Ничего.
Она вернулась в комнату, завернувшись в полотенце. Фелисия сидела на кровати. На полотенце рядом с ней были разложены щетка, расческа и ножницы.
— Ты знаешь, что здесь нет зеркала? — спросила Энди.
— У нас их нет.
— Нет зеркал?
— Ну-ка садись сюда.
Энди села на кровать. Фелисия сказала:
— Не важно, как ты видишь себя. — Она начала расчесывать волосы Энди так, как девушка никогда не расчесывала — делая пробор с другой стороны. — Важно то, как он видит тебя. Мы причесываем друг друга так, как нравится ему.
Энди застыла, когда ее новая соседка взялась за ножницы. Хотела запротестовать, но подавила порыв. Она должна подчиниться. Кира подчинилась бы.
— Значит, все женщины, которые сюда приехали, изменили внешность?
— Все женщины и все мужчины.
При этой мысли Энди похолодела. Она смотрела внимательно, и все-таки, возможно, недостаточно внимательно. Вполне вероятно, что она уже видела Бет Уитли и не узнала ее. А еще та могла оказаться одним из недоступных членов высшего уровня.
Защелкали ножницы, и длинные пряди мокрых волос начали падать на пол.
Гравийная дорожка перед домом Мередит Бордж была пуста, и никто не ответил, когда Гас постучал в дверь. Он решил не звонить заранее, боясь, что мать Ширли может не захотеть принять его. Уитли казалось, что лучше застать ее врасплох.
Мередит жила в последнем из всего трех домов у гравийной дороги. Подъездная дорожка представляла собой просто две грязные колеи в земле, прорезающие лужайку и заканчивающиеся у крыльца. Гас припарковался возле водопропускной трубы в конце дороги и стал ждать, поглядывая на дом, хорошо видимый за редким рядом сосен. Прошел час, но на дороге так и не появилось ни одной машины. Дождь начинался и прекращался раз десять. Наконец на дорожку заехал пикап, на котором, судя по внешнему виду, ездили уже лет двадцать. Из него вышла женщина и пошла по тропинке. Стройная брюнетка явно за сорок — и полностью соответствующая описанию Декса. Гас выскочил из машины:
— Миссис Бордж?
Она остановилась и обернулась, но не ответила. Ее подозрительный взгляд заставил Гаса резко остановиться.
— Простите, что беспокою вас, — сказал он. — Я хотел бы поговорить с вами о вашей дочери.
— У меня нет дочери.
— Знаю. И сожалею о ее смерти.
— Вы? Почему?
— Меня зовут Гас Уитли. Две недели назад исчезла моя жена. Перед смертью вашей дочери мы с ней обсуждали возможное местонахождение моей супруги.
Взгляд женщины был холоден как лед.
— Мне нечего вам сказать.
— Миссис Бордж, пожалуйста.
Гас поднялся за ней до половины лестницы, но взгляд Мередит стал только холоднее.
— Убирайтесь отсюда, пока я не вызвала полицию.
— Нам очень важно поговорить. Пожалуйста, всего минуту вашего времени.
Она отперла дверь. Мгновение казалось, что Мередит хочет что-то сказать, скорее нервное, чем враждебное…
— Пожалуйста, — повторил Гас.
— Окажите услугу нам обоим. Уходите. — Женщина вошла в дом и захлопнула дверь, оставив Гаса на крыльце.
Энди не ела с субботы, но, похоже, воскресное меню не предполагало ни завтрака, ни обеда. На пикнике ей допоздна не давали спать и рано разбудили, так что с четверга она спала от силы часов семь. Однако дневного отдыха в воскресном расписании тоже не было.
Фелисия все время находилась рядом. Обе женщины не выходили из дома. Несколько часов они сидели на полу, закрыв глаза и скрестив ноги. Фелисия научила Энди нескольким дыхательным упражнениям, помогающим расслабиться и медитировать. Примерно каждые полчаса она предлагала вместе с ней три раза повторить вслух: «Я должна возвыситься над моими человеческими желаниями и активностью, превозмочь их и преобразовать мое существо в нечто большее, чем физическое». Других разговоров не было. Все эти операции проводились, чтобы правильно направить мысли и энергию. И Энди сосредотачивалась, пока в голове крутилась одна-единственная мысль: «Во что я, черт побери, вляпалась?»
К вечеру от сидения в одной позе у нее свело ноги и заломило колени. Энди уже перехотела есть, когда Фелисия объявила, что пора поужинать. И опять они не стали выходить из комнаты. Фелисия открыла дверь, и поднос с двумя камассиевыми лепешками ждал на пороге — видимо, по сигналу. Фелисия взяла одну лепешку, другую предложила Энди. Та ела ни быстро, ни медленно, а, как и ее инструктор, откусывая по кусочку.
Когда они закончили, Фелисия снова завела:
— Я должна возвыситься…
Энди присоединилась к ней. Она слышала свой голос, но больше не чувствовала, как двигаются губы. Свет в комнате внезапно сменился черным гудением. У нее кружилась голова, а все перед глазами поплыло. Где-то на заднем плане раздавался голос Фелисии, но этот задний план отодвинулся очень далеко. Энди сосредоточилась, словно слова из уст Фелисии были спасательным тросом, ведущим обратно к реальности; она словно видела себя карабкающейся из темной кружащейся дыры.
Наконец головокружение прошло. Энди дрожала, но сознание прояснилось. Открыла глаза. Фелисия пристально смотрела на нее. Энди все еще чувствовала покалывание в кончиках пальцев. Так это не обычные камассиевые лепешки…
Или она просто испытала прорыв?
— Пора, — сказала Фелисия.
— Что пора?
— Пора тебе встретиться со Стивеном Блечманом.
— Один на один?
— Да.
— Ух ты, черт. Я готова?
— Да.
— Я так нервничаю.
— Не надо, — сказала Фелисия. — Первая встреча для всех одинакова.
— А что будет?
— Он просто допросит тебя на детекторе лжи.
Энди встала, изображая рвение и пряча истинные чувства. «И что мне теперь делать?»
54
Гас простоял перед домом миссис Бордж всего девяносто секунд, прежде чем понял, что незачем добавлять к предполагаемому жестокому обращению с женой еще и обвинение в преследовании. Мередит велела ему убираться и, похоже, именно это и имела в виду. Признав поражение, он неохотно уехал, обдумывая, что делать дальше.
Дома Гас сразу понял, что не его только мучает факт, что в это воскресенье исполняется ровно две недели с тех пор, как Бет повезла Морган на занятия акробатикой и исчезла. Надо увести дочь из дома. Сиэтлская команда «Соникс» как раз играла в городе, а у Гаса был абонемент — обычно он отдавал билеты клиентам, но изредка пользовался ими сам. Морган больше интересовалась европейским футболом, чем баскетболом, и все же матч оказался действенным способом отвлечь девочку от мыслей о Бет. Чего нельзя сказать о Гасе. Он почти не замечал происходящего на площадке.
Игра закончилась победой «Соникса», и фанаты выходили со стадиона в приподнятом настроении. Через толпу Гас нес Морган на руках, хотя как только они вышли на улицу, девочка захотела идти сама. Отец вел ее за руку, когда они — вместе с еще тысячью зрителей — шли к стоянке на другой стороне улицы.
— Это было забавно, папа.
— Угу. Скоро пойдем еще.
Они уже подошли к машине. Едва эти слова слетели с его губ, Гас заметил листок на ветровом стекле. Из-за присутствия Морган он проглотил несколько ругательств, пытаясь понять, за какое же ужасное преступление дорожное гестапо решило его оштрафовать. Припарковался слишком близко к линии? Забыл выпрямить колеса? Не пропустил фанатов команды гостей?
Гас посадил Морган на заднее сиденье и достал из-под дворника бумажку. Это оказалась совсем не штрафная квитанция. Записка, больше похожая на рекламу пиццы и прочую ерунду, какую он обычно выбрасывал, даже не читая. Эта, однако, привлекла его внимание. На ней было написано его имя. Гас развернул записку и замер.
«Держись подальше от Мередит Бордж. Или я закончу, как ее дочь».
По спине пробежал холодок. Гас инстинктивно оглядел стоянку, словно тот, кто подбросил записку, мог оказаться настолько глуп, чтобы бродить рядом и смотреть, как он читает. Вокруг были только счастливые фанаты «Соникса», идущие к машинам. Гас аккуратно убрал записку в карман и сел в машину.
— Что это, папа?
— Что именно?
— Та штука на стекле?
Гас с трудом собрался с мыслями.
— Это… да, в общем, ерунда.
— Почему же ты сохранил ее?
— Потому что здесь нет мусорной урны. Я выброшу ее, когда мы будем дома.
— А мы можем по дороге поесть мороженого?
— Не сегодня, родная. Мороженое поедим дома. Папе надо срочно вернуться.
Гас не знал, куда звонить: в полицию или частному детективу. Что-то надо было делать, но не при Морган. Он агрессивно влился в поток машин и ухитрился долететь домой за пятнадцать минут. Пока они мчались по шоссе И-5, Гас анализировал в уме записку, особенно вторую часть: «Или я закончу, как ее дочь». Ширли покончила с собой. Почему его разговор с Мередит Бордж должен вызвать еще одно самоубийство?
Или, может быть, в том-то и дело. Смерть Ширли не была самоубийством.
— Папа, можно мне взять кошку?
Гас посмотрел на дочь в зеркало заднего обзора. Пару лет назад Морган уже просила кошку. И получила отказ.
— Мы не можем взять кошку. У мамы аллергия, помнишь?
— А у тебя есть лергия?
— Нет.
— А у тети Карлы есть лергия?
— Нет.
— Тогда почему мы теперь не можем взять кошку? Морган проверяла его, хотела посмотреть, верит ли он, что мама действительно вернется. Если бы Гас не был так расстроен, если бы вся эта чертова ситуация не была так печальна и трогательна, он бы подумал, что у него очень умная дочь.
— Морган, если мы сейчас возьмем кошку, нам придется избавиться от нее, когда мама вернется домой.
Девочку не убедила уверенность отца. Просто поняла, что ее уловка разгадана.
Железные ворота открылись, и машина подъехала к дому. Морган сразу же пошла к себе. Гас — прямо к телефону.
На автоответчике мигал красный огонек. Одно сообщение. Гас нажал кнопку «Play».
«Это Мередит Бордж звонит Гасу Уитли».
Потом долгая пауза. Гас наклонился к автоответчику, словно умоляя ее продолжать. Наконец она сказала:
«Давайте встретимся в кафе гостиницы „Ред лайон“ у аэропорта в восемь вечера. Приезжайте один. Я не заинтересована в разговорах с полицией».
Снова молчание, потом механический голос объявил:
«Больше сообщений нет».
Загадочное послание, выглядевшее еще и зловещим в связи с запиской на ветровом стекле. Гас не был уверен, как понимать случившееся. Странное совпадение? Какая-то ловушка? Он посмотрел на часы. Около шести. Масса времени, чтобы доехать до аэропорта и встретиться с Мередит Бордж.
С ключами от машины в руке Гас поднял трубку и позвонил сыщику.
— Деке, нам надо встретиться. Сегодня днем кто-то оставил записку на ветровом стекле моей машины. Подписано некоей Флорой. Правда, я готов поклясться, что это почерк Бет.
55
Ночные заморозки сковали долину, однако Энди не чувствовала холода, когда Фелисия вела ее к главному дому. Дело было либо в добавках к камассиевой лепешке, либо в страхе из-за допроса на детекторе. Или в том и другом вместе.
Энди знала, что полиграф можно обмануть. Проблема заключалась в том, что Энди не была уверена, сумеет ли она сделать это.
Они обошли дом и остановились у входа в погреб. В сам дом входить было нельзя. Это однозначно запрещали таким, как Фелисия, и, уж разумеется, таким, как Энди. Она знала, что таковы правила, хотя это мало утешало при мысли о возможности оказаться запертой в погребе с серийным убийцей.
Фелисия открыла дверь погреба.
— Он ждет тебя.
Такие моменты бывают решающими для работающего под прикрытием агента. Энди еще не хватало опыта, чтобы почувствовать, когда пора выйти из роли и удирать.
— А ты пойдешь со мной? Фелисия покачала головой:
— Только ты и Стивен.
Энди посмотрела на уходящую вниз цементную лестницу, потом снова на Фелисию:
— Пожелай мне удачи.
— Таких вещей, как удача и везение, не существует, Кира.
«Тогда почему же я чувствую себя такой чертовски невезучей?» — подумала Энди. И начала спускаться в погреб. Как только она достигла нижней ступеньки, дверь за спиной захлопнулась. Полная темнота. Энди ждала, пока привыкнут глаза, хотя к полному отсутствию света приспособиться невозможно. Сердце бешено колотилось. Она уже хотела кинуться к двери, оставшейся где-то наверху. Потом включился свет.
Стивен Блечман стоял всего в трех футах перед ней. Энди вздрогнула.
— Добро пожаловать, — сказал он и протянул руку. Энди старалась взять разбушевавшийся адреналин под контроль.
— Ты напугал меня.
— Здесь нечего бояться.
— Тебе легко говорить.
— Да, легко. Страх есть человеческая зависимость, от которой я давным-давно освободился.
— Наверное, я еще не достигла твоего уровня.
— Тут все нормально. Ты учишься. — Блечман шагнул к ней, снова предлагая руку: — Давай.
Энди встретилась с ним взглядом. Забавно, но у него нет желтых пылающих глаз, светящихся в темноте. Блечман выглядел совершенно нормальным парнем.
— Куда мы идем?
— Никуда. Мы останемся прямо здесь.
— А надо заниматься этим прямо здесь? Тут холодно.
— Ты нервничаешь, — чуть улыбнулся он.
— А ты бы не нервничал?
— Конечно. Все нервничают.
— Так Фелисия права? Ты допрашиваешь людей на детекторе лжи?
— Именно так.
Энди огляделась. Свет одной-единственной лампочки, свисающей с потолка, был в лучшем случае тусклым. Однако Энди видела все, что находится в погребе. Дренажный насос. Пара старых велосипедов. Два стула. И ничего, напоминающего полиграф.
— А где же твое оборудование?
— Мое — что?
— Оборудование для допроса. Блечман хмыкнул:
— Ты думала, я подключу тебя к какой-то механической штуковине?
— Ага. Я не знаю, как по-другому допрашивать на детекторе лжи.
— Я знаю. — Что-то в его ответе напугало Энди. Блечман повернулся и подошел к одному из двух стульев. — Сядь, Кира, и смотри на меня.
Энди медленно двинулась вперед. Только сев, она заметила, что ее стул на несколько дюймов выше, чем у Блечмана, из-за чего их глаза оказались на одном уровне. Лидер секты уставился ей прямо в лицо. Энди моргнула.
— Не отворачивайся, — сказал он.
Энди встретила его взгляд — пронизывающий, словно он заглядывал прямо в душу.
Блечман протянул к ней руки:
— Сожми мои запястья.
Энди подчинилась, и их руки соединились. Каждый чувствовал пульс другого — правая рука на левом запястье, левая рука на правом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47