Обжегшись на следе от машины, и на след от копыт дуют? Ну-ну…
Где там этот блудный собиратель-полуночник? Был почти у самого северного прохода в стене. Теперь уж в долине, наверно, вот-вот к озерцам подойдет и разбудит сатира… Леха споткнулся и чуть не рухнул. Собиратель был вовсе не у северного прохода. Зеленая точка двигалась навстречу, вдоль скальной стены, так и не зайдя в долину. Давно оставив позади северный проход, скоро уже к южному подойдет.
И двигалась куда быстрее, чем мог бы передвигаться человек на своих двоих.
А он, вообще, собиратель?…
В цепи позади немцев трое, обычно же их четверо… Черт возьми! Да это же их четвертый! Пытается отрезать от проходов в долину, гад!
Леха попытался бежать еще быстрее, но бежать быстрее не получалось.
Только бы успеть раньше к южному проходу! Только бы успеть…
Трое сзади нагоняли. Медленно, но верно. Мотоциклы быстрее четырех ног.
Четвертый тоже на мотоцикле, но ему дальше до южного прохода. Можно успеть раньше него, можно!
Только бы самому не сбиться с шагу, не налететь на какой-нибудь валун… Луна уже встала, но висит где-то на юго-востоке. Далеко слева, в пустыне, призрачно светятся вершины дюн, но здесь, под стеной, еще темно. Закрывает она луну.
Только бы не налететь на камень…
Если бежать дальше от стены, шансов наступить на свалившийся со стены камень меньше. Но там и песок не такой плотный и слежавшийся. Там ноги будут увязать. Вот и изгиб стены. Она пошла западнее, западнее… Граница тени стала ближе к стене, еще ближе… Леха вырвался в лунный свет.
Все, теперь уже тот одинокий немец не остановит! На песке под ногами видно каждый след, каждый камешек. Теперь уже никаких неожиданностей; здесь не споткнемся!
И вперед видно далеко-далеко. Дюны начинаются левее, а здесь, вдоль стены – только прямая, как пляж, полоса слежавшегося песка.
Ровная и прямая метров на пятьсот, до следующего изгиба. Все-все видно, каждый валун, каждый камушек, но так далеко и не надо, потому что вон черная трещина в стене. Южный проход! Каких-то двести метров до него, а немца еще даже…
У изгиба стены вдали что-то блеснуло. Не ярким электрическим свечением, а холодным светом луны, отраженным от чего-то блестящего. А через секунду долетел и треск мотоциклетного мотора.
Широкий руль, почти как рога, мощная каска, рубленое лицо немца, льдисто-серебристое в лунном свете…
Мотоцикл несся быстро – кажется, почти летит над песком. Да только все равно не успеешь, гад!
Проход чернеет уже совсем близко, каких-то метров тридцать до него. А немцу все шестьдесят…
Испуг встряхнул тело беззвучным воплем.
Это был даже не испуг – это было то дикое чувство, когда рядом с тобой начинает происходить то, чего просто не может быть. Мотоцикл и в самом деле летел, оторвавшись от песка…
Нет, не летел. Просто встал на дыбы, а немца на нем уже не было.
Немец на ходу соскочил и теперь бежал следом, а в руках у него не то карабин, не то винтовка с длиннющим стволом и огромным прицелом…
Впереди под ногами вспыхнул красный светлячок, и Леха нырнул в сторону. Грохот выстрела, и тут же фонтанчик песка – там, куда должен был наступить левой ногой. Тут же брызнул второй, третий…
Леха ушел еще дальше в сторону, и следом скользнуло красное пятнышко целеуказателя, отрезая от прохода в стене… До боли выламывая суставы, Леха попытался затормозить, нырнул в обратную сторону, перепрыгивая подобравшегося к ногам красного светлячка, – и тут по ноге ударило. По костям. Они словно зазвенели и провернулись в суставах – да так и остались звенеть, едва не лопаясь. Как в танке, когда прислонился к броне – и тут по ней с другой стороны бьет снаряд, и удар катится по броне, по твоим костям, заставляя их дрожать и лопаться…
Взвыв от боли, Леха рухнул на песок. На миг в мире осталась только эта звенящая боль, расходящаяся от левой ноги по всему телу и разбивающая все кости на осколки, как тонкий фарфор. А когда опомнился, откатился в сторону. В еще не осевшие облачка пыли, взбитые пулями.
Хоть какое-то прикрытие. Но ногу, похоже, разнесло всерьез…
Мимо промчался мотоцикл, заваливаясь на бок. Шлепнулся на песок где-то за спиной, а следом за мотоциклом набегал немец, вскидывая винтовку к плечу. Нет, нет!
Стиснув зубы и заранее готовясь зашипеть от боли, выплескивая ее из себя, Леха оперся на левую ногу – и, о чудо, боли почти не было! Суставы не выпрыгнули, сухожилия не порвались. Кажется, даже кровь не хлещет…
Нога шевелилась и двигалась. Только вместо того чтобы упереться в песок, ухнула вниз. Как мимо ступеньки промазал. Леха рухнул обратно в песок, а подвернутая нога вытянулась вперед.
И в самом деле она осталась целой – почти. Если не считать копыта. Вместо костяной чушки на конце ноги теперь что-то расщепленное, как дуб после удара молнии. Избушка на курьих ножках…
И красный огонек, вынырнувший невесть откуда и замерший прямо над копытом, посередине ноги. Леха попытался отдернуть ногу, но чертова бычья нога, изгибающаяся совсем не так, как рука, уперлась в землю, и вес всего тела давил на нее. Надо сначала сместиться всем телом, а потом уже…
Уже не успеть.
В лунном свете все было нереально четким, как на картинке. Замедленное, словно время превратилось в мед, не желающий течь дальше.
Ухмылка немца, виднеющаяся из-под дула винтовки. Нацелившийся прямо сюда огромный прицел. Палец, тянущий курок…
Вот и все.
На этот раз он не промажет… и будет стрелять не в копыто, а прямо в ногу. Так, что уже не подняться и не убежать.
И вряд ли они станут убивать быстро. Награду никто не отменял…
В ночной тишине даже отсюда слышен щелчок бойка внутри винтовки – клац! – и… и ничего.
Ни огненного снопа из дула, ни грохота выстрела, ни удара в ногу.
Улыбка под дулом винтовки погасла.
– Scheisse!
И время вернулось в привычный бег.
Леха перекатился на бок, потом опять на живот. Вскочил, пытаясь устоять на том, во что превратилось копыто. Непривычно, неудобно… но можно. И идти можно. И, кажется, даже бежать…
Жаль, до самого немца не успеть. Но до щели-то можно! Пока он выщелкнет старую обойму, пока достанет свежую, пока вставит… Слава программерам-реалистам, сделавшим перезарядку точно такой же, как в реале!
Хромая, Леха поскакал к стене, к спасительной черной расщелине. Расщепленное копыто проваливалось ниже, чем раньше, и каждый шаг отдавался глухой болью в ноге, но двигаться можно. Пусть и не так быстро, как раньше, но можно.
Только немец, вместо того чтобы выщелкивать старую обойму, просто отвел винтовку в сторону, удерживая ее одной левой рукой, а правой скользнул к поясу с патронташем. Но не за обоймой, а за гранатой. Выдернул зубами чеку и швырнул гранату к скальной стене.
Граната шлепнулась в песок перед самой расщелиной, до которой Лехе было метров двадцать. А за три секунды… Как раз над гранатой и окажешься. И это бы неплохо – если бы был как гарпия или сатир. Взрывом бы убило с гарантией, и сразу бы и новая аватара, целая и невредимая, и оказался бы прямо в долине, рядом с сатиром…
Только бронированного быка граната едва ли убьет сразу. Лишь посечет ноги, но сразу не помрешь. А с этого урода станется и вколоть бычку той зеленой дряни, которой здесь повышают здоровье. Еще и подлечит, чтобы потом от души попытать…
Леха взвыл от бессильной ярости – все-таки отогнал, сука! – развернулся и помчался прочь.
От расщелины, от гранаты, от немца, шлепнувшегося на землю, чтобы не достало взрывом, но уже отщелкивающего пустую обойму.
Досчитывая про себя – два, три… – плюхнулся на песок, и по ушам врезал грохот взрыва, а по крупу стегнула тугая волна воздуха.
И снова на ноги, и снова вперед – быстрее за дюну! Пока сзади скрипит и щелкает железо, выпуская из магазина старую обойму. Выпуская из патронташа новую. И снова магазин винтовки, принимая в себя свежие пять патронов…
Леха вильнул, и вовремя. Фонтанчик песка взмыл в воздух из-под самых ног. Еще один выстрел…
И все! Вот он, гребень дюны! Через него – и дюна прикрыла от немца.
Можно нестись в пустыню – пока еще немец доберется до своего мотоцикла, пока нагонит по следам… Вот только и проход в долину закрыт! И к сатиру. И, значит, к каперам…
И еще это расщепленное копыто! Там, возле скальной стены, на слежавшемся песке, еще туда-сюда, но здесь, в мягком песке… Рваные концы кости глубоко входили в него, а когда выдирал ногу, цеплялись, изгибались… Словно там, в реале, где осталось настоящее тело, кто-то хватал пальцы на руках щипцами и пытался содрать с них ногти…
Кажется, копыто потихоньку стягивается, заживает – но так медленно!
Сквозь шум ветра в ушах пробился треск мотоцикла.
Догнал, гад.
Леха свернул влево – к вершине ближайшей дюны. Улечься прямо за ней, подождать, пока этот следопыт вылетит из-за гребня, не видя того, что его ждут, – и…
И встал, так и не добежав до гребня. Треск мотора был не одинокий. Сразу несколько моторов.
И трещит не сзади, где остался снайпер, а спереди. Именно из-за этой дюны и ревет… Черт!
Не щелкая по браслету – раньше надо было, теперь-то что, поздно уже! – Леха крутанулся, почти скатился вниз по склону, рванул к соседней дюне.
Звук скачком стал громче, и из-за спины ударили конусы света. Все вокруг залило скачущим светом, от которого замельтешило в глазах…
Леха взвыл от досады и помчался изо всех сил. – насколько позволяло это чертово копыто. Быстрее, быстрее! Уже не обращая внимания на тупую боль в ноге, – лишь бы вырваться…
Один луч света бил точно сзади, бросая под ноги собственную тень. Второй – правее, третий – далеко слева. Широкой цепью идут, сволочи. Загоняют.
Леха взлетел на дюну – вон уже и гребень, – но справа взревело и ударило в глаза светом. Кто-то из троих обогнал сбоку. Влево…
Но и оттуда в глаза ударил свет фары. И рев сзади уже над самым ухом… И вдруг стало еще ярче. Уже не белый свет фар, а что-то красноватое, живое… Тень под ногами как-то странно растворилась, превратившись из четкого абриса в нечто расплывчатое… Ж ж жух!!!
Огонь накатил сзади оранжево-красной волной, ослепляя и обдавая бензиновой гарью.
Зад обожгло, но Леха уже нырнул в сторону, вырываясь из этого огненного облака.
Слава богам, не напалм. Просто бензин без загустителя. Не так опасен. Струя метров на двадцать, не больше. А главное, к телу не липнет – так что сразу не сожгут. Сразу не сожгут…
Может быть, именно поэтому и без загустителя?… Огненная струя ударила справа. Леха плюхнулся на песок, пропуская струю выше… Жар ударил по морде, по глазам, в нос…
Терпеть это было невозможно – даже секунду, даже миг. Тело само рвалось прочь…
Лежать! Лежать, пропуская остатки струи! Лежать! Пока струя не пройдет над головой, ревя, как угли в топке.
Теперь можно. Можно и бежать, и реветь, выпуская из себя эту боль.
Леха вскочил и рванул вперед – но слишком поздно. Мотоцикл промчался совсем близко, в каких-то паре метров. Щелчок, ослепительная вспышка воспламенителя…
Огненная струя ударила в бок – еще плотная, еще не рассыпавшаяся на море мелких бензиновых брызг, не прогоревшая. Окатила весь бок. Шкуру, броневые наросты, просачиваясь под них…
На миг показалось, что время – лишь фантазия. Его нет, есть лишь один бесконечный миг.
…Жестяной сарай на окраине Гнусмаса… поток бензина, хлынувший через люк в потолке, – и огарок свечи, сброшенный следом…
Вот только на этот раз аватара никак не хотела умирать. Боль никуда не девалась. Горящий бензин облепил броневые наросты и прожигал шкуру, прожигал плоть, глубже, глубже, глубже… Никак не желая кончаться…
Воя, но не слыша собственного воя, Леха покатился по песку, сбивая пламя.
Под треск мотоциклов, кружащих вокруг, и радостное улюлюканье охотников.
Загребая передними ногами, потащил себя по песку, вытирая круп о песок. Сдирая с себя остатки горящего бензина, сдирая с себя клочья обгоревшей плоти, оставляя дорожку из догорающего на песке бензина.
Под рваные немецкие фразы. Выясняют, чья теперь очередь. Чтобы не всем сразу, чтобы не убить случайно. Поэтому по очереди, аккуратно и по чуть-чуть…
Воя – вой рвался из груди, и никак его было не остановить, как и огонь, все гуляющий по боку, – Леха поднялся и стал карабкаться на дюну. К вершине, которая отгородит его от огнеметов.
Хотя бы на секунду. На полсекунды. На миг…
Ж-ж-жух!!!
Огненный поток ударил сзади, окатив круп. И тот бок, где уже все сгорело, и другой, еще целый… Тело выгнуло от боли, и Леха рухнул на песок. А сзади трещала шкура, обугливаясь. Лопалась и опадала струпьями. Только боль не желала уходить вместе с ней, боль все глубже вгрызалась в тело… Воя, но упрямо загребая передними ногами, Леха полз к вершине – такой близкой и такой недоступной. Вот уже и гребень. Теперь перевалить через него… В морду ударил рев мотоцикла и свет фары. Мелькнуло колесо, сапог – и удар в плечо. Леху отбросило обратно и завертело. Замелькали звезды, песок, бьющий свет фар, лужицы огня на песке, еще не догоревшие, снова звезды, песок… Тот снайпер… Все-таки успел к самому интересному… Леха остановился, уткнувшись в песок. Гребень остался в нескольких метрах вверху, а здесь только боль и лужицы огня. И немцы на взрыкивающих моторами мотоциклах, кружащие вокруг, теперь уже четверо, все в сборе.
Вот опять кто-то выехал вперед, вскидывая дуло огнемета…
Леха попытался броситься на него, но задние ноги не слушались.
Лишь взрыв хохота, быстрый рывок мотоцикла в сторону – да еще один пинок сапогом. Чиркнуло по броневому наросту на скуле и заехало в нос… Леха рухнул на песок.
Где-то сбоку – уже и не сообразить где – рев мотоцикла, заходящего в новую атаку…
Леха попытался перевернуться, откатиться прочь – но слишком поздно. Мотоцикл навис впереди, дуло огнемета уставилось прямо в глаза. На этот раз будет голова и грудь…
Но огонь не вырвался.
Дуло огнемета нырнуло вниз. А вместе с ним и немец и мотоцикл… Немца пригнуло под тяжестью удара. На плечи немцу рухнула черная гарпия, вонзив когти в плечи.
А слева, красновато-медная в отблесках догорающих лужиц бензина, мелькнула Алиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60