домовладельцы везде одинаковы. Ей просто хотелось, чтобы все, связанное с этой квартирой, было окружено некоторой восхитительной таинственностью, как и сам Амстердам и их встречи с Беном.
— Предполагаю, что ты встречаешься с ним и сегодня вечером, — сказала Патриция, когда они вышли из дома и встали у подъезда, частично защищенные от ливня, который обильно поливал мостовые и серую воду канала. Сердитым щелчком она раскрыла зонтик и подождала, когда Эллисон откроет свой. — Ты совсем меня забыла и бросила одну в этой чужой стране.
Эллисон расхохоталась:
— Ты знаешь Амстердам не хуже меня.
Они шли по Принценграхт, смешавшись с десятками других людей под зонтиками, которые образовывали волнистую черную крышу.
— А последние три недели ты провела с каким-то американцем из колледжа, кроме того, я слышала, что тебе все наскучило и ты хочешь в Париж. Но вспомни. Я спрашивала тебя, не возражаешь ли ты, если я буду встречаться с Беном.
— Ты спрашивала меня первые два раза.
— А ты ответила, что сможешь позаботиться о себе сама; кроме того, я вообще не нуждаюсь в твоем разрешении, ты же не моя тетка — синий чулок. О, пожалуйста, давай не будем ссориться. Я чувствую себя такой счастливой.
— Ты ничего о нем не знаешь, и у него глаза бегают.
— Ничего подобного.
— Клянусь, у него прекрасное зрение и без очков, а носит он их, чтобы спрятать свои глаза.
— Патриция, не будь такой злой.
— А ты не будь такой доверчивой.
— К черту! — пробормотала Эллисон. — Я действительно счастлива сегодня.
Она остановилась. Дождь барабанил по ее зонтику, а она продолжала стоять и смотреть на одну из ярко раскрашенных экскурсионных лодок на канале с застекленными стенами, через которые туристы могли любоваться видами Амстердама. Дед катал ее в детстве на такой же лодке, когда она впервые приехала с ним в Амстердам. Ей было восемь лет. Они смеялись и шутили, и ей запомнилось, что погода в тот день была отличная.
— Я возвращаюсь в отель, — сказала она Патриции, которая в нерешительности стояла рядом. — И кроме того, вечером я ухожу ужинать с Беном.
Патриция пожала плечами и пошла с ней рядом.
— Нам надо было взять автомобиль в гостинице, — добавила она через некоторое время. — У меня промокли ноги.
— Мне как-то не хотелось.
— Мы можем взять такси.
— Мне как-то не хочется.
Они быстро, ничего не говоря, прошли мимо последних шести зданий, пока, наконец, не вошли в отель и не остановились в вестибюле, пытаясь отдышаться. Вода ручьем стекала с них на шикарный ковер восточной работы.
— Ты собираешься дуться на меня? — спросила ее Патриция. — Я только хотела предостеречь тебя ради твоей же пользы; ты просто потеряла голову…
— Привет! — раздался голос Бена, который шел к ним через вестибюль. — Принести вам полотенце?
— Кому? Нам или ковру? — улыбаясь, спросила Эллисон.
— Я имел в виду вас.
Он взглянул на Патрицию:
— Могу я помочь вам, мисс Сэлинджер?
— Нет, благодарю вас. Эллисон! Я поднимусь наверх и пошлю за чаем. Если ты хочешь присоединиться ко мне…
— Поль! — крикнула Эллисон и бросилась через весь вестибюль навстречу кому-то. Слыша топот ее ног и громкие приветствия, люди оборачивались в ее сторону.
— Поль! Господи Боже мой! Что ты делаешь в Амстердаме? Ты только что приехал? Ты остановишься здесь? О! Как чудесно встретить тебя!
Он положил руки ей на плечи, и они обнялись.
— Ты выглядишь мокрой, но здоровой, — сказал он, отстранив ее от себя на шаг.
— А ты поседел, — ответила она обвинительным тоном, — и выглядишь старше. — Она дотронулась до морщин около его рта. — Они появились недавно.
— Я и стал старше, — ответил он с улыбкой. — Твоя мать волнуется, что давно ничего о тебе не слышала.
— Господи! Так это она тебя прислала?
Он отрицательно махнул головой:
— Я просто путешествую. Привет, Патриция!
— Здравствуй, Поль. Какая неожиданность; ты, значит, знал, что мы здесь?
— Мне сказала Ленни. Она была у моей матери, когда я звонил ей на днях из Женевы…
— И она попросила тебя разыскать нас и узнать, что с Эллисон?
— Она сказала, что если я вдруг буду в Амстердаме, то, наверное, захочу повидать вас обеих. Я ответил, что очень хочу увидеть вас. Вот почему я здесь. Вы свободны вечером? Давайте поужинаем вместе, и я вас кое с кем познакомлю.
— Вообще-то нет, — сказала Патриция. — У меня свидание.
Эллисон взглянула на нее:
— Что-то ты не говорила мне об этом.
— А ты, Эллисон, придешь, а? — спросил Поль.
— Да, приду, но не одна. С кем ты хочешь меня познакомить?
— С Эмилией Кент. Она разыскала меня в Риме примерно шесть недель назад. Я давно знаком с ней по Бостону. Вы не встречались?
— Имя мне знакомо.
Она наклонила голову набок:
— У тебя с ней серьезно?
— Не знаю. Еще рано об этом говорить.
— А где она?
— Наверху, в нашем номере, переодевается. Она, похоже, только этим и занимается. А кто твой друг?
— Бен Гарднер. — Она обернулась и осмотрела вестибюль. — Черт, он ушел. С моей стороны было невежливо бросить его. Я увидела тебя и совсем забыла о нем. Ты не возражаешь ужинать в компании незнакомого человека?
— Нет, если ты этого хочешь.
— Тогда вы с Эмилией заходите в наш номер в семь часов. Мы отправимся в «Эксельсиор», если вы, конечно, не предпочитаете что-нибудь французское.
— Прекрасно. Эмилия будет в восторге. Он поцеловал ее в обе щеки.
— У тебя более жизнерадостный вид, чем дома.
— А я действительно радуюсь жизни. Все просто замечательно. А ты как?
Он передернул плечами.
— Так, не очень. — Он помолчал. — Ты ничего не слышала о Лоре?
— Нет.
— И даже не знаешь, где она?
— Я не хочу этого знать. Увидимся в семь вечера.
«Мы все ведем себя как обманутые возлюбленные, — подумал Поль, направляясь к лифту. — Но как еще они могли вести себя? — спросил он себя. — Если бы она доверилась нам и рассказала правду; ведь мы так любили ее.
Черт знает что, — про себя выругался он, когда лифт довез его до нужного этажа и он пошел по коридору к своему номеру. — Смогли бы мы любить ее, если бы она призналась, что пришла к нам в дом ограбить нас, а потом осталась, чтобы выманить у Оуэна, что сможет?
Лора Фэрчайлд не сделала бы этого. Во всяком случае, та Лора Фэрчайлд, которую я знал».
Именно в этом месте его мысли заходили в тупик. У Феликса были доказательства. Сама Лора признала, что он был прав. Это значило, что Поль Дженсен, как и все остальные члены семьи, был обманут очень умной актрисой. Очень красивой, очень нежной актрисой, думал Поль, чувствуя, как боль кулаком бьет его в живот.
— Привет, — сказала ему Эмилия, когда он открыл дверь и вошел в комнату. Она сидела за письменным столом, ее изящная белокурая головка вырисовывалась на фоне окна. Ее фотографии, которые снимал Поль, были разложены на столе, некоторые прислонены к стене. Их насчитывалось около сорока, на них Эмилия была снята в вечернем платье, в деловых костюмах, в спортивной одежде и великолепных ночных пеньюарах. Она позировала как профессиональная модель — на улице, в помещении, на фоне старинных зданий, современных небоскребов, в горах или густых лесах Швейцарии, которые подчеркивали ее ухоженную красоту. Эмилия отложила ту фотографию, которую рассматривала, и встала ему навстречу. Они поцеловались.
— Догадайся, кто звонил?
— Ни малейшего представления. Разве кто-нибудь знает, что мы в Амстердаме?
— Барри Маркен. Вышло так удачно: я увидела его имя в книге регистрации и позвонила ему утром, а сейчас он сам позвонил. Мы договорились поужинать вместе сегодня вечером.
— А я договорился поужинать сегодня с моей двоюродной сестрой.
— Поль! Мы сможем это сделать в любое время. А Барри уезжает завтра.
— Я должен его знать?
— Он ведь твой друг! Или нет? — спросила она, занервничав. — Ты сам рассказывал мне о нем; я уверена, что ты упоминал его, по крайней мере, дважды, именно поэтому я ему и позвонила. Он был очень любезен… Поль, он ведь действительно твой друг, да? Издатель журнала «Ай» . Он еще владеет агентством «Маркен».
— Припоминаю. Мы встречались с ним несколько раз в Нью-Йорке. Он не друг, просто знакомый.
— Мне не нужно было звонить ему. — Голос у нее был страдальческим — Получилось очень неудобно.
— Об этом не волнуйся; видимо, он не обиделся, если согласился на встречу. А может быть, нам пригласить его сюда на коктейль? Ты ведь хочешь, чтобы он взглянул на эти фотографии, а он не сможет это сделать за обеденным столом.
— Ты прав, но я хочу, чтобы у нас были не только деловые отношения. Я хочу, чтобы мы действительно подружились. Чтобы он думал обо мне не только как о сногсшибательной фотомодели, а о тебе как о прекрасном фотографе.
Его рассмешили ее слова.
— Он мог подумать о нас и не так хорошо. — Потом он пожал плечами. — Ну хорошо. Я позвоню Эллисон. Мы перенесем ужин на другой день.
— Благодарю тебя, дорогой.
Она улыбнулась ему, и, присев к телефону, он вынужден был признать ее совершенство. В Эмилии Кент не было никаких изъянов. Она была единственной дочерью в богатом старинном семействе из Бостона, которое ее обожало, и имела все. Она водила дружбу с несколькими мужчинами, которые ставили Поля в тупик, никогда не была замужем, хотя была близко знакома с некоторыми известными в Нью-Йорке и Бостоне людьми Положение незамужней женщины придавало ей исключительность: именно этого она и добивалась. Как и Полю, ей около тридцати, но у нее был такой тип красоты, что невозможно было догадаться, сколько ей лет, ни солнце, ни улыбки, ни тревоги не оставили на ее мраморной коже ни единого следа. У нее были круглые щеки и влажный рот. Она выработала привычку наклонять голову набок, при этом ее блестящие светлые волосы падали ей на глаза: это придавало ей искушенный вид, который несколько не вязался с бесхитростным, немного испуганным выражением ее светло-голубых глаз. Именно этот контраст в ее внешности хотел подчеркнуть Поль в своих фотографиях.
Многие годы, как любительница, она участвовала в демонстрации мод. После того как ей исполнилось двадцать семь лет и она так и не нашла подходящую кандидатуру, чтобы выйти замуж, Эмилия стала относиться к работе модели не как к хобби, а серьезно.
— Тогда мы встретимся с Эллисон и выпьем что-нибудь вместе, — сказал Поль, вешая трубку. — Приятель Эллисон завтра уезжает, а она очень хочет, чтобы мы познакомились с ним.
— Кто он такой?
— Его зовут Бен Гарднер.
— Откуда он?
— Она не рассказывала. Мы договорились на пять тридцать. В какое время мы встречаемся с этим твоим приятелем Маркетом?
— Маркеном, дорогой. И он наш приятель, или скоро им станет. В семь часов. А где мы встретимся с Эллисон?
— Мы выпьем что-нибудь здесь же, в отеле.
— Чудесно. Я успею переодеться после того, как мы сделаем некоторые покупки.
Она надела шапочку от дождя.
— Поль, ты только не обижайся, но ты не забудешь фамилию Барри опять, а? Особенно когда будешь разговаривать с ним. Не очень приятно, когда путают твою фамилию, верно? Тем более что Барри сможет во многом мне помочь. И тебе тоже. Ведь ты этого хочешь, не так ли?
— Пусть поможет тебе, это важнее.
Он молчал, когда они взяли такси до Бетховенстраат, где, как слышала Эмилия, открылся новый магазин. Он сам не знал, чего хотел. В этом было все дело: он не знал и не хотел знать. Ничто не волновало его чувств, ничто не привлекало: ни работа, ни развлечения. Как будто внутри его что-то шло вразрез со всем миром, потому что ему причинили боль и еще потому, что и он сам причинил боль.
В магазине «Валуа», обтянутом атласом, Эмилия примеряла шляпы перед Полем. Растянувшись в кресле рядом, он рассматривал ее отражения в трельяже; в нем было видно ее лицо полностью и два совершенных профиля, как будто обрамленные рамкой, и его пальцы невольно пошевелились в поисках своей фотокамеры. Согнув большой и указательный пальцы, он стал через них смотреть на тройное изображение Эмилии. Она улыбнулась ему в зеркале, зная, почему он это делает.
— Тебе должно быть стыдно, что не взял с собой фотоаппарат; не так часто можно увидеть меня в тройном изображении.
Он опустил руку:
— Я хочу сделать твои новые фотографии.
— Прекрасно, дорогой! Когда захочешь!
Она была отличной моделью, подумал он. Она могла часами стоять или сидеть в любой позе, которую ей предлагали принять, потому что именно в это время чувствовала себя счастливой: в центре если не внимания, то объектива фотоаппарата. Она даже не поинтересовалась, что именно нового будет в его фотографиях; самое главное было то, чтобы ее фотографировали. Но Поля очень заинтересовала идея сфотографировать Эмилию с ее тремя изображениями в зеркале; взятые вместе, они подчеркивали ее безукоризненную красоту. Он знал, что этот интерес окажется сильнее его неприкаянности и тоски и на некоторое время отвлечет его.
— Ты хочешь, чтобы я подождала, пока ты сходишь за камерой? — спросила она.
— Нет, мы можем вернуться сюда завтра. Он взглянул на часы:
— Мне хотелось бы купить Эллисон подарок.
— У нее день рождения?
Он удивился:
— Не думаю. Я просто хочу ей купить что-нибудь, потому что люблю ее и очень рад снова видеть.
— Мне кажется это неправильным. Подарки делают в особых случаях.
— Это и есть особый случай, — ответил он резко. Он подождал, пока она расплачивалась за свои шляпы и отдавала распоряжения, куда они должны быть доставлены.
— Ты не сердишься на меня, нет? — спросила она, когда они бежали под дождем к такси. — Я не хотела критиковать тебя.
— Ты можешь критиковать меня сколько хочешь; я не против и не сержусь.
Она ближе пододвинулась к нему, сидя на заднем сиденье, и, взяв его руку в свои, стала рассказывать о тех изменениях в Амстердаме, которые она заметила с тех пор, как была здесь в последний раз. Через минуту они уже смеялись, и он забыл о своем раздражении.
Поль знал, что не следует обманываться уступчивостью Эмилии. Он хотел, чтобы у них с ней были хорошие, ровные отношения, без раболепия, но он не мог отрицать, что ему было спокойно, что рядом с ним была женщина, умеющая польстить и относящаяся к нему с уважением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106