https://wodolei.ru/catalog/installation/dlya-napolnyh-unitazov/
Он всегда доверял инстинкту. И на всякий случай решил на денек придержать тело и сбросить его подальше от Сиэтла.
Ехать больше часа, только это не страшно. Он часто совершал долгие поездки. Кстати, любопытно. Он как-то прочитал книгу бывшего профилера ФБР, который утверждал, что географически мигрирующие серийные убийцы часто совершают далекие поездки. И после этого у него и правда появилось такое пристрастие. Сила внушения. А может, он действительно соответствует портрету.
Невозможно.
Чем дальше — миля за милей — фургон уезжал на запад, тем пустыннее становилась дорога. Где-то над толстым одеялом туч сияла полная луна, но туманная ночь была черной, особенно в такой глуши. Если не знать дорогу, можно легко заблудиться. Старый, полуразвалившийся амбар у подножия холма отмечал нужный поворот. Он свернул с шоссе на гравийную дорогу. Талисман, висящий на зеркальце заднего вида, резко качнулся на повороте, едва не ударив по лицу.
Это было золотое кольцо на длинной цепочке.
Жидкая грязь из лужи плеснула на ветровое стекло. Он включил дворники. Фургон еле полз. Он выключил фары: прямо перед ним был вход в парк. Фургон въехал в последнюю рытвину и покачнулся. На него посыпались цветы. Цепочка с золотым кольцом соскользнула с зеркальца заднего вида. Мужчина попытался подхватить кольцо, но промахнулся. Оно упало на пол, покатилось. Он в панике ударил по тормозам. Опустился на колени, пытаясь ощупью отыскать кольцо за сиденьем.
— Вот черт… дерьмо!
Поиски в темноте были бессмысленны, но он не смел включать свет так близко от места выгрузки. Начал вслепую шарить под пассажирским сиденьем. Яростно отшвырнул ручку и монетку. Потом замер. И улыбнулся. Нашел. Вздохнул с облегчением, крепко стиснув кольцо в руке. Снова глубоко вздохнул, словно черпая из него силу. Это не просто драгоценная безделушка. Гравировка внутри говорила все: В ЗНАК ПРИЗНАТЕЛЬНОСТИ — Ц.Ж.П.
Это было кольцо отца — напоминание о многолетней работе в Центре жертв пыток.
Он сунул кольцо в карман и застегнул на молнию, теперь готовый к выполнению поставленной задачи.
19
Его разбудил пронзительный крик.
Гас подскочил в постели. В спальне было тихо и темно. Еще одна дождливая ночь перешла в серое утро четверга. Он почти постоянно ворочался, размышляя, делает ли полиция все возможное, чтобы найти Бет, и будет ли Морган когда-либо снова доверять ему, пока к рассвету наконец не провалился в глубокий сон. И вскинулся от внезапного крика, ничего не понимая. Сердце колотилось. Гас не помнил, что ему снилось или снилось ли вообще что-то, и решил, что крик ему почудился.
Пока не услышал его снова. Громче. Гас соскочил с кровати. Это не сон. Крик доносился из комнаты Морган.
— Морган! — Он кинулся по коридору к ее комнате. Дверь была приоткрыта. Гас ворвался, грохнув дверной створкой о стену.
И замер. Морган стояла в кровати на коленях, сгорбившись над подушкой. Темно-красные капельки усеивали розовую наволочку. Когда девочка подняла голову, в ее глазах стоял ужас. Рот был в крови.
— О Господи! — Гас бросился к кровати и обнял дочь.
— Мой жуб, — пробормотала она.
Гас присмотрелся. Один из передних зубов висел на одних корнях. Очевидно, она расшатала его во сне. Даже смотреть на это было больно, однако Гас почувствовал облегчение. Мчась по коридору, он боялся гораздо худшего, чем потеря молочного зуба.
— Больно!
— Знаю, родная. — Он осторожно прикоснулся к зубу, пробуя торчащий корень.
— Уй-я!
— Прости. Похоже, он еще держится. Во всяком случае, не выпадает.
— Убери его!
Он поднес было руку ко рту дочери, но тут же убрал. Десна была красной и кровоточила, будто собираясь воспалиться.
— Не хочу сделать еще хуже.
— Позови маму. Пусть мама уберет его. Гас не знал, что сказать.
— Давай поедем к твоему зубному врачу.
— Ненавижу зубных.
— Я тоже. Но она справится с этим лучше. Морган расплакалась.
— Мама справится лучше. Мама вытаскивала мне зубы.
— Мамы нет дома.
— Позвони ей. Скажи, что надо вернуться домой.
Гас вздрогнул под проницательным взглядом дочери. В нем господствовало недоверие, словно Морган считала, что отец может вернуть маму домой, но почему-то не хочет. Дочь чуть не вырвала зуб изо рта, чтобы заставить его действовать. Вот такая игра находчивой шестилетней крохи: либо позови маму домой, либо докажи, что не ты заставил ее уехать.
— Давай съездим к зубному, ладно? — Гас крепко обнял Морган, отводя от ее лица волосы. — А потом мы с тобой поговорим.
Зазвенел будильник, и тут же зазвонил телефон. Настоящий кошмар: скатываешься с постели — и наступаешь на мину. Энди опомнилась, выключила трезвонивший будильник и подняла трубку.
— Алло.
— Хеннинг, это Дик Кесслер. Есть еще одно тело.
Энди внезапно полностью проснулась. Быстро записала информацию.
— Увидимся на месте, — сказала она и положила трубку. Не прошло и пяти минут, как Энди, быстро выскочив из дома, уже ехала на машине в сторону Лэйквудского парка.
Городок Иссакуа находится к юго-востоку от Сиэтла и прекрасного озера Вашингтон. Здесь все больше похоже на деревню, чем в расположенном севернее пригороде Бельвью, хотя многое и изменилось с тех пор, как Энди девочкой гуляла здесь с отцом. Впрочем, основные черты пейзажа остались такими, как запомнила она в детстве: высящиеся над долиной горы Скуок, Тигр и Кугуар, старомодный и изящный торговый аттракцион с деревянными тротуарами, множество разноцветных цветов в горшках, старые, обшитые досками, дома, превращенные в магазины. Вспоминая и сравнивая, Энди промчалась мимо универмага и въехала в парк.
Она не помнила, когда была здесь в последний раз, но никогда не забывала первого приезда. Ей было десять лет, и жили они тогда к югу от Сиэтла, в пригороде Такомы. Отец повез ее в Иссакуа на городской праздник. По дороге домой Энди захотела порулить сама. Отец начал искать в бардачке дорожные карты, и тут дочь увидела его пистолет. Будучи копом, отец носил оружие с собой. Энди всегда хотелось пострелять, но по установленному матерью правилу надо было ждать еще три года: никакого оружия до тринадцати лет. Всю дорогу Энди уговаривала отца, обещая ничего не говорить маме, если он позволит ей несколько раз пальнуть. Наконец он сдался. Они съехали с дороги и вскоре выбрались на открытое место в долине Уайт-Ривер. Отец установил на пенек несколько банок с газировкой. Он встал удочери за спиной, держа ее маленькие ручки в своих, а Энди зажмурила один глаз и аккуратно прицелилась. Нажала на курок, но рука чуть дрогнула. В первый раз девочка промазала, потом трижды попала. Энди визжала от удовольствия, когда откуда-то сзади неожиданно подошел незнакомый человек. Старик с длинными седыми волосами и обветренным лицом. Из фетровой шляпы торчали два темных пера.
— Папа, кто это? — нервно шепнула Энди.
— Индеец.
Человек заговорил, его лицо было бесстрастно.
— Здесь нельзя стрелять. Это территория резервации.
— Но я наполовину индеанка. Отец взял ее за руку:
— Пошли, Энди. Это не имеет значения.
Энди любила родителей, трудолюбивых белых из среднего класса, также искренне любивших приемную дочь — наполовину индеанку. Однако слова индейца до сих пор звучали у нее в ушах. Может, из-за тона, каким они были сказаны.
Может, из-за сердитого взгляда, брошенного отцом на старого индейца-маклешута. Только эти четыре слова — «Это не имеет значения», — казалось, подвели итог ее прошлому. Из уважения к приемным родителям она никогда не противилась их желаниям и не интересовалась индейским наследием родной матери. Это повлияло на Энди во многих отношениях. Ирония судьбы: вполне возможно, именно это ощущение породило и ее интерес к виктимологии и составлению криминальных портретов. Здесь имело значение все. Каждая мелочь в жизни человека значила так много.
Погруженная в эти мысли, Энди свернула на боковую дорогу. Мелочи. Личные подробности — от количества пломб в зубах до необходимости побрить ноги. Грязь под ногтями. Поиск спермы в лобковых волосах. Содержимое желудка. Энди вдруг почувствовала себя виноватой. Она, совершенно посторонний человек, собирается узнать больше, чем кто-либо когда-либо знал о молодой женщине в Лэйквудском парке. Жертве номер четыре.
20
Энди припарковалась на стоянке и пошла к полицейской машине и двоим помощникам шерифа, торчавшим у входа в парк. Это было трудно назвать воротами — просто длинный металлический шест, висящий на столбах параллельно земле. Он мешал машинам заезжать в парк после наступления темноты, но пешие бродяги могли элементарно нырнуть под него и идти куда хочется. Поперек входа была натянута желтая полицейская лента. В парке шеренги полицейских двигались в трех футах друг от друга, прочесывая территорию в поисках улик, как фермеры, вспахивающие поле. Энди плотнее запахнула плащ. Было не настолько свежо, чтобы изо рта шел пар, но из-за сырости казалось холоднее, чем на самом деле. Она остановилась у ворот и показала одному из помощников шерифа удостоверение:
— Агент Хеннинг, ФБР.
Он проверил удостоверение. Несколько капель дождя собралось на золотом значке ФБР.
— Детектив Кесслер из Сиэтла на месте находки. Он ждет вас.
— Где это?
— Примерно полмили прямо по дорожке. Справа увидите общественные туалеты. Поверните налево и просто спускайтесь с холма. Там работает судебная бригада.
Энди поблагодарила копа и пошла вперед. Она шагала быстро, но не настолько, чтобы не замечать окрестностей. В том числе и того, что дорога идет немного в гору. Надо быть чертовски сильным человеком, чтобы затащить сюда тело.
Упомянутые помощником шерифа туалеты оказались на вершине холма. Типичные парковые удобства из шлакобетонных блоков. Самую большую стену украшали граффити. «НЕТ КАЛИФОРНИзации Вашингтона», — гласила сделанная краской из распылителя надпись. Вашингтонцы, несомненно, испытывали сильные чувства из-за чересчур активного хозяйственного освоения, но Энди была совершенно точно уверена, что этот процесс не имеет отношения к недавней череде убийств.
Пешеходная дорожка заканчивалась у туалетов. Дальше была крутая насыпь. Густые заросли высоких вечнозеленых растений затемняли склон, оставляя покрытую мхом землю почти в полной темноте. Насыпь оказалась такой крутой, что лицо Энди очутилось на одном уровне с остроконечными верхушками сорокафутовых елей, поднимающихся из лощины. От Лэйквудского парка было далеко до Вашингтонского дендрария, где нашли другое тело. А вот место выглядело похоже.
Внизу послышались голоса. За деревьями ничего не было видно, но там явно работала судебная бригада. Энди пошла вниз, туда, где обнаружили труп.
У подножия холма полицейская лента отгораживала площадку размером с бейсбольную. В разных местах стояли помощники шерифа в шляпах, прикрытых пластиковыми чехлами (вроде шапочек для душа), чтобы защитить фетр от дождя. По площадке кружил судебный фотограф, делая снимки под всеми возможными углами. Энди заметила, что веревка еще свисает с ветки дерева. На земле стояли носилки с мешком из темного пластика. Четвертая жертва.
Она подошла к Кесслеру, делавшему заметки в блокноте. Темно-синяя куртка защищала его от моросящего дождя. Мокрые волосы прилипли к голове, однако детектив, казалось, не обращал внимания на дождь.
— Спасибо, что позвонил, Дик.
— Не за что. Как я сказал по телефону, за пределами Сиэтла юрисдикция скорее ваша, чем моя. Я просто ищу связи с предыдущей покойницей.
— И что думаешь?
— Думаю, что, возможно, ты была права, когда советовала не торопиться насчет Гаса Уитли. И хорошо, что ведомство шерифа округа Кинг уже участвует в работе нашей специальной комиссии. А также я считаю, что пора включить в нее и полицию города Иссакуа.
Детектив расхаживал вокруг, оглядывая место с разных сторон и делая заметки. Энди ходила за ним, задавая вопросы, чтобы заполнить пробелы, оставшиеся после телефонного разговора.
— Сильный, наверное, был парень, раз дотащил тело сюда от самого входа.
— Ты считаешь, что сюда она попала уже мертвой?
— А разве нет?
Он пожал плечами:
— Возможно. На дорожке остались следы шин. Он доехал до самых туалетов, и это наводит на мысль, что убийца пытался сократить расстояние для переноски. Думаю, жертва была мертва или без сознания.
— Как он проехал через ворота? Я только мельком взглянула, но, по-моему, замок не сломан.
— Ворота не были заперты.
— Почему?
— Они вообще не запираются. Директор парка отвечает на звонки круглые сутки и все же боится выходить в темноте и закрывать ворота. Вероятно, именно ослабленная охрана и выманила нашего убийцу из Сиэтла. С тех самых пор, как мы нашли первую жертву, все парки под наблюдением, по ночам ездят дополнительные патрульные машины. Вполне возможно, что кто-то заметил бы его, попытайся он навесить нам в лесу еще одно тело. Извини, не хотел каламбурить.
— Кто нашел тело?
— Директор парка — во время утренней пробежки.
Кесслер отвернулся и направился к дереву. Он искал крюки или гвозди — что-то, что могло бы помочь убийце влезть по массивному стволу, прямому и ровному, как мачта.
Энди спросила:
— Давно она умерла?
— Я бы сказал, около суток.
Энди внимательно оглядела дерево от корней до вершины.
— Очень похоже на место, где нашли первую жертву. — Угу.
— А она?
— Что она?
— Жертва похожа на первую?
— Если ты спрашиваешь, не Бет ли это Уитли, то ответ отрицательный.
— Ты уверен?
— Абсолютно. Нет шрама на животе.
Энди точно знала, что детектив имеет в виду. Когда она спросила Гаса о характерных шрамах или родинках, которые могли бы помочь идентифицировать его жену, тот упомянул о кесаревом сечении при рождении дочери.
Кесслер сказал:
— Хотя если давать полный ответ на твой вопрос, то убитая очень похожа на свою предшественницу.
— В каком смысле?
— Брюнетка, карие глаза. За тридцать. Тот же рост, сложение. Тело висело на дереве голышом.
— Она умерла до того, как он повесил ее?
— Ничего не могу сказать до вскрытия.
— Ты же видел ее шею, верно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Ехать больше часа, только это не страшно. Он часто совершал долгие поездки. Кстати, любопытно. Он как-то прочитал книгу бывшего профилера ФБР, который утверждал, что географически мигрирующие серийные убийцы часто совершают далекие поездки. И после этого у него и правда появилось такое пристрастие. Сила внушения. А может, он действительно соответствует портрету.
Невозможно.
Чем дальше — миля за милей — фургон уезжал на запад, тем пустыннее становилась дорога. Где-то над толстым одеялом туч сияла полная луна, но туманная ночь была черной, особенно в такой глуши. Если не знать дорогу, можно легко заблудиться. Старый, полуразвалившийся амбар у подножия холма отмечал нужный поворот. Он свернул с шоссе на гравийную дорогу. Талисман, висящий на зеркальце заднего вида, резко качнулся на повороте, едва не ударив по лицу.
Это было золотое кольцо на длинной цепочке.
Жидкая грязь из лужи плеснула на ветровое стекло. Он включил дворники. Фургон еле полз. Он выключил фары: прямо перед ним был вход в парк. Фургон въехал в последнюю рытвину и покачнулся. На него посыпались цветы. Цепочка с золотым кольцом соскользнула с зеркальца заднего вида. Мужчина попытался подхватить кольцо, но промахнулся. Оно упало на пол, покатилось. Он в панике ударил по тормозам. Опустился на колени, пытаясь ощупью отыскать кольцо за сиденьем.
— Вот черт… дерьмо!
Поиски в темноте были бессмысленны, но он не смел включать свет так близко от места выгрузки. Начал вслепую шарить под пассажирским сиденьем. Яростно отшвырнул ручку и монетку. Потом замер. И улыбнулся. Нашел. Вздохнул с облегчением, крепко стиснув кольцо в руке. Снова глубоко вздохнул, словно черпая из него силу. Это не просто драгоценная безделушка. Гравировка внутри говорила все: В ЗНАК ПРИЗНАТЕЛЬНОСТИ — Ц.Ж.П.
Это было кольцо отца — напоминание о многолетней работе в Центре жертв пыток.
Он сунул кольцо в карман и застегнул на молнию, теперь готовый к выполнению поставленной задачи.
19
Его разбудил пронзительный крик.
Гас подскочил в постели. В спальне было тихо и темно. Еще одна дождливая ночь перешла в серое утро четверга. Он почти постоянно ворочался, размышляя, делает ли полиция все возможное, чтобы найти Бет, и будет ли Морган когда-либо снова доверять ему, пока к рассвету наконец не провалился в глубокий сон. И вскинулся от внезапного крика, ничего не понимая. Сердце колотилось. Гас не помнил, что ему снилось или снилось ли вообще что-то, и решил, что крик ему почудился.
Пока не услышал его снова. Громче. Гас соскочил с кровати. Это не сон. Крик доносился из комнаты Морган.
— Морган! — Он кинулся по коридору к ее комнате. Дверь была приоткрыта. Гас ворвался, грохнув дверной створкой о стену.
И замер. Морган стояла в кровати на коленях, сгорбившись над подушкой. Темно-красные капельки усеивали розовую наволочку. Когда девочка подняла голову, в ее глазах стоял ужас. Рот был в крови.
— О Господи! — Гас бросился к кровати и обнял дочь.
— Мой жуб, — пробормотала она.
Гас присмотрелся. Один из передних зубов висел на одних корнях. Очевидно, она расшатала его во сне. Даже смотреть на это было больно, однако Гас почувствовал облегчение. Мчась по коридору, он боялся гораздо худшего, чем потеря молочного зуба.
— Больно!
— Знаю, родная. — Он осторожно прикоснулся к зубу, пробуя торчащий корень.
— Уй-я!
— Прости. Похоже, он еще держится. Во всяком случае, не выпадает.
— Убери его!
Он поднес было руку ко рту дочери, но тут же убрал. Десна была красной и кровоточила, будто собираясь воспалиться.
— Не хочу сделать еще хуже.
— Позови маму. Пусть мама уберет его. Гас не знал, что сказать.
— Давай поедем к твоему зубному врачу.
— Ненавижу зубных.
— Я тоже. Но она справится с этим лучше. Морган расплакалась.
— Мама справится лучше. Мама вытаскивала мне зубы.
— Мамы нет дома.
— Позвони ей. Скажи, что надо вернуться домой.
Гас вздрогнул под проницательным взглядом дочери. В нем господствовало недоверие, словно Морган считала, что отец может вернуть маму домой, но почему-то не хочет. Дочь чуть не вырвала зуб изо рта, чтобы заставить его действовать. Вот такая игра находчивой шестилетней крохи: либо позови маму домой, либо докажи, что не ты заставил ее уехать.
— Давай съездим к зубному, ладно? — Гас крепко обнял Морган, отводя от ее лица волосы. — А потом мы с тобой поговорим.
Зазвенел будильник, и тут же зазвонил телефон. Настоящий кошмар: скатываешься с постели — и наступаешь на мину. Энди опомнилась, выключила трезвонивший будильник и подняла трубку.
— Алло.
— Хеннинг, это Дик Кесслер. Есть еще одно тело.
Энди внезапно полностью проснулась. Быстро записала информацию.
— Увидимся на месте, — сказала она и положила трубку. Не прошло и пяти минут, как Энди, быстро выскочив из дома, уже ехала на машине в сторону Лэйквудского парка.
Городок Иссакуа находится к юго-востоку от Сиэтла и прекрасного озера Вашингтон. Здесь все больше похоже на деревню, чем в расположенном севернее пригороде Бельвью, хотя многое и изменилось с тех пор, как Энди девочкой гуляла здесь с отцом. Впрочем, основные черты пейзажа остались такими, как запомнила она в детстве: высящиеся над долиной горы Скуок, Тигр и Кугуар, старомодный и изящный торговый аттракцион с деревянными тротуарами, множество разноцветных цветов в горшках, старые, обшитые досками, дома, превращенные в магазины. Вспоминая и сравнивая, Энди промчалась мимо универмага и въехала в парк.
Она не помнила, когда была здесь в последний раз, но никогда не забывала первого приезда. Ей было десять лет, и жили они тогда к югу от Сиэтла, в пригороде Такомы. Отец повез ее в Иссакуа на городской праздник. По дороге домой Энди захотела порулить сама. Отец начал искать в бардачке дорожные карты, и тут дочь увидела его пистолет. Будучи копом, отец носил оружие с собой. Энди всегда хотелось пострелять, но по установленному матерью правилу надо было ждать еще три года: никакого оружия до тринадцати лет. Всю дорогу Энди уговаривала отца, обещая ничего не говорить маме, если он позволит ей несколько раз пальнуть. Наконец он сдался. Они съехали с дороги и вскоре выбрались на открытое место в долине Уайт-Ривер. Отец установил на пенек несколько банок с газировкой. Он встал удочери за спиной, держа ее маленькие ручки в своих, а Энди зажмурила один глаз и аккуратно прицелилась. Нажала на курок, но рука чуть дрогнула. В первый раз девочка промазала, потом трижды попала. Энди визжала от удовольствия, когда откуда-то сзади неожиданно подошел незнакомый человек. Старик с длинными седыми волосами и обветренным лицом. Из фетровой шляпы торчали два темных пера.
— Папа, кто это? — нервно шепнула Энди.
— Индеец.
Человек заговорил, его лицо было бесстрастно.
— Здесь нельзя стрелять. Это территория резервации.
— Но я наполовину индеанка. Отец взял ее за руку:
— Пошли, Энди. Это не имеет значения.
Энди любила родителей, трудолюбивых белых из среднего класса, также искренне любивших приемную дочь — наполовину индеанку. Однако слова индейца до сих пор звучали у нее в ушах. Может, из-за тона, каким они были сказаны.
Может, из-за сердитого взгляда, брошенного отцом на старого индейца-маклешута. Только эти четыре слова — «Это не имеет значения», — казалось, подвели итог ее прошлому. Из уважения к приемным родителям она никогда не противилась их желаниям и не интересовалась индейским наследием родной матери. Это повлияло на Энди во многих отношениях. Ирония судьбы: вполне возможно, именно это ощущение породило и ее интерес к виктимологии и составлению криминальных портретов. Здесь имело значение все. Каждая мелочь в жизни человека значила так много.
Погруженная в эти мысли, Энди свернула на боковую дорогу. Мелочи. Личные подробности — от количества пломб в зубах до необходимости побрить ноги. Грязь под ногтями. Поиск спермы в лобковых волосах. Содержимое желудка. Энди вдруг почувствовала себя виноватой. Она, совершенно посторонний человек, собирается узнать больше, чем кто-либо когда-либо знал о молодой женщине в Лэйквудском парке. Жертве номер четыре.
20
Энди припарковалась на стоянке и пошла к полицейской машине и двоим помощникам шерифа, торчавшим у входа в парк. Это было трудно назвать воротами — просто длинный металлический шест, висящий на столбах параллельно земле. Он мешал машинам заезжать в парк после наступления темноты, но пешие бродяги могли элементарно нырнуть под него и идти куда хочется. Поперек входа была натянута желтая полицейская лента. В парке шеренги полицейских двигались в трех футах друг от друга, прочесывая территорию в поисках улик, как фермеры, вспахивающие поле. Энди плотнее запахнула плащ. Было не настолько свежо, чтобы изо рта шел пар, но из-за сырости казалось холоднее, чем на самом деле. Она остановилась у ворот и показала одному из помощников шерифа удостоверение:
— Агент Хеннинг, ФБР.
Он проверил удостоверение. Несколько капель дождя собралось на золотом значке ФБР.
— Детектив Кесслер из Сиэтла на месте находки. Он ждет вас.
— Где это?
— Примерно полмили прямо по дорожке. Справа увидите общественные туалеты. Поверните налево и просто спускайтесь с холма. Там работает судебная бригада.
Энди поблагодарила копа и пошла вперед. Она шагала быстро, но не настолько, чтобы не замечать окрестностей. В том числе и того, что дорога идет немного в гору. Надо быть чертовски сильным человеком, чтобы затащить сюда тело.
Упомянутые помощником шерифа туалеты оказались на вершине холма. Типичные парковые удобства из шлакобетонных блоков. Самую большую стену украшали граффити. «НЕТ КАЛИФОРНИзации Вашингтона», — гласила сделанная краской из распылителя надпись. Вашингтонцы, несомненно, испытывали сильные чувства из-за чересчур активного хозяйственного освоения, но Энди была совершенно точно уверена, что этот процесс не имеет отношения к недавней череде убийств.
Пешеходная дорожка заканчивалась у туалетов. Дальше была крутая насыпь. Густые заросли высоких вечнозеленых растений затемняли склон, оставляя покрытую мхом землю почти в полной темноте. Насыпь оказалась такой крутой, что лицо Энди очутилось на одном уровне с остроконечными верхушками сорокафутовых елей, поднимающихся из лощины. От Лэйквудского парка было далеко до Вашингтонского дендрария, где нашли другое тело. А вот место выглядело похоже.
Внизу послышались голоса. За деревьями ничего не было видно, но там явно работала судебная бригада. Энди пошла вниз, туда, где обнаружили труп.
У подножия холма полицейская лента отгораживала площадку размером с бейсбольную. В разных местах стояли помощники шерифа в шляпах, прикрытых пластиковыми чехлами (вроде шапочек для душа), чтобы защитить фетр от дождя. По площадке кружил судебный фотограф, делая снимки под всеми возможными углами. Энди заметила, что веревка еще свисает с ветки дерева. На земле стояли носилки с мешком из темного пластика. Четвертая жертва.
Она подошла к Кесслеру, делавшему заметки в блокноте. Темно-синяя куртка защищала его от моросящего дождя. Мокрые волосы прилипли к голове, однако детектив, казалось, не обращал внимания на дождь.
— Спасибо, что позвонил, Дик.
— Не за что. Как я сказал по телефону, за пределами Сиэтла юрисдикция скорее ваша, чем моя. Я просто ищу связи с предыдущей покойницей.
— И что думаешь?
— Думаю, что, возможно, ты была права, когда советовала не торопиться насчет Гаса Уитли. И хорошо, что ведомство шерифа округа Кинг уже участвует в работе нашей специальной комиссии. А также я считаю, что пора включить в нее и полицию города Иссакуа.
Детектив расхаживал вокруг, оглядывая место с разных сторон и делая заметки. Энди ходила за ним, задавая вопросы, чтобы заполнить пробелы, оставшиеся после телефонного разговора.
— Сильный, наверное, был парень, раз дотащил тело сюда от самого входа.
— Ты считаешь, что сюда она попала уже мертвой?
— А разве нет?
Он пожал плечами:
— Возможно. На дорожке остались следы шин. Он доехал до самых туалетов, и это наводит на мысль, что убийца пытался сократить расстояние для переноски. Думаю, жертва была мертва или без сознания.
— Как он проехал через ворота? Я только мельком взглянула, но, по-моему, замок не сломан.
— Ворота не были заперты.
— Почему?
— Они вообще не запираются. Директор парка отвечает на звонки круглые сутки и все же боится выходить в темноте и закрывать ворота. Вероятно, именно ослабленная охрана и выманила нашего убийцу из Сиэтла. С тех самых пор, как мы нашли первую жертву, все парки под наблюдением, по ночам ездят дополнительные патрульные машины. Вполне возможно, что кто-то заметил бы его, попытайся он навесить нам в лесу еще одно тело. Извини, не хотел каламбурить.
— Кто нашел тело?
— Директор парка — во время утренней пробежки.
Кесслер отвернулся и направился к дереву. Он искал крюки или гвозди — что-то, что могло бы помочь убийце влезть по массивному стволу, прямому и ровному, как мачта.
Энди спросила:
— Давно она умерла?
— Я бы сказал, около суток.
Энди внимательно оглядела дерево от корней до вершины.
— Очень похоже на место, где нашли первую жертву. — Угу.
— А она?
— Что она?
— Жертва похожа на первую?
— Если ты спрашиваешь, не Бет ли это Уитли, то ответ отрицательный.
— Ты уверен?
— Абсолютно. Нет шрама на животе.
Энди точно знала, что детектив имеет в виду. Когда она спросила Гаса о характерных шрамах или родинках, которые могли бы помочь идентифицировать его жену, тот упомянул о кесаревом сечении при рождении дочери.
Кесслер сказал:
— Хотя если давать полный ответ на твой вопрос, то убитая очень похожа на свою предшественницу.
— В каком смысле?
— Брюнетка, карие глаза. За тридцать. Тот же рост, сложение. Тело висело на дереве голышом.
— Она умерла до того, как он повесил ее?
— Ничего не могу сказать до вскрытия.
— Ты же видел ее шею, верно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47