— Послушайте, почему бы вам просто не снимать ваш фильм и не лезть в другие дела? К вам это не имеет никакого отношения.
— Это имеет отношение к Бритту. А мой фильм именно о нем.
Луи покачал головой:
— Но не об этом. Кое-что все-таки остается за кадром.
Поль облокотился на подоконник и смотрел, как Луи ходит по комнате.
— Он берет деньги из нашего турне, да? Пользуется деньгами от продажи билетов и чеков, которые присылают…
— Оставьте эту тему в покое! Не ваше дело, откуда он берет деньги. Вам что до этого, черт возьми! Вы что, ревизор? Ваше дело — фильм о певце, а остальное вас не касается. Вы ни разу не поинтересовались, как организовано турне, вам до этого не было дела…
— А сейчас это становится моим делом. Это турне задумано как гуманная акция в мире, где не так-то часто такие вещи происходят, и не так-то много людей, которых это интересует. Но я хочу знать, что происходит. И вы расскажете мне все!
— И не подумаю. Может быть, у нас не очень хороший бухгалтер. Мы это проверим. Но я ничего определенного сказать не могу.
— Ложь!
Луи пожал плечами.
Поль вышел из комнаты, хлопнув дверью, и направился к себе, откуда позвонил в нью-йоркский офис Бритта Фарлея «Музыка для голодных».
— Мне нужны некоторые цифры перед заключительным концертом, — сказал он бухгалтеру, стараясь говорить спокойно. — Это нужно для фильма. Вы можете сказать мне, сколько всего билетов было продано, общий доход, полные расходы до настоящего времени?
— Не могу этого сделать, — ответил бухгалтер. — Во всяком случае, не сейчас. Тут столько дел, у меня нет помощника, сам черт ногу сломит в этой неразберихе, столько концертов сразу, никакой отчетности…
— Но вы-то на что? — резко спросил Поль. — Чем вы там занимаетесь, если не ведете отчетности?
— Черт возьми, это не моя вина! — Голос бухгалтера поднялся до крика. — Не говорите мне, в чем заключается моя работа! Я сам это знаю! Выполнять все желания этого придурка! Так велел Луи — делать все, чтобы он был доволен! Оплачивать его счета, посылать ему деньги, когда он… — Он замолчал. — Я имею в виду…
— Я знаю, что имеете в виду, — сказал Поль. — Кто еще знает об этом?
— Послушайте, вы хотите вставить это в ваш фильм?
— Кто еще знает об этом?
— Луи.
— А кроме Луи?
— Не думаю. Господи! Надеюсь, что нет. Но послушайте, вы собираетесь вставить?..
— Сколько потратил Фарлей?
— Послушайте, я не обязан докладывать вам.
— У вас нет выбора. Луи уже намекает, что вы, видимо, небрежны в своей работе. Так сколько он потратил?
— Он так сказал? Этот сукин сын…
— Так сколько?
— Около двухсот тысяч. Двести двадцать тысяч пятьсот шестьдесят один доллар, если быть абсолютно точным. Но я не мог ему отказать! Понимаете, Луи велел выполнять его желания, а Фарлей обещал вернуть эти деньги. Вы ведь не собираетесь рассказывать об этом в вашем фильме? Понимаете, ведь я должен думать о своей работе, о семье. Я не виноват! Я просто выполнял приказания! Вы ведь не собираетесь разделаться с Фарлеем? Даже если вам он не нравится, столько людей верят, что они получат деньги, еду или еще что-то. Если вы скажете хоть слово, вы все погубите, всех этих людей. Вы понимаете?
«Понимаю, — подумал Поль. — Это безмозглый подонок, у него был шанс совершить честный поступок и избавиться от своих пороков».
— Не знаю, как я поступлю, — сказал он бухгалтеру. — Я сообщу вам позже. — Он повесил трубку. «Безмозглый подонок. Ему все равно, кого он обманывает. Ему даже на самого себя наплевать».
За восемь недель от продаж билетов и телевизионных передач с призывами о деньгах они получили пять миллионов долларов и ожидали вдвое больше от концерта на открытой площадке, который должен был стать кульминацией турне и самым доходным в отношении пожертвований. Двести тысяч были малой частью этой суммы, но дело было в том, что если пойдет слух, будто какие-то деньги ушли в карман Фарлея, они лишатся освобождения от налогов и финансовой поддержки телевидения, а также разрешения использовать открытую площадку под концерт. Кроме того, тысячи людей потребуют свои деньги обратно.
Поль никогда не обманывался насчет Фарлея, он не сомневался, что тому безразличны бедные и голодные люди, но, как сказал Луи, Поля не должно волновать все это, его дело снимать фильм. Но за последние недели, несмотря на шутовскую атмосферу и фальшивость самой идеи турне, он успел почувствовать свою причастность к этим событиям. Как раз вовремя, чтобы узнать, что этот безмозглый подонок сделал именно то единственное, что могло погубить все турне.
Концерт на открытой площадке должен был состояться через два дня. Или он будет отменен.
Фарлей сидел, развалясь в кресле, и смотрел очередную мыльную оперу по телевизору, но, увидев вошедшего Поля, вскочил на ноги.
— Нашли? Я знал, что вы поможете. Выпейте что-нибудь. Что вы хотите? Сколько вы достали? — Он протянул руку.
— У меня нет денег.
— Нет? Господи! Вы шутите! Вы же обещали! Поль взял стул у письменного стола и сел.
— Я решил поинтересоваться, как вы сможете мне их отдать.
— Но я постараюсь. Бритт Фарлей — честный человек! Я верну вам долг.
— До или после того, как вы выплатите те двести двадцать тысяч долларов, которые взяли из турне?
— О чем вы говорите, черт вас дери! Взял? Да я не взял ни цента! — Поль молчал. — Я послал оплатить несколько чеков в Нью-Йорк — об этом вы говорите? Но речь идет о нескольких сотнях долларов, а не…
Он завертел шеей, будто воротник рубашки стал для него слишком узок.
— Как его там зовут, этого серого мышонка, бухгалтера? Вы с ним разговаривали? Он же сказал, что будет молчать. Обещал мне. Но он все равно лжет.
Поль молчал.
— Да что там говорить! Какая разница, лжет он или говорит правду? Дадим концерт в Вашингтоне, получим еще несколько миллионов, кто после этого заметит, что не хватает несколько вонючих бумажек?
Он резко повернулся и взглянул на Поля. Глаза у него блестели хитрецой.
— Ах да, я забыл. У меня все схвачено. Еще есть достаточно времени, чтобы вернуть деньги, пока все эти бухгалтеры и вечные ревизоры на побегушках будут решать, кто получит деньги, и только потом они появятся здесь, чтобы эти деньги получить. Черт, им года не хватит на все это. А к тому времени я снимусь в сериале и заработаю хорошие деньги. И верну, что брал. Никто не узнает, кроме вас. Но вы теперь член семьи, так что все в порядке. И… — он качнул головой, — здесь нет никого, кто снимал бы на камеру.
Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Луи.
— Он позвонил в ИРС, службу внутренних доходов США — заорал он Полю. — Вы вырыли для нас могилу. Вы это понимаете? Это дерьмо говорит, что не хочет быть козлом отпущения, он позвонил им, и они приезжают завтра с проверкой всех документов и отчетности. Полной аудиторской проверкой! И завтра. Вы слышите это?
Фарлей смотрел то на Поля, то на Луи.
— Что происходит?
— Да этот чертов бухгалтер! — кричал Луи. — Говорит, что мы все рассказали Полю и он больше нам не доверяет. Он натравил на нас налоговое управление, и завтра от нас останется одно мокрое место.
— Этого не случится, — резонно заметил Фарлей. — У них на это уйдет уйма времени. Все это знают. Они будут копаться несколько месяцев, разбираясь во всех цифрах. У нас есть еще масса времени.
— Вы безмозглый дурак, — вмешался Поль. — Все турне держится только на доверии людей. Как только станет известно об аудиторской проверке, вы все потеряете. С турне будет покончено, и с вашим возвращением на Олимп тоже. У вас нет…
— Я не хочу слышать об этом! — закричал Луи. — Ничего не кончено, слышите? Мы что-нибудь придумаем! У меня есть связи, можно поговорить с людьми из ИРС, попридержать их…
— Тем более пойдут разговоры, — сказал Поль.
— Минуточку! — вмешался Фарлей. — Вы, ребята, с ума сошли или что? Публика любит меня, они придут на концерт, что бы ни случилось. Они не знают, что такое аудиторские проверки, они хотят просто быть на концерте и восторгаться Бриттом. Никаких проблем! Все будет отлично!
Рукой, которую он прятал за своей спиной, он дернул за ручку ящика письменного стола и открыл его, не сводя глаз с Поля и Луи.
— Вы только держитесь за меня, и все будет…
— Оставьте эту дрянь в покое, — сказал ему Поль.
— Я буду соображать лучше, если приму немного. Вы бы могли понять, если бы не строили из себя дурацкую Мэри Поппинс…
— Если я не могу использовать свои связи, тогда что я вообще могу в данном случае? — спросил Луи, обращаясь в основном к самому себе.
Поль вытянул руку и схватил Фарлея.
— Оставьте это и послушайте меня. Я не позволю, чтобы вы завалили все дело.
— А что вы собираетесь для этого сделать?
— Надо подумать. Но главное, я должен быть уверен, что Бритт сможет выступить.
— Конечно, могу! Говорю вам: публика меня любит! Не имеет значения, что я делаю: мне не нужно быть в хорошей форме; я могу выть, как гиена, и писать на них с расстояния пятидесяти футов, а они будут визжать от восторга. Конечно, я могу выступать… нет вопросов!
— Это не то, что я хочу, — презрительно бросил ему Поль. — Вы должны дать концерт, а не выть, как гиена, или писать или делать еще что-нибудь. Вы должны петь и сделать ваше выступление лучше прежних. Это вы понимаете? Я буду находиться около вас каждую секунду, начиная с этой минуты, и до того момента, как вы выйдете на сцену. И ваша голова будет чистой, как стеклышко.
И тут Фарлей залаял. Откинув голову назад, он с силой завопил, отчего его лицо стало красным. Поль ждал, продолжая держать Фарлея за руку, пока вопли не утихли.
— А когда вы с чистой головой дадите концерт и турне закончится, мы поговорим о том, как закончить наш фильм, — спокойно сказал Поль.
— Господи Боже мой! — скрипучим голосом произнес Фарлей. — Я не смогу это выдержать, если не приму дозу! Неужели вы настолько глупы, что не понимаете этого? Я должен буду принять немного или развалюсь на сцене. Не смогу петь, не смогу говорить. У меня не будет голоса. Что на это скажете, приятель?
Поль молчал. Он не знал, говорил Фарлей правду или нет.
— Да какая разница? — вспылил Луи. — Если ИРС выведет нас на чистую воду…
— Вот что я скажу, — продолжил Фарлей, — со мной может находиться Луи. Он заставлял меня бросить кокаин и раньше. Только он сможет помочь мне. Это сработало в Солт-Лейк-Сити, помните, как хорошо я там выступил? Поэтому не стоит волноваться, вы получите свой концерт. А мы получим свой фильм. Правильно? Луи что-нибудь придумает с деньгами, у него есть связи, которые ведут в правительство. И обо мне он тоже позаботится. Мне нужно, чтобы обо мне кто-нибудь заботился. Вы ведь знаете, что я не могу быть один. Но есть одна вещь. Послушайте. У меня нет денег, которые нужно вернуть. И никогда не знаешь, сколько времени уйдет на съемки телесериала. Я выдам вам отличное выступление в Вашингтоне, но с деньгами я — пас. О'кей? С этим я не справлюсь.
Поль смотрел на Фарлея. «Наш американский герой, — думал он с иронией. — Маленький испуганный ребенок, слабый и стремительно падающий со своего пьедестала славы».
— Я сам справлюсь с этим, — сказал он. — Я вложу деньги, если вы дадите мне слово…
— Какие деньги? Откуда?
— Извините, что не выразился яснее. Я вкладываю двести двадцать тысяч долларов в фонды. Все будет на месте, когда станут проверять бухгалтерские книги.
Луи издал сдавленный крик. Он смотрел на Поля, вытаращив глаза.
— Откуда вы сможете достать такие деньги? — решительно спросил Фарлей.
— Достану, — коротко ответил Поль. — Ваше дело — сидеть тихо. Справитесь? Сможете не проболтаться, чтобы вся наша затея не взорвалась?
— Эй, голова садовая, вы имеете дело с Бриттом Фарлеем…
— Считайте, что я не слышал, что вы сказали, — сказал Поль с нотками металла в голосе. Фарлей покраснел:
— К черту. О'кей. Я буду нем как рыба.
— Вы даете мне слово, что будете сидеть тихо? Фарлей посмотрел ему прямо в глаза.
— Хотя оно стоит сейчас немного, даю слово, — сказал он в порыве честности.
Поль встал и положил руку на плечо Фарлея. Он с удивлением сознавал, что тот продолжает ему нравиться, ему было жаль, что Фарлей превратился в неудачника и мог стать им снова.
— Мне нужно сделать несколько телефонных звонков. Увидимся позже.
— Конечно. Эй, приятель, — окликнул Поля Фарлей. — Если вам придется просить эти деньги у кого-то, то делайте это вежливо.
Поль улыбнулся:
— Спасибо за совет…
— Подождите, — сказал Луи. — Я провожу вас до лифта. Я сейчас вернусь, — бросил он Фарлею и вышел с Полем в коридор.
— Вы действительно сможете достать эти деньги?
— Да.
— Ради чего? Вы хотите; влезть в долги ради концерта?
Поль рассмеялся. Луи был так серьезен, что Поль растрогался.
— Я думал, что все задумывалось ради бедных и голодных, — ответил он. Луи опустил голову:
— Вы, наверное, считаете меня чудовищем.
— Нет. Я думаю, что вы тоже испуганы не меньше, чем наш певец. Возвращайтесь к нему, Луи. Вы знаете, в чем ваша работа сейчас. У вас два дня. Пусть он полностью придет в себя. Идите. Увидимся за ужином.
У себя в номере он позвонил своему брокеру в Бостоне.
— Двести двадцать тысяч, — повторил агент, — перевести на ваш личный счет?
— Нет, переслать мне сюда. — Он дал адрес своего отеля. — И позаботьтесь сделать это сегодня.
На следующий день он собирался отправить эти деньги в офис Фарлея «Музыка для голодных» от имени Бритта — Фарлея. В бухгалтерских книгах эти деньги будут фигурировать как обычная оплата краткосрочного займа.
Повесив трубку, он направился вниз в бар. Он нашел пустую кабинку в углу и сел там, заказав виски и наблюдая за людьми, которые входили и выходили из бара. У каждого из них была своя жизнь, каждый мог бы стать частью романа или фильма. Фарлей не поверил бы в это. Он считал себя уникальным.
«Но он был таким же, как и другие, — размышлял Поль. — Эмилия, Луи и Бритт, думающие только о себе, не имели ни времени, ни сил для остального мира».
Сам он понимал, что когда-то был таким же, как и они, искал только удовлетворения собственных потребностей, покоя, отказываясь вникать в чужие проблемы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106