она явно повидала достаточно «мерседесов» шестисотой серии и знала, что они выпускаются с двойными подушками безопасности. Закрыв заднюю дверцу, женщина снова подошла к открытому окну и посмотрела на Гаса:
— Заезжайте к нам время от времени, мистер Уитли. Мы в «Бертши» рады, когда родители принимают участие в делах школы.
Гас неловко улыбнулся и тронул машину с места. Бет как-то упомянула, что учителя Морган считают ее достаточно толковой, чтобы «перепрыгнуть» через класс. Гас же начал мечтать о способе «перепрыгнуть» начальную школу вообще.
Остановившись у светофора, он посмотрел в зеркало заднего вида. Морган дулась.
— Прости, что опоздал, родная. Мне все это внове.
— По-моему, ты говорил, что меня заберет мама.
— Я говорил, что мама приедет, если успеет вернуться. Она еще не вернулась.
— Когда она возвращается?
— Не знаю. Надеюсь, скоро.
Морган уставилась в окно. Гас знал, что ему скоро придется что-то сказать дочери. Однако сейчас момент казался ему неподходящим.
— Эй, как насчет мороженого?
— Мама не разрешает есть мороженое до обеда.
— Я не расскажу, если ты не скажешь. Она равнодушно пожала плечами:
— Ладно.
Под легким нажимом Гаса Морган указала дорогу к своему любимому кафе-мороженое. Это было тихое место со старомодными проволочными стульями и мраморными столиками. Красные кирпичные стены украшали орхидеи и зеленые растения, свисающие с деревянных балок сводчатого потолка. Гас и Морган были единственными посетителями. Обычно люди не стекаются за мороженым, когда на улице сорок градусов, но для Морган никогда не было слишком холодно. Имеющиеся сорта были выставлены в больших ванночках за стеклянной витриной. На верхней полке стояли ряды печений размером с пиццу. Морган заказала вариант «сделай сам»: шарик фруктового с жевательной резинкой и два шарика мороженого «Дорожные камешки», увенчанные дроблеными леденцами и ананасовой подливкой. Гасу внезапно расхотелось сладкого. Он заказал кофе. Они сели в углу, возле сломанного музыкального автомата — такая вот деталь интерьера. Морган полностью сосредоточилась на лакомстве, стараясь не пролить ни капли из переполненной вазочки.
— Как сегодня в школе? — спросил Гас.
— Нормально.
Она торопливо зачерпывала мороженое ложечкой. Одного причудливого сочетания сортов было достаточно, чтобы уложить ее в больницу. Из-за скорости живот заболит еще быстрее.
— Давай-ка чуть помедленнее, — сказал Гас. Никакой реакции.
— Морган, ты слышала меня?
Она заторопилась еще больше. На долю секунды Гас рассердился, потом забеспокоился. Казалось, она не демонстрирует неповиновение, а просто голодна.
— Морган, у тебя был ленч? Дочь пожала плечами.
— Это означает, что ты не помнишь, что тебе все равно или что ты не уверена?
Она снова пожала плечами, по-прежнему поглощенная мороженым.
— Тебя что-то беспокоит, родная?
Морган перестала есть и пробормотала в мороженое:
— А тебя нет?
Гас понимал, что она имеет в виду, но не хотел говорить о Бет. Еще нет.
— На самом деле я немного беспокоюсь. О тебе.
— Я в порядке.
Он отвел взгляд, потом снова посмотрел на дочь:
— Морган, я хочу задать тебе один вопрос. Обещаю не сердиться, что бы ты ни ответила. Если ответишь честно. Договорились?
Она кивнула. Растаявшее мороженое капало с подбородка. Гас протянул руку через стол и вытер ей лицо салфеткой.
— Помнишь деревянную лошадку у меня в кабинете? О которой я сказал, что это не игрушка?
— Да.
— Ты взяла ее?
Морган застыла, ничего не говоря.
— Просто скажи правду. Я не рассержусь. Ты взяла ее? Она опустила глаза. Голова шевельнулась почти незаметно, но это определенно был кивок.
— Почему ты взяла ее? Она снова пожала плечами:
— Не знаю.
— Ты ведь знаешь, что это нехорошо? Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что брать чужие вещи без разрешения нехорошо?
Снова пожатие плеч.
— Я снова не понимаю, Морган. Ты что, не знаешь, что воровать нехорошо?
Дочь не двигалась. Гас пытался понять выражение ее лица. Она казалась обеспокоенной, словно что-то скрывала.
— Морган, кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что воровать хорошо?
На этот раз она пожала плечами медленнее, отчетливее. И как-то двусмысленнее.
— Это означает «да»?
— Никто мне этого не говорил. Просто я…
— Просто ты — что?
Она положила подбородок на стол. Ее взгляд был устремлен на наполовину съеденное мороженое.
— Я видела, как мама так делает. Гас недоверчиво поморщился:
— Ты видела, как твоя мать что-то крала? Морган кивнула.
— Где?
— В «Нордстроме».
Это был любимый универмаг Бет.
— Ты уверена?
— Ум-м-м-м.
— Расскажи, как это было.
— Она просто… положила какое-то платье в сумку.
— Мама положила платье в сумку?
— Ага. А потом мы вышли.
— Вы не остановились у кассы, чтобы заплатить за него? Морган покачала головой.
— Ты уверена в этом?
Ее голос звучал безжизненно, но твердо.
— Уверена. Такое бывало много раз.
— Что значит «много раз»? Больше двух? Кивок.
— Больше трех раз? Снова кивок.
— Больше пяти раз?
Морган молчала. Медленно кивнула.
Пораженный, Гас откинулся на спинку стула. Потом до него дошло, и потрясение сменилось жалостью. Внезапно он понял. Морган сердита, вот и все. Девочка боится, что мать ее бросила, и теперь выдумывает о Бет всякие гадости.
— Морган, ты за что-то сердишься на маму?
Она пожала плечами. Гас достаточно насмотрелся на эти пожатия, чтобы понять, какое означает «да», какое «нет». Это было определенно «да».
— Не надо сердиться на маму. А вот немножко беспокоиться — это нормально. Я тоже немного беспокоюсь.
— Ты? Он кивнул.
— В сущности, я уже попросил кое-кого помочь искать твою маму.
— С ней случилось что-то плохое?
— Мы этого не знаем. Мне надо кое-что сделать — и быть при этом особенно осторожным.
— Что сделать?
Гас помолчал, боясь, что разговор о ФБР и прессе может напугать дочь.
— Помнишь, в прошлом году ваш класс пошел на экскурсию в зоопарк и ты ненадолго потерялась?
— Ага.
— Учительница сильно нервничала, потому что ты исчезла и она не знала, где ты. Она попросила искать тебя других ребят, других учителей, сотрудников зоопарка. По-моему, тебя искали даже шимпанзе.
Морган слабо улыбнулась:
— Шимпы не искали.
— Ладно, может, шимпы и не искали. Но очень много людей беспокоились и разыскивали тебя. И все это время ты просто стояла и смотрела на белых медведей.
— Думаешь, мама там?
— Нет. И все же, возможно, дело обстоит очень просто. Может быть, с ней все в порядке. Поэтому пообещай, что не будешь пугаться, если увидишь, как люди ищут маму, спрашивают, где она. Мы все будем просто очень осторожны.
Морган перестала есть мороженое и уставилась на стол.
— Морган? Обещаешь?
Она молчала. Через несколько секунд Гас заметил еле заметное движение — очень слабое пожатие плечами. Он решил не давить.
— Пошли, родная. Пора домой.
12
Телефон звонил без перерыва. Словно сначала все дружно решили дать Энди несколько дней, чтобы оправиться от субботнего супружеского бедствия, а вот ко вторнику пауза закончилась. Казалось, внезапно весь мир вспомнил об Энди. Звонили друзья. Звонил отец. Звонила мать. Несколько раз.
— Мама, я правда в порядке. — Голос Энди был напряжен. Она все время косилась на заваленный бумагами стол.
— Ты уверена?
— Да, уверена. Честно говоря, я была так занята, что у меня даже не было времени думать о Рике.
Мать помедлила, словно ее заботило совсем не благополучие Энди.
— Что случилось, мама?
— Энди, почему ты пошла на церемонию? — Что?
— Если ты знала, что он изменил тебе, надо было просто все отменить. Люди не оказались бы в неудобном положении.
— Рик заслужил это.
— Я говорю не о нем. Это поставило в неудобное положение нашу семью.
— Вот так так… Мама, прости, что испортила тебе день.
— Не надо, Энди. Твоя сестра совершила ужасную ошибку и сразу же попросила прощения.
— Линда поторопилась выбраться из кровати Рика, чтобы рассказать мне, как трахнула его.
— Энди!
— Это правда. Только поэтому она постучалась ко мне посреди ночи, выпрашивая так называемое прощение. Она ненавидит меня. И всегда ненавидела. Ты что думала, если заставишь меня сделать ее подружкой на свадьбе, она внезапно полюбит приемную сестру?
— Тебе следовало бы выказать больше уважения к гостям.
— Я рассердилась.
— Это было жестоко.
— Жестоко? Неужели мне нельзя насладиться мгновением? Может, ты бы справилась с ситуацией по-другому. Но мне так легче. Я такая. Мне надо отомстить.
— Это не очень-то по-христиански.
Упоминание христианских ценностей обычно приводило Энди в ярость. Всю жизнь, когда она себя плохо вела, мать объясняла это тем, что Энди — приемный ребенок и наполовину индианка.
Раздался стук. Дверь приоткрылась на фут, и в кабинет заглянула Виктория:
— Есть новости.
Энди прикрыла микрофон ладонью, чтобы Сантос не узнала, с кем она говорит.
— Мне надо идти, — пробормотала она в трубку.
— Мы не закончили, — ответила мать.
— Тогда, пожалуйста, подожди на линии. — Энди нажала на кнопку, обрывая протест матери, и жестом пригласила Викторию войти.
— Мы получили весточку от человека, который вполне может быть убийцей.
Энди задумалась.
— Какую весточку?
— Электронная почта из какого-то копировального бюро в Сиэтле, где можно арендовать компьютер на час и послать по Интернету все, что хочешь.
— Он прислал письмо по электронной почте?
— На самом деле фотографии. На них явно наша неизвестная. И еще живая. Выглядит, впрочем, она так, что вряд ли прожила долго после этих съемок. Очень слаба, явно избита. На шее тоже жуткие синяки, что говорит о лигатурном удушении — с перетяжкой кровеносных сосудов.
— Вы уверены, что она была жива?
— Бесспорно. Стоит присмотреться к ее глазам, и становится ясно, что она смотрит прямо на убийцу.
Энди умолкла.
— Как вы получили фотографии?
— Прислало миннеаполисское отделение.
— Он послал письмо в отделение ФБР в Миннеаполисе?
— Нет. В Центр по защите жертв пыток, который расположен в Миннеаполисе. А те связались с ФБР.
— Это центр для жертв пыток? — спросила Энди.
— Да, довольно серьезная организация. Несколько очень квалифицированных психотерапевтов. Туда приезжают люди, которых пытали в государственных застенках, со всего мира за лечением и советами.
— Так, может, он намекает, что у его убийств какая-то политическая подоплека?
— Никакой политики, — сказала Виктория. — Все гораздо проще.
— Что проще?
— Вы сами сказали об этом на совещании. Мы имеем дело с садистом. И главное для него — пытка. Точка.
Внезапно Энди смутилась. Виктория почувствовала ее неловкость.
— Не знаете, что чувствовать, да?
Энди покачала головой.
— Это одна из проблем с составлением психологических портретов. Когда понимаешь, с каким чудовищем имеешь дело, никакой радости от собственной правоты не появляется. Пока убийцу не поймают.
Энди промолчала.
— Я приказала распечатать эти фотографии. Как только они будут готовы, раздайте оперативной группе. Кроме того, поддерживайте связь с миннеаполисским отделением. Они будут заниматься центром. Не думаю, что надо лететь туда, но удостоверьтесь, чтобы картотеку персонала тщательно просмотрели. Особенное внимание — обиженным бывшим служащим. И конечно, если центр получал подобные весточки в прошлом, вы проверите их. А еще существует Всемирный совет по реабилитации жертв пыток. Это в Дании. Свяжитесь с их базой, проверьте, не посылал ли этот подонок чего-нибудь и им.
— Хорошо.
Виктория вышла из кабинета Энди, закрыв за собой дверь. Энди вернулась к телефону. Огонек занятой линии моргал. Мать ждала, твердо намеренная прояснить проблему, которая теперь казалась особенно мелкой.
Энди нажала кнопку, сознательно прерывая связь.
В уединении спальни он держал в руке кулон. Самое последнее приобретение уже было самым любимым. Длинная плетеная цепочка обвивала пальцы, будто золотая веревка. Он поднял кулон повыше — к свету, размотав металлическую нить на всю длину. Кулон — не больше монетки в десять центов, в форме сердечка — раскачивался на конце цепочки. Золотая с бриллиантами рамка, пустая в середине. Бриллианты искрились при свете флуоресцентной настольной лампы. Если прищуриться, кулон казался странно похожим на веревочную петлю. Вот это ему и нравилось больше всего.
Так называемые эксперты назвали бы это трофеем — вещью, прихваченной на память о жертве. Этот термин, как и многие другие, он узнал из книг, написанных бывшими криминальными профилерами. Он прочитал все и теперь знал их секреты. Его забавляло, как эти авторы отрицали, будто помогают будущим серийным убийцам избежать ареста. Психопаты психологически не могут выйти за рамки определенного поведения, утверждали эксперты, поэтому, даже прочитав об особенностях других преступлений, серийный убийца не изменит образ действий, чтобы его труднее было поймать. Полицейские не придавали значения одному ключевому факту. Они судили по козлам, которые попались.
Он повернул руку, цепочка медленно закрутилась. Она вертелась и вертелась, напоминая о днях, проведенных в гараже любопытным подростком. Собственное тело, подвешенное за шею, висящее столько, сколько надо, чтобы потерять сознание, потом падающее на землю, когда веревка отпущена. Для дополнительного воздействия мужчина вращал веревку. Он мог вращать ее быстро или медленно, как хотел — в зависимости от того, насколько туго она намотана. Дополнительный кайф для обычнейшего пятнадцатилетнего мальчика, подвешенного за шею, с эрекцией, которой можно гордиться.
Осторожно, почти нежно он опустил золотую цепочку обратно в шкатулку. Она устроилась в обитом фетром отделении, рядом с парой серег. Жемчужное ожерелье. Ручные часы. Кольцо. Каждая вещь приносила с собой воспоминания. Кольцо, однако, вызывало море смешанных чувств.
Оно принадлежало особенному человеку.
Он закрыл крышку шкатулки и шагнул к кровати. Преклонив колено, вытащил спрятанный между матрацем и пружинами большой конверт из оберточной бумаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47