Над ними кружились, пронзительно кричали чибисы, поблескивая белыми грудками. Спокойно синело озеро. Высоко в небе парила цапля. На другом берегу, на холме, мирно зеленел густой лес.
– Нехоженая дорога, – сказал Пол. – Прямо как в Канаде.
– Как тут красиво! – сказала миссис Морел, оглядываясь по сторонам.
– Посмотри, цапля… видишь… видишь, какие ноги?
Он говорил матери, на что смотреть, а на что нет. И ей это нравилось.
– Ну, а теперь куда? – спросила она. – Он говорил мне – через лес.
Лес, темный, обнесенный изгородью, был слева.
– Я все-таки чувствую, что тут утоптано, – сказал Пол. – А у тебя ноги городские, тебе этого не учуять.
Они отыскали небольшую калитку и скоро уже шли по широкой лесной аллее, где по одну сторону густо росли сосны и ели, а по другую дубы обступили спускающуюся под уклон поляну. И среди дубов, под зеленью молодого орешника, на желто-коричневом ковре дубовых листьев голубели озерки колокольчиков. Пол принес матери цветы.
– Тут недавно траву скосили, еще совсем свежая, – сказал он, а чуть погодя принес и незабудки. И при виде ее натруженной руки, которая взяла этот букетик, сердце его опять сжалось от любви. Мать была счастлива.
Но в конце дороги для верховой езды оказалась ограда, через которую предстояло перелезть. Пол мигом очутился по другую сторону.
– Давай, я тебе помогу, – сказал он.
– Нет, уйди, я сама, по-своему.
Пол стоял внизу, руки наготове, готовый помочь ей. Она осторожно перелезала.
– Ну кто ж так лазит! – презрительно воскликнул Пол, когда она уже благополучно перебралась.
– Эти ненавистные приступки! – воскликнула миссис Морел.
– Нескладешка ты, – сказал он. – Не умеешь их одолеть.
Напротив, у опушки леса, сгрудились невысокие красные фермерские постройки. Мать и сын поспешили вперед. В саду было изобилие яблонь, и яблоневый цвет осыпался на жернов. У изгороди, под нависающими над нею ветвями дубов, прятался глубокий пруд. Здесь в тени стояло несколько коров. Дом и хозяйственные постройки с трех сторон охватывали залитый солнцем четырехугольный двор, обращенный к лесу. Было очень тихо.
Мать и сын вошли в огороженный садик, где пахло красными левкоями. У раскрытой двери остывали посыпанные мукой хлебы. Курица как раз собралась их клюнуть. И вдруг в дверях показалась девушка в грязном фартуке. Она была лет четырнадцати, с лицом смугло-розовым, с красивой копной коротко стриженных черных кудрей и с темными глазами; смущенно, вопрошающе и чуть обиженно глянув на незнакомцев, она скрылась. Вместо нее тотчас появилась маленькая, хрупкая женщина, румяная, с большими темно-карими глазами.
– О! – воскликнула она, просияв улыбкой. – Вот и пришли. Я так вам рада. – Голос ее звучал задушевно и чуть печально.
Женщины пожали друг другу руки.
– Скажите по совести, мы вам не помешали? – спросила миссис Морел. – Я знаю, какова жизнь на ферме.
– Нет-нет! Всегда приятно видеть новое лицо, мы ведь живем совсем на отшибе.
– Я вас понимаю, – сказала миссис Морел.
Их провели в гостиную, длинную комнату с низким потолком и большим пучком калины в камине.
У женщин завязался разговор, а Пол вышел поглядеть окрест. Он стоял в саду и нюхал левкои, смотрел, что еще здесь растет, и тут из дому вышла та девушка и быстро прошла к груде угля у забора.
– Это ведь махровые розы? – спросил Пол, показывая на кусты у ограды.
Девушка испуганно вскинула на него большие карие глаза.
– Они ведь будут махровые, когда распустятся? – повторил Пол.
– Не знаю, – с запинкой ответила она. – Они белые с розовыми серединками.
– Значит, они как девичий румянец.
Мириам вспыхнула. У нее был прелестный и теплый цвет лица.
– Не знаю, – опять сказала она.
– У вас не так уж много в саду цветов, – сказал Пол.
– Мы здесь первый год, – ответила она холодно и, пожалуй, надменно, отошла и скрылась в доме. А он и не заметил, продолжал свой обход. Вскоре вышла миссис Морел, и они пошли осматривать постройки. Пол был в восторге.
– Вам, наверно, приходится ухаживать за птицей, за телятами и свиньями? – спросила миссис Морел хозяйку дома.
– Нет, – отвечала маленькая миссис Ливерс. – У меня нет времени на скотину, да и не привыкла я к этому. Меня только и хватает, что на дом.
– Да, я понимаю, – сказала миссис Морел.
Скоро вышла девушка.
– Чай готов, мама, – сказала она тихим мелодичным голосом.
– Спасибо, Мириам, мы сейчас, – с обворожительной улыбкой отозвалась мать. – Вы не против выпить чаю, миссис Морел?
– С удовольствием, – ответила миссис Морел. – Раз он готов.
Пол выпил чаю с матерью и с миссис Ливерс. Потом они пошли в лес, полный колокольчиков, а на тропинках росли влажные незабудки. И мать и сын не уставали восхищаться.
Возвратясь, они застали на кухне мистера Ливерса и Эдгара, старшего сына. Эдгару было лет восемнадцать. Потом вернулись из школы Джеффри и Морис, рослые мальчишки двенадцати и тринадцати лет. Мистер Ливерс был красивый мужчина в расцвете сил, с золотисто-каштановыми усами и голубыми глазами, он привычно щурился, оттого что в любую погоду работал под открытым небом.
Мальчики смотрели на Пола свысока, но он едва ли это замечал. Они пошли собирать яйца по всем уголкам и закоулкам фермы. Потом стали кормить кур, и тут во двор вышла Мириам. Мальчики на нее и не поглядели. Одна курица с выводком желтых цыплят рылась в куче навоза. Морис поднес ей горсть зерна, и она стала клевать с ладони.
– Сумеешь так? – спросил он Пола.
– Поглядим, – ответил Пол.
Рука у него была маленькая, теплая и, сразу видно, умелая. Мириам наблюдала за ним. Он протянул зерно курице. Та глянула на зерно жадным, блестящим глазом и проворно клюнула. Пол вздрогнул и засмеялся. «Тук, тук, тук!» – стучал клюв по ладони. Пол опять засмеялся, и мальчики присоединились к нему.
– Она ударяет и щиплет, но совсем не больно, – сказал Пол, когда курица склевала все зерна до единого.
– Ну-ка, Мириам, – сказал Морис, – теперь ты попробуй.
– Нет! – воскликнула она, отпрянув.
– Ха! Неженка. Маменькина дочка! – сказали братья.
– Это совсем не больно, – сказал Пол. – Она только чуть-чуть щиплет, даже приятно.
– Нет! – опять крикнула девочка, замотала головой в черных кудрях и отступила подальше.
– Не сумеет она, – сказал Джеффри. – Ничего она не умеет, только стишки вслух читает.
– С калитки прыгать не умеет, свистнуть не умеет, по льду не прокатится, девчонка ей вдарит, и той сдачи не даст. Ничего не умеет,
только чего-то из себя воображает. «Дева озера». Тьфу! – прокричал Морис.
Мириам стояла вся красная от стыда и муки.
– Я могу гораздо больше вашего, – воскликнула она. – Вы сами просто трусы и грубияны.
– Ах, трусы и грубияны! – жеманно повторили братья, передразнивая Мириам.
Морис прокричал, покатываясь со смеху:
Дурак меня не разозлит,
Мужик тихонько говорит.
Мириам ушла в дом. Пол пошел с братьями к фруктовому саду, где у них были сооружены гимнастические брусья. Там они показали чудеса силы. Пол же был не столько силен, сколько проворен, но и это пригодилось. Он потрогал цветок яблони, что покачивался невысоко на ветке.
– Не надо рвать цветок, – сказал Эдгар, старший брат. – На будущий год не будет яблок.
– А я и не думал сорвать, – ответил Пол, отходя.
Мальчики смотрели на него неприязненно; их куда больше влекли привычные развлечения. Пол побрел к дому в поисках матери. На задворках он увидел Мириам, она стояла на коленях перед курятником, напряженно скорчившись, прикусив губу, – на ладони – несколько зерен маиса. Курица злобно следила за ней взглядом. Очень осторожно Мириам протянула к ней руку. Курица скакнула к ней. Девочка отшатнулась, вскрикнула, то ли испуганно, то ли досадливо.
– Она не сделает больно, – сказал Пол.
Мириам вздрогнула, залилась краской.
– Я только хотела попробовать, – тихонько сказала она.
– Видишь, совсем не больно, – сказал он и, положив на ладонь всего два зернышка, дал курице клевать с ладони. – Только смешно, потому что щекотно.
Мириам протянула руку, тотчас отдернула, попробовала снова и с криком отскочила. Пол нахмурился.
– Да я дал бы ей клевать зерно прямо с лица, – сказал он. – Только все-таки она немножко стукает клювом. А клюет очень аккуратно. Иначе она бы за день наклевалась земли.
Он ждал и хмуро наблюдал. Наконец Мириам позволила курице склюнуть с ладони. Слегка вскрикнула, чуть ли не жалобно – со страху и от досады. Но все-таки позволила, и потом еще раз.
– Ну вот видишь, – сказал мальчик. – Не больно, ведь правда?
Мириам посмотрела на него широко раскрытыми темными глазами.
– Правда, – она засмеялась, все еще взволнованная.
Потом встала и пошла в дом. Похоже было, она почему-то обиделась на Пола.
Он воображает, будто я самая обыкновенная девчонка, думалось ей и хотелось ему доказать, что на самом деле она возвышенная, точно «Дева озера».
Оказалось, миссис Морел уже собралась домой. Она улыбнулась Полу. Он взял у нее большой букет цветов. Мистер и миссис Ливерс провожали их полями. Вечер позолотил холмы; в глубине леса лиловели колокольчики. Тихо было вокруг, слышался лишь шелест листьев и птиц.
– Какое же красивое место, – сказала миссис Морел.
– Да, – ответил мистер Ливерс. – Местечко славное, если б только не кролики. Никакого спасу от них, все пастбище объели. Не знаю, выручу ли с него хоть на ренту.
Он хлопнул в ладоши, и луг подле леса пришел в движение, повсюду запрыгали рыжеватые кролики.
– Просто невероятно! – воскликнула миссис Морел.
Дальше они с Полом пошли уже одни.
– Хорошо как было, правда, мама? – тихо сказал он.
Молодой месяц всплывал в небесах. Мальчик был счастлив до боли. Матери пришлось заговорить о чем попало, потому что и ей хотелось заплакать от счастья.
– С какой бы радостью я помогла этому человеку! – сказала она. – Смотрела бы и за птицей, и за молодняком. И доить бы научилась, и разговаривала бы с ним, и мы бы строили планы. Была бы я его женой, дела на ферме шли бы хорошо, даю слово! Но у миссис Ливерс нет сил… просто нет сил. Нельзя на нее взваливать такую ношу. Мне ее жаль, и его тоже. Право слово, будь он моим мужем, я б не считала его плохим мужем! Хотя она тоже так не считает, и она очень милая.
На Троицу Уильям опять приехал домой со своей невестой. Ему дали неделю отпуска. Погода была прекрасная. По утрам Уильям, Лили и Пол обычно ходили гулять. Уильям мало разговаривал со своей возлюбленной, разве что рассказывал кое-что про свое детство. Зато Пол не замолкая рассказывал им обоим обо всем на свете. Втроем они лежали на лужке у минтонской церкви. С одного края, у фермы Каслов, луг защищали трепещущие под ветром тополя. С живых изгородей наземь опадали лепестки боярышника; в поле полно было крохотных маргариток, ярких розовых смолевок. Двадцатитрехлетний Уильям, долговязый, похудевший, можно сказать костлявый, лежал под солнцем и дремал, а Лили перебирала его волосы. Пол пошел нарвать маргариток покрупнее. Девушка сняла шляпу, открыв волосы, черные, будто конская грива. Пол вернулся и стал вплетать маргаритки в эти черные как смоль волосы – большие белые и желтые звезды и яркую смолевку.
– Ты сейчас будто молодая колдунья, – сказал ей Пол. – Правда, Уильям?
Лили рассмеялась. Уильям открыл глаза и посмотрел на нее. Была в его взгляде и какая-то страдальческая растерянность, и неистовое восхищенье.
– Ну что, он сделал из меня чучело? – спросила она и засмеялась, глядя сверху вниз на жениха.
– Да уж, – улыбнулся Уильям.
Он смотрел на Лили. Казалось, ее красота причиняет ему боль. Взглянул на ее убранную цветами головку и нахмурился.
– Ты выглядишь вполне мило, ты ведь это хотела знать? – сказал он.
И дальше она пошла без шляпы. Немного погодя Уильям опомнился и стал с нею нежен. Подойдя к мосту, он вырезал на дереве сердце и в нем ее и свои инициалы: Л.Л.У.-У.М.
Лили, будто завороженная, не сводила глаз с его сильной, нервной руки в блестящих волосках и веснушках.
Пока гостили Уильям и Лили, в доме все время ощущались печаль и тепло и своего рода нежность. Но нередко Уильям раздражался. Они приехали всего на неделю, а Лили привезла пять платьев и шесть блузок.
– Энни, ты не постираешь мне две блузки и еще вот это? – сказала она.
И когда наутро Уильям и Лили пошли гулять, Энни принялась за стирку. Миссис Морел была возмущена. А Уильям, заметив, как иной раз невеста обращается с его сестрой, готов был ее возненавидеть.
Воскресным утром Лили была очень хороша в голубом, цвета пера сойки фуляровом шелковистом, свободно ниспадающем платье и в кремовой шляпе с широкими полями и множеством роз, больше темно-красных. Все не могли на нее наглядеться. Но вечером, собираясь выйти из дому, она опять спросила:
– Мордастик, ты взял мои перчатки?
– Какие? – спросил Уильям.
– Новые, черные замшевые.
– Нет.
Обыскали весь дом. Она их потеряла.
– Ну, подумай, мама, – сказал Уильям, – с Рождества она потеряла уже четвертую пару… по пяти шиллингов пара!
– Ты подарил мне только две из них, – возразила Лили.
Вечером, после ужина, он стоял на каминном коврике, она сидела на диване, и казалось, он ее ненавидит. После обеда он ушел один повидаться с каким-то старым другом. Она же сидела дома и листала книжку. После ужина Уильям взялся писать кому-то письмо.
– Вот ваша книга, Лили, – сказала миссис Морел. – Может, почитаете пока?
– Нет, благодарю вас, – отвечала девушка. – Я просто так посижу.
– Но так ведь скучно.
Уильям с явной досадой, торопливо писал. А заклеивая конверт, сказал:
– Книжку почитать! Да она в жизни ни одной книги не прочла.
– Занимайся, пожалуйста, своим делом! – сказала миссис Морел, рассердясь на преувеличение.
– Нет, правда, мама… она книг не читает, – воскликнул Уильям, вскочил и опять стал на каминный коврик. – В жизни ни одной книги не прочитала.
– Она вроде меня, – вмешался в разговор Морел. – Тоже, видать, не поймет, чего в них, в этих книжках, одна скукота, неохота утыкаться в них носом, и мне тоже.
– Не годится тебе так говорить, – упрекнула миссис Морел сына.
– Но ведь это правда, мама… не может она читать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64