Бесспорно, что страны Запада помогли Советскому Союзу разгромить
гитлеровскую Германию. Но ведь они [230] это сделали не из любви к
коммунизму. Сначала они приложили титанические усилия к тому, чтобы
направить гитлеровскую экспансию на Советский Союз. Стать союзниками
Советского Союза их вынудили исторические обстоятельства. Важен фактический
результат: они помогли. Вторая мировая война переросла в войну социальную.
Коммунизм вышел победителем из нее. Инициатива мировой истории перешла к
коммунизму. Капитализм оказался в позиции обороны. Проблема реального
коммунизма и его исторических перспектив стала главной проблемой
современности. И никаких иных, более глубоких, "секретов" во Второй мировой
войне нет. Всякого рода "новые" ее концепции касаются лишь хода войны и ее
второстепенных событий, а не ее сути, или являются лишь новыми формами
фальсификации истории.

ЗА ЧТО БОРОЛИСЬ
В начале войны несколько миллионов советских военнослужащих оказались в
плену у немцев. Многие люди на Западе усматривали и до сих пор усматривают в
этом признак отрицательного отношения к советскому социальному строю. Это
мнение абсурдно. В плен сдавались целые подразделения, даже армии. Сдавались
не из ненависти к коммунизму, а в силу военной безвыходности положения,
бездарности командования и других причин, не имеющих ничего общего с
отношением людей к своему социальному строю. Под Сталинградом в плен сдалась
армия Паулюса вовсе не из-за того, что немцы вдруг невзлюбили
национал-социализм. Когда в плен сдается целое подразделение, мнение
отдельных солдат не спрашивают. Конечно, многие советские люди сотрудничали
с немцами. Но многие ли из них делали это из ненависти к советскому
социальному строю?! Большинство делало это из шкурнических соображений, из
желания просто выжить, из страха. Среди советских людей шкурников, трусов,
подлецов, приспособленцев, двурушников имеется не меньше, чем среди западных
людей. Приписывать массам советских людей поступки в силу ненависти к
социальному строю - значит сильно идеализиро[231] вать их. Можно не любить
советский строй и мужественно сражаться на войне за него. Можно любить его и
быть при этом трусом и предателем. Генерал Власов стал предателем, потому
что ему не повезло. Сложись иначе его военная судьба, он вошел бы в число
сталинских холуев. Советская официальная концепция войны утверждает, что
война была освободительная и отечественная, что советские люди были охвачены
чувством патриотизма и благодаря этому мы победили. Не спорю, в массе народа
было много патриотов. Но победа в войне была прежде всего победой
социального строя страны и лишь во вторую очередь победой патриотизма,
героизма и прочих общечеловеческих качеств.
Абсурдно также мнение, будто советские люди сражались за Родину, а не за
советский социальный строй. Ко времени начала войны коммунистический строй
для большинства советских людей стал их образом жизни, а не политическим
режимом. Отделить его от массы населения было просто невозможно практически.
Хотели люди этого или нет, любая защита ими себя и своей страны означала
защиту нового социального строя. Россия и коммунизм существовали не наряду
друг с другом, а в единстве. Разгром коммунизма в России был равносилен
разгрому самой России. Победа России означала победу коммунизма.
Несмотря ни на какие потери в первые месяцы войны, несмотря на
превосходство немцев в технике и организации операций, в моем окружении я не
встречал ни одного человека, который не верил бы в нашу победу. Конечно, тут
играла роль боязнь людей высказываться откровенно. Но дело не только в этом.
Уверенность в победе базировалась на факторах, которые были очевидны для
всех нас и общеизвестны. Главные из этих факторов суть способность самого
коммунистического социального строя выживать в трудных условиях и
неоднородность стран, считавшихся "капиталистическим окружением". Мы знали о
том, что западные страны вроде Англии, Франции и США гораздо больше боялись
победы гитлеровской Германии, чем нашей. Они были уверены в том, что победа
Германии была бы для них катастрофой. Мы были уверены, что страны Запада,
враждующие с Германией, рано или поздно присоединятся к нам в борьбе с
Германией и помогут нам разгромить ее.

[232]
СИЛА И СЛАБОСТЬ
Считается, что наши слабости суть продолжения наших достоинств. Но в
такой же мере верно и другое: наши достоинства суть продолжения наших
слабостей. Во всяком случае, война обнаружила, что в отношении Советского
Союза было верно как то, так и другое. Нужно было быть слепым, чтобы не
заметить, что как сила, так и слабость Советского Союза проистекали из
одного и того же источника - из его социального строя.
Поражения начала войны обычно сваливают на высшее руководство страной и
на Сталина лично. Но ведь уже перед войной в основном сложилась
коммунистическая организация населения страны и система власти и управления,
пронизывающая все общество. Уже тогда дала о себе знать низкая степень
деловой эффективности коммунистической системы, причем даже в таком деле,
как подготовка к войне. Эта система обнаружила способность сравнительно
быстро поднимать страну из состояния разрухи до некоторого уровня, высокого
сравнительно с уровнем разрухи. Но она при этом быстро достигала потолка, и
в действие вступали тенденции к застою, к разрастанию бюрократии, к
волоките, к очковтирательству и другие явления реального коммунизма, о
которых лишь теперь заговорили в Советском Союзе. Впрочем, и теперь говорят
о них как о недостатках, которые явились результатом ошибок прошлого
руководства и которые можно преодолеть. Начав "думать по-новому", советские
руководители так и не рискнули углубиться до объективных законов своего
общества как главной причины уже очевидных всем недостатков.
Поражения начала войны вынудили советское руководство к тому, чтобы
использовать преимущества советского строя, позволяющего мобилизовать все
силы и все ресурсы страны на оборону и использовать их централизованным
образом. При этом не надо думать, что перед войной и в начале войны
проявились лишь негативные свойства строя, а потом - лишь позитивные. Во все
периоды действовали и те и другие. Просто в различных условиях получали
некоторые преимущества те или другие.
В оценке возможностей и способностей коммунистического строя надо быть
диалектиком в хорошем смыс[233] ле этого слова, т. е. проявлять гибкость
мышления, избегать односторонности и одеревенелости мысли. Это я заметил уже
тогда на массе жизненных примеров. Вот . некоторые из них, на которые я
обратил внимание еще в годы войны. Перед войной в армии произошла "чистка",
было арестовано огромное число командиров всех рангов, особенно высших. Это
катастрофически сказалось на состоянии высшего командного состава армии и
внесло свою долю в поражения начала войны. Но нет худа без добра. Эти
репрессии привели к обновлению низшего и среднего командного состава армии.
На место малограмотных командиров пришли люди со средним и высшим
образованием. И этот фактор сыграл важнейшую роль в войне. В свое время
Бисмарк сказал, что в битве при Садовой победил немецкий народный учитель. О
нашей войне можно сказать (разумеется, в том же метафорическом смысле), что
в ней победил советский десятиклассник, т. е. выпускник советской школы
тридцатых годов.
Тысячи летчиков стали готовить с самого начала войны. Готовили медленно,
причем не с сознательным намерением замедлить процесс подготовки, а потому
что не могли делать быстрее в силу общих принципов организации всякого дела.
Но опять-таки эта медлительность сыграла и свою положительную роль. К концу
войны накопили огромные резервы летчиков. Аналогично произошло с самолетами.
К концу войны страна имела мощную авиацию.
Война шла долго, а между тем никто из тех образованных и способных
молодых людей не поднялся в ряды высшего командования. Последнее так и
сохранили за собою люди, ставшие генералами еще до войны и бывшие
сталинскими "выдвиженцами". В этом была серьезная слабость советской армии.
Не только слабость, но и сила. Война была не просто решением "технических"
задач убийства солдат противника. Это было прежде всего социальное сражение.
Главным было удержать армию под социальным контролем, а не "технические"
военные проблемы.
Понимало это сталинское командование или нет, оно действовало в духе
времени и возможностей.
Вследствие поражений начала войны пришлось самые важные в военном
отношении предприятия эваку[234] ировать в глубокий тыл и создавать новые.
Волюнтаристские сталинские методы сыграли при этом свою положительную роль в
смысле ускорения темпов создания военной промышленности и рационализации ее
работы, в смысле преодоления косности бюрократической системы управления.
Одновременно сталинистский волюнтаризм становился препятствием в проявлении
положительных качеств государственно-бюрократической системы управления.
Одним словом, наблюдая предвоенную ситуацию в стране и ход войны с
позиций человека, погруженного в самые недра советского общества, я накопил
достаточно материала, чтобы сделать для себя вывод: если я хочу понять
сущность, внутренние механизмы, объективные закономерности грандиозного
жизненного потока, я должен снова начать учиться.

ЗНАТЬ И ПОНИМАТЬ
Невозможно в деталях проследить, какими путями формируется мировоззрение
и характер человека. Хотя я себя в этом отношении делал сам и постоянно
занимался самоанализом, все равно многое из того, что когда-то играло роль,
испарилось бесследно. Иногда серьезные, казалось бы, события и явления не
оказывают никакого влияния на этот процесс. А иногда пустяки производят
перевороты в сознании. Еще до войны, работая в секретном отделе полка,
дивизии и корпуса, я просматривал немецкие карты и схемы расположения наших
войск, составленные немецкой разведкой. Эти материалы наша разведка, в свою
очередь, как-то раздобыла у немцев. Эти карты и схемы были сделаны лучше,
чем наши собственные. Офицеры отдела подшучивали в связи с этим над немецкой
аккуратностью. Меня особенно сильно поразил такой факт На одной схеме
расположения нашего полка была точно обозначена уборная. Уборная эта
переполнилась, ее закрыли и засыпали, и на новом месте построили новую.
Через какое-то время мне попалась на глаза новая немецкая схема, и на ней
было отмечено, куда переместилась уборная. Прислушиваясь к разговорам
офицеров отдела, я узнал, что немцы знали о поло[235] жении в нашей стране и
в армии лучше, чем само наше руководство и командование Немцы педантично
изучали жизнь нашей страны и фиксировали все до мельчайших деталей вроде
той, о которой я упомянул выше И, несмотря на это, они ровным счетом ничего
не поняли в сущности советского строя, допустили грубейшие ошибки в оценке
жизненного и военного потенциала страны. Для нас это стало ясно уже к концу
1941 года. А еще до войны в тех разговорах о немецкой педантичности я слышал
высказывание о том, что немцы "за деревьями не видят леса". Один из
офицеров, посмеявшись над историей с уборной, рассказал историю с немецкой
энциклопедией, в которой педантично проверили весь текст, но проглядели
ошибку на обложке: там было написано "Энциклопудия". Не знаю, насколько этот
анекдот верен исторически. Но он оказался по существу пророчески верным.
Установив для себя, что мне надо учиться понимать общественные явления, я
тогда еще не знал, что мне предстояло заново открывать или по крайней мере
заново переоткрывать сами методы понимания. Научиться пониманию было не у
кого и негде.

[236]
VIII. МИР
НАЧАЛО МИРА
Бесспорно, окончание войны было огромной радостью для всего населения
страны. Но плодами победы и достоинствами наступившего мира воспользовались
далеко не все. Для большинства русских наступил период, может быть, еще
более трудный, чем во время войны. Плодами победы воспользовались прежде
всего самые ловкие приспособленцы и те, кто по своему положению в обществе
попадал в привилегированные слои. Это ощущалось и в армии. Я уже говорил
выше об иерархии в распределении наград и трофеев. Теперь эта оргия
продолжалась с удвоенной силой. После войны те, кто не принимал участия в
боях, но числился находящимся на фронте, был в чинах или был близок к ним,
получили во много раз более наград, чем во время войны. Боевые критерии
оценки людей, еще имевшие силу на низших уровнях армии, стали уступать место
критериям мирного времени. Теперь главным становилось не то, как ты
маневрировал в разрывах зенитных снарядов, как ускользал от "мессеров", как
стрелял и бомбил, а то, как ты выглядел внешне, как заправлял койку, как
вытягивался перед начальством и щелкал каблуками, как обращался с
подчиненными.
Меня должны были назначить старшим летчиком. Но командир звена,
считавшийся моим другом во время войны и сразу же "перестроившийся" теперь,
написал мне в характеристике, будто я не работаю с подчиненными,
злоупотребляю алкоголем и имею контакты с местным населением. С подчиненными
я не работал в том смысле, что продолжал сохранять дружеские отношения,
[237] какие были приняты во время войны, но стали рассматриваться как
"запанибратские" теперь. Пил я не больше моего командира звена, причем
обычно в компании с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76