так что без строгости никак нельзя!
– И кто здесь управляет? Имя у него есть? Звать управителя как? – прервал я рабские теоретические рассуждения каскадом наводящих вопросов.
– Так есть, конечно, почему и не быть? Как же без имени? – удивился такому вопросу Алексей, а звать просто, – он надолго задумался, вспоминая простое прозвище управляющего, наконец, сказал, – звать его, Василий Григорьич.
Мы наконец добрались до ворот. Алексей оставил лошадку, подошел и постучал в них кнутовищем. На его призыв никто не откликнулся. Он постучал снова.
– Вот, анафемы эти стражники, спят еще, поди! – виновато сказал он. – Ждать придется, покуда не пробудятся.
– И когда они обычно пробуждаются? – поинтересовался я.
– Когда как, когда я ночью уезжал, они еще не ложились, в зернь играли, так что, может, и не скоро. Ничего, нам не к спеху, подождем, глядишь, к обеду проспятся.
– Атак, не через ворота, внутрь попасть можно?
– Почему ж нельзя, только там телега никак не пройдет, там все бревнами завалено.
– Давай оставим ее здесь, потом когда ворота откроют, заберешь.
– А Сивка?
– Сивку распряги, пусть здесь пасется.
– Распрячь оно, конечно, можно, только боязно, как бы лихие люди не попользовались. Хоть кобыла, его матка, дрянь лошадь, нравная, а он сам Сивка-то, конь хоть куда. За таким конем глаз да глаз нужен, а то конокрады уведут! Да и телега-то справная, одним словом хорошая телега. Такая телега...
– Знаю, до Казани доедет, – перебил я. – Покажи нам проход, а сам оставайся своего Сивку стеречь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39