И почти сразу же обнаружилось, что у него врожденное чувство равновесия и очень чувствительные руки.
Заметив Джессалин, Топпер шутливо отсалютовал другому жокею и направился к ней. Она торопливо шагнула ему навстречу, едва не вляпавшись в еще теплую кучу конского навоза.
– Осторожно, мисс Джессалин. Здесь нужно внимательно смотреть под ноги. – Топпер по сей день говорил с акцентом, присущим детям лондонских трущоб. Он протянул руку, чтобы поддержать Джессалин, и его ангельская физиономия исказилась от боли.
– Что с тобой, Топпер? Ты сильно ушибся?
– Рука побаливает, но, верно, жить буду. – Подвижный рот паренька расплылся в широкой ухмылке, обнаруживая нехватку переднего зуба, потерянного во время самых первых скачек. Среди рыцарей седла это считалось своего рода знаком доблести. – Только не рассказывайте об этом Бекке, ладно? А то она опять начнет меня травить своими пилюлями. Если бы вы только знали, мисс, что это за напасть! По-моему, крысиное дерьмо и то приятнее на вкус. – Топпер взглянул на грустное лицо Джессалин и решил сменить тему. – Не надо так расстраиваться, мисс. Да, у Голубой Луны растяжение, но она обязательно выкарабкается. Вот увидите, скоро она снова помчится стрелой.
Джессалин вымученно улыбнулась.
– Топпер, хозяин Гонщика Рома обвиняет тебя в том, что ты умышленно подстроил столкновение.
Маленький жокей отвернулся и сплюнул сквозь зубы, как заправский кучер.
– Если бы я захотел проиграть гонку, я бы не стал так рисковать. Чего ради? Я бы испортил лошадь еще перед состязанием. Мало ли есть способов… Но устраивать столкновение? Такое только умалишенному в голову придет. Не говоря уже о том, что так и шею сломать недолго. – Топпер сморщил свой острый носик и украдкой, из-под полуопущенных пепельных ресниц, взглянул на Джессалин. – Я всегда работаю честно, так и можете передать их сиятельству. Во всем виноват его жокей, и нечего валить на меня. Он такой пьяный, что едва в седле держался. А может быть, их лордство само решило подзаработать, поставив на выигравшего мерина?
Прикрыв глаза, Джессалин попыталась восстановить в памяти картину того, что произошло на ипподроме. Жокей Гонщика Рома вроде бы и правда был немного не в себе, но это могло быть результатом падения, а не винных паров. А что касается Маккейди… лорда Сирхэя… нет, она ни капельки не сомневалась, что его ярость была искренней. Это была ярость отчаяния. Ярость человека, поставившего на карту больше, чем он мог себе позволить.
Порыв ветра бросил ей в лицо холодные капли дождя, и Джессалин вздрогнула. Только сейчас она почувствовала, что промокла и продрогла до костей.
Откуда-то издалека донесся голос Топпера. Она открыла глаза.
– …Я обещал приятелям, что встречусь с ними в «Смеющемся лакее» и мы опрокинем по паре рюмочек.
Джессалин вспомнила, что, если бы они выиграли, Топперу досталось бы десять фунтов, и начала торопливо рыться в ридикюле.
– У меня есть несколько шиллингов… Топпер удержал ее руку.
– Не беспокойтесь, мисс Джессалин. У меня достаточно.
Улыбнувшись на прощание щербатым ртом, маленький жокей удалился, весело насвистывая. Джессалин смотрела ему вслед. Нет, Топпер никогда бы не стал специально устраивать столкновение. Он слишком любил Голубую Луну, чтобы рисковать ее жизнью.
Злясь на себя за то, что позволила Маккейди… ах, простите, лорду Сирхэю… заронить в ее душу такое гнусное подозрение, Джессалин направилась туда, где в обшарпанном наемном кабриолете ее ждала бабушка.
Облокотившись на столб, возле которого совсем недавно букмекеры принимали ставки, стоял какой-то мужчина. Увидев его, Джессалин невольно замедлила шаг. Глаза над впалыми щеками и высокими скулами были черны и ничего не выражали. Он выглядел точно так же, как в тот день, когда она его увидела впервые. Падший ангел.
Демонстративно повернувшись к нему спиной, Джессалин гордо вскинула голову и пошла своей дорогой.
Каждый раз, заходя в клуб «Брукс», Кларенс Титвелл испытывал приятное чувство: он был очень доволен собой. Этот изысканный мужской клуб стал как бы символом всего, чего ему удалось достичь. Кларенс любил ненадолго задержаться в просторном мраморном холле, с удовольствием вдыхая запахи воска, душистых свечей и старых денег. В такие минуты Кларенс всегда вспоминал об отце. Точнее, о том человеке, который считался его отцом. И мысль о том, что Генри Титвелл, с его неправильной речью и руками рудокопа, никогда бы не смог даже близко подойти к этому клубу, доставляла ему истинное наслаждение.
Однако в этот вечер Кларенс думал совсем о другом человеке – о том, кто, возможно, был его настоящим отцом. Первое, что Кларенс сделал, став членом клуба, – это просмотрел книгу записей пари в поисках имени графа. Оно встречалось там неоднократно, как и имена его троих сыновей – Трелони всегда были транжирами и безрассудными игроками. Вот и сегодня ему сказали, что нынешний, двенадцатый граф Сирхэй поставил невероятную сумму, целую тысячу фунтов, на лошадь, которая не смогла даже дойти до финиша.
Кларенс иногда любил помечтать о том дне – и он, как видно, не за горами, – когда от рода Трелони не останется ничего, кроме записей на выцветших от времени страницах книги клуба «Брукс».
Подоспевший лакей забрал у него трость, шляпу и перчатки. Стуча каблуками по черно-белым мраморным плитам, Кларенс пересек холл. Ненадолго задержавшись у зеркала, чтобы пригладить волосы и поправить и без того безупречно завязанный галстук, он стал неторопливо подниматься по широкой лестнице, мимо бюстов римских императоров, стоявших в многочисленных нишах. Сегодня Кларенс чувствовал себя одним из них. Победителем.
В маленькой гостиной на втором этаже двое мужчин сосредоточенно изучали расписание скачек Уэзерби. Поприветствовав вновь прибывшего, они вернулись к своим подсчетам. Кларенс заказал бутылку самого лучшего портвейна.
В этой комнате ощущалась особая, чисто мужская изысканность – алые камчатные обои, парчовые, в тон им, занавеси. Откинув фалды фрака, Кларенс устроился в одном из обитых зеленой кожей кресел у камина и аккуратно поправил прикрепленный к лацкану желто-синий значок активного члена партии вигов.
Два года назад он был избран в парламент от корнуолльского округа святого Михаила. Годовой доход Кларенса составлял теперь более тридцати тысяч фунтов, а через два года он рассчитывал удвоить эту сумму. Недавно он приобрел дом на площади Беркли, и его соседями стали маркиз и барон. И в этот дом он вскоре приведет жену, Джессалин… Однако о своей самой главной мечте, которая еще недавно казалась несбыточной, Кларенс боялся даже думать… Вчера за ужином его патрон намекнул, что дворянство, возможно, уже не за горами.
При мысли об этом Кларенс испытывал острое, ни с чем не сравнимое наслаждение. Дворянство. Сэр Кларенс Титвелл. Сэр Кларенс.
Послышались чьи-то шаги, приглушенные толстым красно-зеленым узорчатым ковром. Повернув голову, Кларенс увидел клубного мажордома, вслед за которым шел не кто иной, как двенадцатый граф Сирхэй.
– Сюда, милорд, – подобострастно произнес мажордом.
Милорд. Кларенс моментально уловил разницу в том, как лакей обращался к нему и к его титулованному кузену. Малозаметные, почти неуловимые отличия – выражение лица, взгляд, – но для Кларенса они были так же очевидны, как непохожесть дня и ночи. Во рту появился неприятный кислый вкус.
Маккейди заметил кузена, и на его загорелом лице расцвела ослепительная улыбка. И, как всегда, Кларенс был совершенно обезоружен этой неотразимой улыбкой. Кузен каждый раз будил в нем целую бурю чувств – невероятную смесь любви и ненависти, зависти и искреннего восхищения.
– Мак! Присаживайся. Выпьешь портвейна?
Маккейди сел напротив. Под его весом дорогая кожа кресла издала протяжный вздох. Кларенс никогда не обращался к кузену «милорд». Он понимал, что просто не сможет выговорить эти слова – они застрянут у него в горле. Ведь его вожделенное звание дворянина – такой пустяк по сравнению с графским титулом!
Маккейди наклонился, чтобы налить себе вина, в его ухе блеснула золотая сережка. Кларенс нахмурился. Английский джентльмен не должен привлекать к себе внимание подобным образом. Что за варварство! «Вот если бы я был графом…» Как часто эта мысль приходила ему в голову при взгляде на беспутного кузена! Ведь чего бы ни добился в жизни Кларенс Титвелл, ничто и никогда не исправит чудовищную несправедливость судьбы.
Правда, в этих грустных мыслях Кларенса несколько утешало сознание того, какой безграничной властью он обладает над сидящим напротив человеком. Его кузеном, его братом…
– Боюсь, что у меня не очень хорошие новости, – сказал он.
Маккейди запрокинул голову и залпом осушил свой бокал. Он ничего не ответил, но побелевшие костяшки пальцев, сжимавших ножку бокала, выдавали его внутреннее напряжение. Да, со злорадством подумал Кларенс, у графа Сирхэя достаточно причин, чтобы впасть в отчаяние.
В последние два года двоюродные братья виделись довольно часто. Маккейди основал первую в истории Британскую железнодорожную компанию, мечтал установить регулярные пассажирские и грузовые перевозки между Фолмаусом и Лондоном. Потому что парламент создал специальный комитет по рассмотрению этого проекта. А Кларенс Титвелл добился назначения в этот комитет.
До сих пор парламент дал БЖК разрешение на постройку одной-единственной пробной колеи между Плимутом и Экзетером. Эти два города разделяли всего сорок миль, но прокладка пути стала настоящим инженерным подвигом – потребовалось выстроить виадук, проложить туннель, кое-где воздвигнуть насыпи. На один туннель, который чернорабочие рыли кирками и лопатами, ушло более полугода. Для Маккейди и его компании риск был колоссальный. Ведь парламент даст разрешение на постройку остальной части пути только в том случае, если комитет одобрит пробную ветку.
Комитет, подумал Кларенс, мой комитет. Именно ему предстоит решать судьбу любимого детища Маккейди. Судьбу его мечты.
– Дело в том, что мнения членов комитета разошлись, – продолжал Кларенс, не отводя взгляда от застывшего в напряжении лица кузена. – Комитет раскололся на сторонников локомотивов и приверженцев более традиционных методов, которые настаивают, чтобы на новой железнодорожной ветке использовалась более привычная канатная тяга.
– Канатная тяга? Ты, верно, шутишь.
– Нисколько. Мы проголосовали за проведение испытаний, чтобы выяснить, какой из методов более эффективен.
Маккейди вполголоса выругался, и Кларенс с трудом подавил довольную улыбку.
– Однако тебе ничто не мешает построить локомотив и принять участие в испытаниях. Правда, будут и другие участники. Испытания назначены в августе на двадцатимильном участке пути. Разработаны также определенные правила и ограничения, но я бы сейчас не хотел углубляться в подробности. Победитель получит контракт от парламента на обеспечение Британской железнодорожной компании своими средствами передвижения.
– Этот контракт должен был достаться мне. – Голос Маккейди был настораживающе мягким, и Кларенса охватил предательский страх. Он бы предпочел встретиться с бандой разбойников, чем оказаться лицом к лицу с разгневанным Маккейди Трелони.
Нервно облизнув губы, Кларенс неуверенно начал:
– Видишь ли, в комитете есть люди, которые…
– К черту твой комитет.
– …которые не совсем уверены в тебе, – закончил Кларенс уже тверже. Страх постепенно отступал – в конце концов, не следует забывать, что сейчас сила на его стороне. Да и вообще, здесь вам не Бельгия и Маккейди никто не позволит разить своих врагов, размахивая саблей направо и налево. – У них нет оснований доверять отставному лейтенанту непрестижного полка, лишь недавно унаследовавшему титул и массу долгов в придачу. И потом, ты же прекрасно знаешь: твой титул изрядно запятнан репутацией твоего покойного братца, от пороков которого сам дьявол содрогнулся бы. Я уже не говорю о том, что он застрелился, оставив двадцать тысяч фунтов карточного долга, которые еще предстоит заплатить.
– Я – не мой брат. И все долги будут уплачены. «Каким образом?» – подумал Кларенс, но произнести это вслух остерегся.
– Конечно, ты не настолько одиозная личность, как твой брат, – улыбнулся он. – Но, с другой стороны, святым тебя тоже не назовешь. Но дело не в том. По правде говоря, только один-два члена комитета испытывают к тебе личную неприязнь. Остальные же просто считают, что паровозы слишком опасны и непригодны для широкого использования. Да ты и сам должен признать, что до сих пор никому не удалось доказать обратное.
– Только потому, что никому не предоставляли такой возможности… – Внезапно Маккейди осекся и посмотрел на Кларенса взглядом, от которого у того зашевелились на затылке волосы. – И ты, очевидно, относишься к этим «остальным», а, Клари? Черт побери, я заслужил этот контракт! Если бы не я, этой железнодорожной ветки просто не существовало бы. В конце концов, не кто-нибудь, а я ее построил!
В небольшой гостиной громкий голос Маккейди прозвучал неожиданно резко. Двое любителей скачек оторвались от племенной книги.
– Шшшш, – прошипел один из них. Ответом ему был красноречивый взгляд Маккейди, казалось, говоривший: «А не пошел бы ты…» Трелони, как всегда, ничуть не интересовало мнение окружающих. Сколько раз Кларенс завидовал этой внутренней свободе своего кузена.
– Нет никакой необходимости кричать на меня, – сказал Кларенс, понижая голос и искренне надеясь, что Маккейди последует его примеру. – Можешь не сомневаться, я отстаивал твою точку зрения. Но, Мак, как ты не понимаешь: мы обязаны соблюдать осторожность. Многих в парламенте эта затея с железной дорогой очень беспокоит. А некоторые достаточно влиятельные лица энергично ей противятся – землевладельцы, хозяева дилижансов, извозчики, владельцы барж, сборщики дорожных пошлин… Да и зачем перечислять. Ты сам все знаешь не хуже меня.
– О Господи, Клари!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57