Альберто Альварес: «Дикая роза»

Альберто Альварес
Дикая роза



OCR Pirat
«Дикая роза»: Старый Свет; 1994

ISBN 5-88016-022-x Аннотация В основу романа «Дикая Роза» положен одноименный мексиканский телесериал, где главную роль играет знаменитая Вероника Кастро.…Бедная девушка из Вилья-Руин Роза Гарсиа выходит замуж за богатого молодого сеньора Риккардо Линареса. Сестры Риккардо и его бывшая невеста не могут смириться с этим. Решив во что бы то ни стало разбить молодую семью, они не гнушаются никакими средствами, в том числе и преступными.В «Дикой Розе» много героев — богатых и бедных, порядочных людей и негодяев. Они заставляют нас волноваться, сопереживать, внимательно следить за бурно развивающимися событиями. Альберто Альварес, Е. АлександровДикая роза ЧАСТЬ ПЕРВАЯ …Если взглянуть на город со стороны, не увидишь ничего необычного. Там, где когда-то был заброшенный песчаный карьер, нынче раскинулись такие же заброшенные трущобы, владения бедняков. Это — «затерянный город», скопище развалюх, Вилъя-Руин, как его называют здесь.А в отдалении, но все-таки неподалеку — роскошные кварталы, откровенно кичащиеся богатством и чистотой.И там, и здесь живут люди, чьи судьбы могут быть интересны нам хотя бы уже потому, что о них потом снимут картину, огромный телесериал, который ежевечерне будут смотреть в сотнях тысяч домов. И главную роль в нем сыграет актриса, популярность которой трудно преувеличить. Одно имя ее: ВЕРОНИКА КАСТРО — разве оно не заставляло нас кидаться к домашнему экрану, отодвигая в сторону все дела?Таковы уж мы, телезрители, и простись с покоем тот, кого мы полюбим со всей страстью сердца, бьющегося все равно, в трущобах ли, в богатых ли особняках, — главное, сердца живого, живого и жаждущего сопереживать!Только картину снимут потом, позже. А уже сейчас здесь живут и действуют люди, не думающие, что станут киногероями, любимыми нами или ненавидимыми…И вот по грудам отбросов, по грязным тропинкам бегут двое бедно одетых ребятишек. Один — толстый неповоротливый увалень, другой — тоненький, стройный, быстрый… ВОРОВКА — Эй, кончай мухлевать!— Это я-то мухлюю? Вот гляди — все по-честному. Тоненький бросил шарик. Точно бросил.— Ну, видел?— Да-а, ты сверху набрасываешь. Это не считается!— Считается, считается. А ты завелся, потому что знаешь: все равно я выиграю.— Как бы не так! Не выиграешь.Но в тоне, каким сказал это маленький толстячок, нет особой уверенности.— Палильо! — крикнула из окна ближайшей к ним развалюхи женщина с худым быстроглазым лицом. — Иди домой. А то опять поцапаетесь.Но толстячку не хотелось домой.— Кидай, твоя очередь, — сказал он приятелю.Тот надвинул поглубже джинсовую спортивную шапочку с козырьком. Длинные волосы, торчавшие из-под шапочки во все стороны, не помешали ему точно прицелиться.— Чира! Ну, видел?— Палильо, — снова крикнула в окно женщина. — Иди домой — все равно в дураках останешься!Тому, который в шапочке, это не понравилось.— При чем тут «в дураках»? Мы просто играем. Женщина раздраженно махнула в их сторону рукой и скрылась из окна, чтобы тотчас появиться на пороге развалюхи.Палильо кинул свой шарик — и неудачно.— Эх ты, мазила!— Давай бросай. Ну!— Ты меня не гони! Я ведь тебя не тороплю, когда твой черед бросать.— Торопишь!— Я ведь тебе под руку не говорю, когда бросаешь.— Говоришь! Жила!— Чего-о?!Палильо приплясывал и прихлопывал в ладоши в ритме, модном у подростков Вилья-Руин:— Жила-жила-жила!.. Тоненький презрительно сощурился.— Ах, я жила? Смотри и учись.Вся его фигурка напряглась, а потом вдруг наоборот — расслабилась, раскрепостилась, в ней появилась звериная грация, когда живое существо верит своим мышцам больше, чем своим головным расчетам, и потому редко ошибается.Бросок и на этот раз был точен.— Видел? Ты проиграл. Все шарики мои. Палильо покраснел и надулся:— Мухлеж! Отдай мои шарики!— Не подумаю, все было честно.— Воровка!Тоненький весь как-то подбирается и становится похожим на готового прыгнуть котенка.— Кому ты сказал «воровка»?— Тебе! Кому же еще?Тоненький прыгнул на Палильо и повалил его на землю. При этом надвинутая на лоб джинсовая шапочка свалилась и стало ясно, что перед нами девочка-подросток. Она очень ловко тузила своего неуклюжего противника, при этом успевая приговаривать:— Кому ты, миленький, сказал «воровка»? А? Кому ты, миленький, сказал «воровка»?Удары и тычки победителя не были ни жестокими, ни болезненными. Это было скорее символическое и довольно добродушное наказание для нахала, посмевшего заподозрить своего партнера в игровой нечестности.Девочка не столько лупила, сколько учила приятеля.Женщина, стоявшая на пороге развалюхи, кинулась на помощь своему сыну. В руках у нее было довольно грозное оружие — мокрая простыня.— Роза, оставь его!— И не подумаю. Он меня воровкой назвал.— Ну и что такого? Подумаешь!— Нет, не подумаешь! Вот тебе, щекастый! Женщина, пометавшись вокруг борющихся, наконец шлепнула Розу мокрым бельем:— Отпусти его, бесстыдница! Вот я тебе! Роза отпустила Палильо и поднялась с земли.— Ну ты, Каридад, потише. Размахалась!— Да, бесстыдница! Связалась с малышней. Роза, не спеша отряхнувшись, подняла шапочку.— Эта малышня пошустрее меня. Каридад отряхивала хнычущего сына.— Ты посмотри, как ты его извозила!— Подумаешь, «извозила»!.. Да он и был такой. Ты же, подруга, его не моешь, а сам он не умеет.Каридад от такой наглости перестала отряхивать Палильо:— Как это «был такой»? Ну ты наглая…— Да еще чумазей был. Сейчас хоть пообтерся… Каридад понимала, что Розу не переговоришь.— Пошла отсюда.Роза приняла позу, выражающую крайнюю степень вызова и презрения.— А вот не пойду. Может, прогонишь силой?— Да я тебя!— А вот слабо!— У-у, ослица…— Потише, потише, подруга.Каридад наконец сообразила, что надо менять противника, потому что этот ей не по зубам. Она вдруг хлестнула Палильо мокрым бельем по пухлым щекам и потащила его за руку домой, продолжая вопить:— Я тебе сколько раз говорила: не смей с ней играть. Она же дикая! Дикая!Роза тем временем опустилась на колени и собрала стеклянные шарики.— Вот-вот, — крикнула она вслед Каридад, — задай ему как следует, чтобы не играл, если не умеет. Вон сколько шариков я у него выиграла!..Трава на этом газоне была такого яркого зеленого цвета, что казалась ненастоящей. Газон был широченным.Его отделял от улицы красивый металлический забор — это с фасада. С флангов же забор переходил в каменный и примыкал к старинному тенистому саду.За газоном возвышался дом. Вообще-то назвать его домом — значило оскорбить.Это .был настоящий дворец: с колоннами и башенками…Около решетчатых ворот этого дома, одного из самых заметных даже в этом роскошном квартале, остановился автомобиль, вполне достойный такого жилища. Садовник Себастьян отворил ворота.Из автомобиля вышли две молодые женщины. По тому, как они уверенно вошли в дом, сразу можно было сказать: это хозяйки особняка.Старшая служанка Линаресов Леопольдина прервала уборку, привычно ожидая вопросов от приехавших. Они не заставили себя ждать.— Леопольдина, Рикардо не приехал?— Нет, сеньорита Дульсина.Дульсина Линарес устало опустилась в кресло.— А Рохелио?— В своей комнате. — Леопольдина тяжело вздохнула. — Заперся, как обычно.— Мы ли не молим Бога, чтобы исправил его характер. — Дульсина тоже вздохнула.Леопольдина продолжала стоять, как бы ожидая вопросов от второй сестры Линарес.— Лиценциат Роблес не приходил?— Нет, сеньорита Кандида.— И не звонил?Леопольдина вздохнула еще тяжелее, чем в первый раз.— И не звонил. Звонила только сеньорита Леонела, спрашивала молодого сеньора Рикардо. — Леопольдина вздохнула совсем уж тяжело. — Жаловалась, что не видит его уже несколько дней.Видимо, информация, прозвучавшая в приемной особняка Линаресов, была невеселой, потому что на этот раз вздохнули все трое. А Дульсину даже будто подняло из кресла неведомой силой.— Ох Рикардо, Рикардо… Странный человек наш братец… Казалось бы, Леонела Вильярреаль — красива, хорошо воспитана, образованна наконец — чего еще желать?Дульсина неутомимо вздохнула.— Я уж не говорю о деньгах. О больших, между прочим, деньгах…— Ты же знаешь, Дульсина, Рикардо наплевать на деньги, — сказала Кандида.— Конечно. Пока он занят своей учебой — мы не жалеем средств. Но сколько же это может продолжаться?.. И что он собирается делать, когда мы не сможем оплачивать его учебу?Дульсина задумчиво посмотрела на сестру. Кандида мечтательно потянулась, глядя в окно:— Эх, влюбился бы он в Леонелу… Или в какую-нибудь другую, не менее богатую… Гора бы с плеч…И сестры направились в столовую, довольные таким согласием между собой.В доме, где живет Леонела Вильярреаль, девушка из знатного семейства (фамилию которого Боже упаси нас путать с названием трущобного города Вилья-Руин), много цветов. Леонела и ее подруга и даже дальняя родственница Ванесса любили все красивое.Вот и сейчас Ванесса поливает цветы. На пороге своей спальни появилась Леонела, высокая темноглазая блондинка, домашний костюм которой лишь подчеркивал ее хрупкость и женственность.— Пока!Леонела помахала Ванессе кончиками пальцев, демонстративно кокетливой походкой направляясь к выходу.— Ты куда это? — удивилась Ванесса, глядя на часы.— Тс-с! — Леонела кокетливо приложила пальцы к губам и сделала большие глаза. Ей нравилось играть роль легкомысленной и нерадивой хозяйки дома в то время, как она знала: в этом доме жизнь хорошо налажена, и никакие сбои ей не грозят.Леонела остановилась в дверях.— Иду обедать.— С Рикардо Линаресом?— Увы, нет… Рикардо Линарес неуловим, нигде не могу его застать.— Ну, он наверняка в университете. Где ему еще быть?— Что ж… В таком случае я ему не очень интересна. Леонела как будто раздумала идти обедать. Говорить о Рикардо ей хотелось явно больше, чем есть. Ванесса тоже поставила лейку. Тема требовала полной сосредоточенности.Ванесса села в кресло, потому что знала по опыту: разговор с Леонелой о Рикардо Линаресе не может быть коротким.Леонела, невесело улыбаясь, по-прежнему стояла в дверях.— Не думаю, кузиночка, что Рикардо — подходящий для тебя мужчина, — сказала Ванесса. Она приходилась Леонеле дальней родственницей, по правде сказать седьмой водой на киселе, но любила напоминать об их родстве. — Стоит ли тебе гоняться за молодым Линаресом? Есть варианты и получше.— Мне нравится Рикардо. И точка. Он красив, мужествен, цельная натура, из хорошей семьи. Мне этого достаточно.— Ну, ты забыла еще об одном его достоинстве… Леонела не спеша подошла к креслу и опустилась в него.— Что ты имеешь в виду?— Деньги, конечно. Леонела помолчала.— Так думают все. И все ошибаются. Рикардо может рассчитывать лишь на деньги, которые ему дают его сводные сестры. Да и то лишь до тех пор, пока он учится.— Зачем же тебе такой муж, безо всякого будущего? Леонела задумчиво улыбнулась.— Ну, моих денег хватит на нас двоих… И потом… Словом, когда он закончит учебу, он сможет хорошо зарабатывать.Ванесса закурила сигарету.— Подумай, кузина, — а стоит ли твой каприз лишних слез и страданий?Почти все, что говорила до сих пор Леонела, она говорила с улыбкой. Сейчас она встала. Лицо ее было серьезно.— Не будь я Леонела Вильярреаль, если не выйду замуж за Рикардо Линареса. — Леонела снова улыбнулась. — А на твоем месте я бы уделила внимание его братишке, Рохелио.— Ты с ума сошла, Леонела! Боже сохрани меня от этого Рохелио! Глаза бы мои на него не смотрели!— Ишь ты какая привередливая! — И, смеясь, Леонела наконец удалилась обедать.В особняке Линаресов много комнат. В одной всегда тихо. Только иногда из-за двери доносится негромкое постукивание. Это стучат костыли, с помощью которых Рохелио Линарес передвигается по комнате.Вот и сейчас он на костылях добрался до окна, из-за которого доносился птичий щебет: окно выходит в дивный сад Линаресов, где ветки деревьев сгибаются от тяжести сладких плодов.Рохелио любит наблюдать за птицами в саду, как может любить только человек, лучше других знающий цену свободным и легким движениям.Но на этот раз ему не удается полюбоваться на птиц, потому что кто-то стучит в дверь.— Кто там? — недовольно спрашивает Рохелио. Дверь открывается, и в комнату входит Леопольдина. В руках у нее поднос с едой. Она ставит его на комод.— Я ведь сказал тебе, что не хочу есть, — говорит Рохелио.— Вы должны питаться как следует, а то и захворать недолго, — наставительно отвечает Леопольдина.Она начинает накрывать маленький столик.— Не все ли равно?.. Захворать… Умереть… Да я с детства о том только и мечтаю, чтобы умереть. Разве лучше жить калекой?.. Унеси еду, я же сказал тебе, что не буду есть.Леопольдина, как бы не слыша его слов, продолжала стелить скатерть.— Ты что, не слышишь? Унеси еду, если не хочешь, чтобы я тебе ее в лицо бросил.Леопольдина постелила скатерть и поставила на нее поднос.— Да вы ведь ничего не хотите делать, чтобы вылечиться, — сказала она. .Рохелио ответил не сразу.— Ты же знаешь, Леопольдина, что мне нельзя помочь. Сколько врачей меня смотрели с самого детства! Хоть один мне помог?.. Для чего же мне жить калекой?Старшая служанка опустила голову.— Надо смириться, — сказала она тихо.— Смириться? Легко сказать… Знаешь что, лучше уйди отсюда, оставь меня одного. И пусть никто сюда не заходит. Сегодня я никого не хочу видеть. Ты слышишь?— Хорошо, молодой сеньор, хорошо.Она все сделала как надо и теперь могла уйти.Уже спускаясь по лестнице, она услышала крик из-за двери: «Леопольдина, разве я не просил тебя убрать отсюда эту проклятую еду?!» Не обращая внимания на крик, Леопольдина продолжала спускаться.Грохот посуды, сброшенной со столика костылем Рохелио, и падение самого больного, потерявшего равновесие от неловкого движения, Леопольдина уже не слышала.В одном из уголков Вилья-Руин, возле дома Розы, стоит алтарь Девы Гвадалупе. Жители «затерянного города» следят за тем, чтобы здесь всегда было чисто.В это утро алтарь убирала Томаса.Ей мешала Каридад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79