— Он коллекционирует молодых женщин, — сказал Патр. — Никто не знает, что он с ними делает — хотя я потратил немало времени и усилий, чтобы выяснить это. Но большинству других Дознавателей известно, что он находит бродяжек и приводит их домой. Полагаю, ты должна была стать частью его коллекции. Я сразу понял, что не смогу выдать тебя ему, если дело дойдет до этого. Понял я и то, что ты не вовлечена ни в какие заговоры против Империи. Я мог бы — мне следовало! — снять с тебя подозрения уже после первых шести месяцев. В том случае, если бы твоя невиновность имела для кого-то значение.
— Но ты не сделал этого.
— Нет.
— Почему нет?
— Потому что в таком случае Фареган наверняка убрал бы меня от тебя и приставил следить за кем-нибудь еще. Я не хотел следить за кем-то другим. Я хотел быть с тобой — иметь предлог быть с тобой каждый день и иметь одобрение моего начальства на то, чтобы быть с тобой. Это сделало меня счастливым.
— И оставило меня под подозрением.
— Я сказал им, что ты ничего не знаешь, но что у тебя есть друзья, которые могли использовать тебя в качестве ничего не подозревающего посредника, и что если я останусь с тобой, то смогу выяснить что-нибудь полезное. Время от времени я предоставлял им информацию, которая не была полностью правдивой, но не являлась и полностью ложной — лишь достаточной для того, чтобы держать их на крючке.
Джесс в шоке посмотрела на него.
— Похоже, ты гордишься всем этим. Ты словно ожидаешь, что я буду польщена тем, что ты держишь меня под подозрением ради того, чтобы быть со мной. Ты и вправду считаешь это… хорошим поступком?
Патр посмотрел на нее и пожал плечами. В его лице и движениях она заметила невиданную доселе жестокость.
— Ты хочешь, чтобы я сказал, что делал все это ради тебя? Это было бы неправдой. Я делал все это для себя. Я хотел быть с тобой, и я все для этого сделал. — Он наклонился вперед и посмотрел ей в глаза. — Я никогда не говорил — никогда не подразумевал, — что я хороший человек. Отнюдь. Мне случалось убивать людей, я не раз становился причиной их гибели. Люди, с которыми я обычно имею дело, — они такие же, как я. Они будут улыбаться другу, но, не колеблясь, убьют его по приказу вышестоящих, а затем пойдут и отпразднуют с парочкой других друзей и их любимыми шлюшками. — Затем он отвернулся, и его голос стал мягче: — А вот в тебе я увидел другую жизнь. Другой мир. Ты чиста. Ты никогда никому не причинила вреда; никогда не позволяла себе выбрать легкий путь. Твои родные — Артисы… плохие люди. Я работал с ними; я их знаю. Через Дознание они заставили меня кое-что для них сделать. Они погрязли так же глубоко, как и остальные. Они хватаются за власть так крепко, как только могут, и топят всех, кого только могут утопить, чтобы сохранить почву под ногами. Ты происходишь из этой семьи, из этого мира, и, похоже, ничто не затронуло тебя. Ты просто ушла от всего этого — ты и Рейт. Вы словно росли в совершенно другом мире в отличие от остальных из вашей семьи.
Патр усмехнулся и вновь взглянул на нее. Джесс надеялась, что он не заметит ужаса в ее глазах — так близко он подошел к разгадке ее секрета.
— И должен признаться, — сказал он, — ты красива, ты умна и добра, ты нежная, мне нравится аромат твоего тела… Я надеялся, что если буду с тобой достаточно долго, то заполучу тебя.
— Я благодарна за то, что жива, — ответила Джесс, — но, судя по тому, что ты мне сказал, если бы не ты, я бы вообще не была в опасности. Как, по-твоему, я должна отреагировать на твои слова? Я… что? Должна влюбиться в тебя, потому что ты спас мне жизнь?
— Во-первых, — сказал Патр, — Фареган поставил меня наблюдать за тобой, потому что ты нужна ему. Ему все равно, виновна ты или нет. Ему это безразлично, ему просто нужна ты. И рано или поздно он нашел бы или сфабриковал то, что ему нужно, чтобы привести и заполучить тебя. Я стоял между ним и тобой. Если бы я не сделал того, что от меня требовалось, если бы пытался доказать твою невиновность, он бы приставил к тебе кого-нибудь другого, и есть вероятность, что другой Дознаватель нашел бы способ отдать тебя ему. И ты оказалась бы в опасности. Ты просто была бы с тем, кому безразлично, что с тобой случится.
— Это ужасно, — сказала Джесс. — И ты ужасен.
Он смотрел на нее ничего не выражающим взглядом и долгое время молчал. Наконец покачал головой.
— Ты бы хотела, чтобы я тебе солгал? Было бы достаточно просто скрыть мои связи с Безмолвным Дознанием, просто заставить тебя думать, что какой-то друг намекнул мне, что ты в опасности, и нам посчастливилось скрыться. Я бы мог легко сделаться твоим героем, возможно, смог бы достаточно легко затащить тебя в постель. Я не хочу быть фальшивым героем в твоих глазах, не хочу лгать о том, кто я есть, что я собой представляю. Я помог тебе, потому что мог это сделать. Я люблю тебя, потому что люблю. Я оставался с тобой, потому что мне этого хотелось. Что ты будешь с этим делать — что ты думаешь, — твое дело. — Он посмотрел в окно на блеклое, жаркое пространство. — Скоро у нас здесь будет мебель; кровати, еда, подходящая для этой местности одежда и большой запас воды. Когда все сюда доставят, ты прикажешь поставить все так, как тебе угодно. Сделай это место своим домом.
Джесс едва удержалась от смеха.
— Ты больше не состоишь в Дознании, да? Я имею в виду, они могут схватить тебя так же быстро, как и меня сейчас?
— Они бы моментально меня убили. Живой я для них опасен. А что? Или ты подумываешь о том, чтобы продать меня им ради своей безопасности? Не надо. Они бы перехитрили тебя так же быстро, как ты, очевидно, перехитрила бы меня.
— Мне это даже в голову не приходило. Я просто думала… что если за тобой больше нет Дознания, почему ты считаешь, что человек, который забрал наш аэрокар, вообще вернется сюда с чем-либо?
Теперь Патр улыбнулся.
— Пусть только попробует. — Он прислонился к стене и сказал: — Джесс, я не превратился в плохого, жестокого человека, потому что вступил в Дознание. Дознание завербовало меня, потому что я уже был плохим, жестоким человеком. Если мой… друг… не вернется сюда с вещами, за которые я ему заплатил, пусть будет уверен — это станет его последней ошибкой.
От его слов и улыбки, с которой он их произнес, у Джесс внутри все похолодело. Она решила, что ни в коем случае не станет сердить Патра.
Глава 20
Магистры Дознания сделали Рейта невольным свидетелем допросов, а затем судов. Привязанный к стулу в задней части амфитеатра, который служил залом суда для этого дьявольского спектакля, с кляпом во рту, он был вынужден часами смотреть, как его друзей и коллег подвергали побоям и ужасным пыткам; беспомощно слушал, как они признавались в том, что сделали, и в том, чего не делали. Он плакал, и каждый вечер, когда испытание было окончено, умолял, чтобы его вызвали в Дознание для дачи показаний. Много раз Рейт признавался в том, что он и есть Винкалис, кого, как заявляли Дознаватели, они ищут.
Никто не слушал. Никто не обращал внимания на его слова.
Он видел, как один за другим сдавались каанцы. В руках допрашивающих «заговорщик Винкалис» обретал жизнь в расплывчатых, странных деталях. Вначале жертвы Безмолвного Дознания молчали; они начали говорить тогда, когда унижение, жестокость и страдания становились невыносимыми.
Под этими принудительными признаниями Винкалис обрел очертания могущественного представителя сословия стольти, довольно знаменитого волшебника, человека такого всемогущего, что ему удается оставаться в укрытии, иметь такую разветвленную сеть, что он единым словом управлял огромными тайными армиями. Его облик варьировался от высокого до низкорослого, от худого до толстого, от бледного до смуглого. Иногда даже говорили, что это женщина, хотя обычно жертвы допроса считали, что он мужчина.
Следующими в темную комнату на муки привели тех, кто был принят в члены Ордена Резонанса недавно. Из них Дознаватели вытянули детали планов по освобождению уорренцев и обильную информацию о поиске антидота к вызывающим привыкание ядам в Питании и о том, как они использовали искусство для привлечения людей к своему делу. Эти допрашиваемые тоже описали заговорщика Винкалиса — получеловека-полубога, таинственного повелителя, который прячется так, что никто из них никогда не видел его лица, хотя многие разговаривали с его соратниками и слышали о нем.
Наконец привели Велин. Рейт едва не рассвирепел, наблюдая, как спокойно она сидит перед ними и рассказывает все о нем, о Джесс, о Соландере; о том, как она принимала участие в спасении Джесс из Уоррена, о том, как оттуда пришел и Рейт, о том, как Рейт и Соландер все это время планировали применить магию Соландера и знания Рейта об Уоррене, освободить бесправных и безгласных уорренцев, которых Империя использовала в качестве топлива. Она рассказала, что Рейт, который есть Геллас, он же и Винкалис. Она рассказала, что Соландер планировал побороть магию Империи своей новой формой магии. Она рассказала им все и приукрасила свой рассказ так, чтобы выставить себя в как можно выгодном свете, а их с Соландером — наоборот. Она просто передала их в руки Дознавателей без зазрения совести, без единой угрозы или принуждения. А когда закончила, ее стали пытать с не меньшей жестокостью, чем остальных, — и она рассказала им приблизительно то же самое.
Рейт хотел умереть. Он любил Велин и знал, что это глупо. А она, казалось, вознамерилась доказать, что он глупец, презрительно отметая любую его попытку помочь ей.
Сидевший рядом с ним человек детально комментировал каждую пытку, которой подвергали Велин. Он с интересом взглянул на Рейта и сказал:
— Она ненавидит тебя, старина. Если бы мы отдали тебя ей и вручили ей нож, бьюсь об заклад, вряд ли она бы смилостивилась даровать тебе быструю смерть. — Он покачал головой и рассмеялся. — Хотелось бы мне услышать, что ты ей такого сделал.
Рейт рассказал бы ему. Он рассказал бы ему о Велин, о своей роли во всем. Он взял бы на себя каждый грех, совершенный любым из этих людей, которые доверяли ему; а также все то, что он сделал сам, если бы только кто-то его выслушал. Но он оставался связанным, с кляпом во рту; в перерывах ему давали глотнуть воды, а когда Рейт пытался что-то сказать, его били.
Он был вынужден признать ужасный факт. Дознанию не нужна правда. Магистры Безмолвного Дознания могли бы моментально получить правду от любого, приведенного к ним, кроме него или Соландера, затратив на это лишь немного магии. Им открылась бы чистая правда без всяких прикрас, и они могли бы сделать с ней все, что им вздумается.
После того как они получили правду с помощью магии, Дознаватели пытали пленников до тех пор, пока те не были вынуждены говорить ложь — и это была ложь, которую те, казалось, очень хотели слышать. Но зачем?
Каким целям служила эта ложь, что даже правда была не нужна? Рейт размышлял об этом, но так и не додумался ни до чего, что объяснило бы действия Дознавателей.
Вечером того дня, когда Дознаватели допрашивали Велин, один из стражников принес в его камеру экран и сказал:
— Посмотри-ка вот это. Имеет к тебе самое непосредственное отношение.
На экране он увидел вечерние новости. Не обычное обсуждение искусства и литературы, не обмен мнениями по поводу того, что нужно сделать во благо той или иной общине. Это был спектакль, с выразительным музыкальным сопровождением и хорошо одетыми комментаторами, которые обсуждали раскрытие заговора против Империи Харc Тикларим, сцены прямо из комнаты допросов, людей, один за другим признающихся в преступлениях против Империи, и отчет за отчетом о загадочном Винкалисе, задумавшем разрушить цивилизацию. Конечно же, никакого упоминания об Уоррене в связи с Вин-калисом или об источниках магии Империи. Никакого упоминания о сжигании душ для того, чтобы в небе парили города и летали аэрокары. Нет. Это никогда не попадет на экраны.
Но обвинения в адрес искусства явно проникли и в дискуссии комментаторов — с пеной у рта они клеймили искусство и людей искусства как подрывные элементы, расшатывающие общественные устои. Официально было заявлено, что удалось поймать лишь немногих злодеев, связанных с заговором, грозившим подорвать весь мировой порядок. Добропорядочным жителям Империи было предложено принять участие в поисках и поимке заговорщиков, которые еще не попались в сети Дознания. Комментаторы внесли свой вклад в нагнетание истерии, заявив, что заговорщику Винкалису до сих пор удавалось избежать пленения и что он не оставил своих злокозненных планов осуществить заговор против Империи. Сам Ландимин Харса предложил солидное вознаграждение за поимку Винкалиса, включая деньги, великолепный дом в Верхнем Городе и присвоение титула стольти для осведомителя и всей его семьи, чья информация могла помочь поймать и заключить под стражу опасного беглеца.
— Винкалис — это я! — закричал Рейт стражникам через дверь. — Разве вы не слышали, что сказала Велин? Она сказала вам, что я Винкалис. Все его пьесы написаны мной. Это я задумал освободить уорренцев. Я — тот человек, которого вы ищете!
Он стучал кулаками в дверь своей камеры, но никто не пришел. Никто не хотел услышать правду. Ложь устраивала Империю куда больше.
Патр оказался прав: прибыло все, что он заказал, включая маленький ветхий аэрокар. Джесс сомневалась, что на нем можно улететь дальше, чем до деревни — если, конечно, он и это расстояние выдержит. Она старалась как можно меньше разговаривать с местными жителями, которые носили вещи в дом; занялась расстановкой мебели, посуды и всего того, что Патру удалось достать.
Джесс удивила привезенная малая сфера обзора. Она никогда особо не интересовалась вечерними новостями, но, учитывая свой статус беглеца, решила, что надо посмотреть, привлекли они с Патром внимание или нет.
Сидя за ужином, плохо приготовленном на огне — пища имела более резкий вкус, чем тот, к которому она привыкла, — Патр включил сферу обзора, и в крошечной комнате засветились вечерние новости. Она увидела Рейта, Соландера, каанцев, новопринятых членов Ордена Резонанса, персонал нескольких театров Рейта, волшебников более низкого уровня, работавших с Соландером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67