https://wodolei.ru/catalog/unitazy/s-kosim-vipuskom/
» Шантаж не его профиль. Черт его дернул затеять это бездарное похищение. Он проклинал самого себя и уже думал, как ему отбивать напарника у конвоя. В этом у него был опыт. Не один раз он отбивал пленных на таджикской границе. В городе это сделать сложнее, но возможно. Знать бы, куда его поместили?…
— Ищешь кого?
Чиж резко обернулся. В дверях стояла Ольга Саранцева.
— Комик. Ключи в зажигании, дверь нараспашку. Какая беспечность, господин бандит. Ну? Выкуп получил?
— Где ты была? — задал глупый вопрос Чижов. На его лице читалась растерянность.
— Я твоя заложница, а не наложница. Знаешь разницу? Со своей жены отчет требовать будешь.
Чиж хотел подойти к ней, но она его остановила.
— Стой, где стоишь. Я успею захлопнуть дверь и накинуть замок.
Лучше бы тебе не дергаться. Ишь ты, умник нашелся, запер девушку в вонючем подвале и пошел, играя плечиками. А слабо самому по колено в дерьме через люки на свободу выбраться? Ну что язык проглотил?
— Ну и видок у тебя.
— Угу. Ты у нас кавалер специфический, вместо цветов предлагаешь другими ароматами наслаждаться. И где ты обучался таким изысканным манерам?
— Зачем вернулась?
— На твою глупую рожу полюбоваться. И вот твой плейер. — Девушка достала из-за пояса черную коробку на ремешке и повесила плейер на дверную ручку.
— Ну как родители? Обрадовались?
— А ты думаешь, я их видела? Я что, похожа на дуру? Когда выкуп заплатят, тогда увидимся. Бабки у моего папани есть. Только откуда вы об этом узнали? Не каждый рискнет выкрасть дочь мента. Или вы видели, какой он себе «Дом пионеров» в пригороде строит? Дачку на двести коек. Если большевики вернутся, то там откроют санаторий для трудящихся завода «Динамо».
— Вот она родная кровь. А я не мог понять.
— Чудак. Отец как отец. Не хуже других. Но я не виновата, что он жлоб.
Чиж достал сигарету и закурил.
— Закономерный процесс. Семьдесят лет людям внушали, что все народное, а потом бросили и крикнули: «Фас!» Кто сколько урвет. В детстве я любил смотреть фильмы о животных. Один из них до сих пор помню. Два красивых ягуара сцепились в смертельной схватке. Страшное зрелище. Оба голодные, а перед ними огромный лось лежит. Но вместо того чтобы мясо жрать, они друг друга грызут. Еды хватило бы еще на десяток таких кошек. Странная и непонятная картина. Я спросил у воспитателя: «Почему?» А он пожал плечами и ответил: «Хищники!»
— Воспитателя?
— Я детдомовский. У меня не было родителей. Точнее, я их не знаю.
— А ты не такой мерзавец, каким хочешь показаться.
Ольга засмеялась.
***
Белый смотрел на Саранцева и криво ухмылялся. Пистолет его не пугал, а говорил о беспомощности оппонента. И взгляд у храбреца был растерянным.
— Где моя дочь?
— Один фанатик охраняет. Если я с ними в ближайшие полчаса не свяжусь, то он ее сожрет. Так что, Коля, брось шпаллером размахивать, мне и без того жить недолго осталось. Время я свое ценю, а потому решил уйти из зоны и крестного своего отблагодарить за то, что на путь истинный наставил.
— Вижу. Рожа твоя мне знакома.
— Сергей Белый. Восемь лет назад твой дружок приклеил мне бирку мокрушника и отправил в места скопления таких же. Ты тогда в капитанах шестерил. По бедности один кабинет с Ефимовым делил. Помнишь, как мать мою убили?
— Теперь помню.
Саранцев опустил пистолет. В какой-то момент он обмяк и стал похож на куклу с обрезанными веревочками. Сутки напряжения, страха, ожиданий ослабили его мышцы, и они потеряли свою упругость.
— Так ты жив?
— Рано Ефимов меня похоронил. Пора гробовщику ответить за своих покойничков. Я хочу получить шкуру Ефимова. Он должен сменить меня на нарах.
Саранцев с удивлением посмотрел на беглеца.
— Шутишь? Ему вот-вот медаль дадут или орден, а ты на него статью готовишь. У Ефимова лохматая лапа в министерстве. Ему все с рук сходит. Мужик совсем озверел.
Белый достал из кармана пухлый пакет, сложенный вдвое.
— Здесь ксерокопия признания одного старого сообщника Ефимова.
Если надо, то он выступит в суде. Теперь твоя очередь. Хочешь получить дочь, пиши донос на Ефимова. Сложи бумаги вместе и неси в министерство. — Саранцев покачал головой.
— Нет, приятель, ничего из твоей затеи не выйдет. Если я напишу донос, Ефимов утащит меня с собой или меня уберут с дороги. Твои бумаги тоже не помогут. Это называется «клевета», а не доказательство. Ефимов не постовой и не участковый. Он на доске почета района висит. Любое дело против него — это камень в стену, который тут же отскочит. Но даже если принять на веру невозможное и запереть Ефимова за колючкой в спецколонии, то что? Он там самым авторитетным зеком будет. Ефимов нигде не пропадет. Ты завтра в газеты загляни.
Я знаю, чем он сегодня занят. Национальный герой, беспощадный борец с преступностью! О чем ты говоришь, Белый?! Не ты один на него зуб имеешь, но воевать с ним бесполезно, а учить поздно.
— Я знаю одно: Ефимов — убийца и он должен ответить за это.
— Ради Бога, убей его и расквитайся. Другого выхода я не вижу.
Конвертик твой я, конечно, подброшу кому надо, но сам писать ничего не буду — бессмысленно. Все знают, что оба мы кандидаты в одно кресло. Любая моя попытка очернить Ефимова будет расцениваться как дешевый способ обойти конкурента. Не на того ты вышел.
Белый молча достал из кармана сотовый телефон и набрал номер.
Через некоторое время он услышал взволнованный голос Чижа.
— Привет, партнер. Тут папочка хочет услышать голос дочки. — Секунда замешательства, и произошло непредвиденное: рыдания девушки слышали прохожие на Щелковском шоссе.
— Папочка! Миленький, заплати им сколько скажут. Они убьют меня…
Скрип в трубке и короткие гудки. Белый ничего не понял. Пришло время его растерянности. Однако выкрик дочери вызвал у Саранцева только улыбку.
— Артистка. Я вижу, что с ней все в порядке. Отпусти ее, Белый. Девчонке учиться надо.
Он взял из рук водителя конверт и оставил свою визитную карточку.
— Звони мне домой. Проконсультировать я тебя могу, но на большее не рассчитывай.
Саранцев вышел из машины и направился в сторону метро. Встреча оставила хороший след. Он успокоился и даже повеселел. Впервые за многие годы появился человек, который хотел свалить Ефимова. Единомышленник. В одиночку Саранцев и не помышлял об этом, но теперь у него появился подручный, которого можно использовать как орудие. Белый жаждал мести. Он одержим своей идеей, а значит, готов идти на риск. Самоубийца!
***
Чиж понял, что девчонку можно отпускать. Она свою роль сыграла.
— Кажется, все. Мы можем с тобой попрощаться, Оля Саранцева. Да здравствует свобода.
— А я и была свободна. Просто ты узаконил мою ночную гулянку. Я очень хорошо погуляла, пока мои предки думали, что я, бедненькая, страдаю в когтях страшных разбойников. Ну и как я сыграла страдающую заложницу?
— Нет слов. Прямо-таки Доронина! Только зря старалась. За тебя никто выкуп не просил. Прощай!
Чиж поднялся с деревянного ящика и направился к двери.
— Эй, погоди! — Девушка нагнала его на улице. — Это как понимать? Я что, выкупа не стою?
— Может, и стоишь. Ты предложи провернуть эту аферу своему дружку, с которым ночь провела, а я не по этой части.
Ольга остановилась.
— Ух ты! Эй, погоди! Это как понимать? Сцена ревности? Побледневший Отелло?
Чиж молча шел к машине.
— Да я по твоим глазам вижу, что ты ревнуешь.
— У тебя мания величия.
Чиж сел за руль и включил двигатель.
— Эй, террорист. Ты меня до метро подбрось. Я уже ночью здесь гуляла, хватит. Ноги промокают.
— Садись.
Машина тронулась с места.
— Как тебя зовут-то, похититель малолеток?
— Андрей.
— Всего-то! Оплошал. А я думала, Робин Гуд.
— Я не страдаю манией величия. Все в серых тонах и никаких фейерверков. Ну вот и метро. Тебе в подземку, а мне сигарет купить надо.
Оля показала на киоск по другую сторону улицы.
— Туда иди. Ты «Приму» куришь, там явская продается. Киоск от фабрики. Мой дружок только туда ходит.
Они вышли из машины. Чиж даже «до свидания» не сказал, а перемахнул через парапет и побежал к фабричному киоску. Оля вновь открыла дверцу, перебралась на заднее сиденье, улеглась на полу и прикрылась чехлом.
***
Сычев в сопровождении своего молодого спутника прибыл к следователю по особо важным делам Комарову. Старый друг Сычева, один из руководителей московской прокуратуры, Бородин Федор Яковлевич постарался сделать все, чтобы помочь другу. Ему удалось убедить коллегию принять дело восьмилетней давности к пересмотру, но без регистрации, а на приоритетных началах. Такие случаи бывали в практике, но к ним относились скептически, без энтузиазма и считали пустой тратой времени.
Комаров только что вышел из отпуска и выглядел крепким, загорелым парнем с доброжелательным лицом. Судя по всему, он увлекался горными лыжами, решил Сычев, где еще можно получить ровный загар в начале весны.
— Прошу вас садиться, уважаемые коллеги. Меня зовут Рудольф Михайлович Комаров. О вас я все знаю, можете не представляться.
Посетители скромно устроились за дальним концом стола заседаний.
— Я хочу сразу высказать свое мнение по данному делу, чтобы между нами не возникало недоразумений в дальнейшем. Конечно, сейчас мы вправе выносить определение в адрес тех, кто не способен дать нам сдачи. Мы всегда валим все на своих предшественников. Любое экспертное мнение с нашей стороны будет казаться правильным. Мы это уже проходили.
— Можно по существу, — хмуро сказал Сычев.
— Пожалуйста. Все ошибки налицо. Я сравнил следственный материал с судебным протоколом. Тут очевидна подмена. На суде и словом не обмолвились о наркотиках, которые нашли в квартирах убийцы и убитого. Эти документы были изъяты и вложены на место, когда дело ушло в архив. Далее. Что тут говорить, человек давал показания и делал признания под давлением. Давайте разберемся в том, чего мы хотим добиться спустя восемь лет. Реабилитации? Кому она нужна?
Осужденному? Но мы знаем, что парень сидел за дело. Доказательством тому служит его побег и трупы на пути к свободе.
— Минуточку, — вновь оборвал следователя Сычев. — Это не доказательство, а подозрение. Доказательств у нас нет, и орудие убийства не найдено. О других трупах речи нет и быть не может.
— Странно это от вас слышать, Алексей Денисыч. Вы опытный следователь, а не адвокат убийцы.
— Я знаю свои обязанности. Мы собрались не для того, чтобы рассматривать дело в плоскости сегодняшнего дня. Мы должны дать оценку делу восьмилетней давности. Экспертную оценку со всеми выкладками.
— Мы можем дать свою оценку, если получим иск или жалобу осужденного. Такие жалобы принимались в течение месяца после вынесения приговора. В чем резон заниматься этим сегодня?
— Мне трудно объяснять прописные истины высокопоставленному чиновнику столичной прокуратуры. Истинный убийца продолжает разгуливать на свободе, чувствуя свою безнаказанность. Убил раз, убил два, а потом и преступлением свои деяния не считает.
— Философия. Ну хорошо, согласен. Посмотрим на вещи трезвыми глазами. Как картина выглядит сегодня. Мы знаем, что дознание вела милиция. Мы знаем, что следователь Ефимов грешен и на его голову можно обрушить всю вину, даже то, что он прикрывал истинного преступника. Но Ефимов продолжает работать, и нем отзываются как о высококлассном профессионале. Две правительственные награды, грамоты, личный вклад в задержание особо опасных преступников, смелость и безупречное выполнение своего долга. И вы хотите такого человека подогнать под статью? Ради кого? Ради беглого мокрушника? Реабилитация разгуливающего на свободе убийцы с карабином в руках и очернение офицера милиции, которому должно подражать сегодняшнее молодое поколение курсантов. Я не понимаю вас, Алексей Денисыч! Пусть я далек от эталона честности, но пусть справедливость торжествует в кино и книгах, а в жизни нам нужен Ефимов, а не Белый.
— Извините, Рудольф Михалыч, но я вас вновь перебью. У меня вопрос по существу. Вы вызывали на допрос Кузьмова Василия Васильевича?
— Да, конечно. Я читал вашу служебную записку. Секретаря связался с аптечным управлением, нам сообщили, что Кузьмов взял отпуск и уехал. Никто не знает, где он отдыхает. По месту жительства ему направлена повестка, но там проживают другие люди. К сожалению, это все.
— И эта фигура вас не заинтересовала?
— Мне кажется, Алексей Денисыч, что вы одной рукой цепляетесь за воздух, а другой за соломинку.
Неожиданно из-за стола встал лейтенант, достал из папки листок и поднес его Комарову — Что это?
— Баллистическая экспертиза нагана, из которого убили Симакова.
Этого документа в деле не было. Мне удалось найти оружие и сделать повторную экспертизу. Револьвер имеет свою историю. В Гражданскую войну он принадлежал комиссару Потапову из Первой конной армии Буденного. В тридцатые годы им пользовался известный московский бандит Василий Корешков. В итоге он попал в МВД, когда разоружили банду Кравчука в семидесятые годы. Наган легендарный, и его решили поместить в Музей криминалистики, тогда его так называли. Возникает вопрос: как этот самый легендарный револьвер попал в руки студента-медика Сергея Белого? Такого вопроса никто никому не задавал. Но ответ на него имеется. В восьмидесятом году из музея исчезли несколько револьверов и ножей. К экспонатам относились как к игрушкам, и должного надзора не велось. О пропаже сообщил один из общественных хранителей создаваемого музея капитан Григорий Ефимов. Дело замяли. Сотрудники не хотели лишаться премиальных ко Дню милиции.
Горелов вернулся на свое место и сел. На минуту в комнате воцарилась тишина.
Мертвая пауза была нарушена коротким стуком в дверь, после чего в кабинет вошли двое. Генерала Федора Бородина сопровождал грузный мужчина с тремя подбородками и выпученными глазами. Он страдал ожирением и одышкой.
Тяжело ступая, толстяк подошел к столу и взялся за стул, ожидая, когда ему разрешат сесть. В его руках была вишневая тонкая папочка.
При появлении начальства все встали.
— Ладно, ребята, садитесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Ищешь кого?
Чиж резко обернулся. В дверях стояла Ольга Саранцева.
— Комик. Ключи в зажигании, дверь нараспашку. Какая беспечность, господин бандит. Ну? Выкуп получил?
— Где ты была? — задал глупый вопрос Чижов. На его лице читалась растерянность.
— Я твоя заложница, а не наложница. Знаешь разницу? Со своей жены отчет требовать будешь.
Чиж хотел подойти к ней, но она его остановила.
— Стой, где стоишь. Я успею захлопнуть дверь и накинуть замок.
Лучше бы тебе не дергаться. Ишь ты, умник нашелся, запер девушку в вонючем подвале и пошел, играя плечиками. А слабо самому по колено в дерьме через люки на свободу выбраться? Ну что язык проглотил?
— Ну и видок у тебя.
— Угу. Ты у нас кавалер специфический, вместо цветов предлагаешь другими ароматами наслаждаться. И где ты обучался таким изысканным манерам?
— Зачем вернулась?
— На твою глупую рожу полюбоваться. И вот твой плейер. — Девушка достала из-за пояса черную коробку на ремешке и повесила плейер на дверную ручку.
— Ну как родители? Обрадовались?
— А ты думаешь, я их видела? Я что, похожа на дуру? Когда выкуп заплатят, тогда увидимся. Бабки у моего папани есть. Только откуда вы об этом узнали? Не каждый рискнет выкрасть дочь мента. Или вы видели, какой он себе «Дом пионеров» в пригороде строит? Дачку на двести коек. Если большевики вернутся, то там откроют санаторий для трудящихся завода «Динамо».
— Вот она родная кровь. А я не мог понять.
— Чудак. Отец как отец. Не хуже других. Но я не виновата, что он жлоб.
Чиж достал сигарету и закурил.
— Закономерный процесс. Семьдесят лет людям внушали, что все народное, а потом бросили и крикнули: «Фас!» Кто сколько урвет. В детстве я любил смотреть фильмы о животных. Один из них до сих пор помню. Два красивых ягуара сцепились в смертельной схватке. Страшное зрелище. Оба голодные, а перед ними огромный лось лежит. Но вместо того чтобы мясо жрать, они друг друга грызут. Еды хватило бы еще на десяток таких кошек. Странная и непонятная картина. Я спросил у воспитателя: «Почему?» А он пожал плечами и ответил: «Хищники!»
— Воспитателя?
— Я детдомовский. У меня не было родителей. Точнее, я их не знаю.
— А ты не такой мерзавец, каким хочешь показаться.
Ольга засмеялась.
***
Белый смотрел на Саранцева и криво ухмылялся. Пистолет его не пугал, а говорил о беспомощности оппонента. И взгляд у храбреца был растерянным.
— Где моя дочь?
— Один фанатик охраняет. Если я с ними в ближайшие полчаса не свяжусь, то он ее сожрет. Так что, Коля, брось шпаллером размахивать, мне и без того жить недолго осталось. Время я свое ценю, а потому решил уйти из зоны и крестного своего отблагодарить за то, что на путь истинный наставил.
— Вижу. Рожа твоя мне знакома.
— Сергей Белый. Восемь лет назад твой дружок приклеил мне бирку мокрушника и отправил в места скопления таких же. Ты тогда в капитанах шестерил. По бедности один кабинет с Ефимовым делил. Помнишь, как мать мою убили?
— Теперь помню.
Саранцев опустил пистолет. В какой-то момент он обмяк и стал похож на куклу с обрезанными веревочками. Сутки напряжения, страха, ожиданий ослабили его мышцы, и они потеряли свою упругость.
— Так ты жив?
— Рано Ефимов меня похоронил. Пора гробовщику ответить за своих покойничков. Я хочу получить шкуру Ефимова. Он должен сменить меня на нарах.
Саранцев с удивлением посмотрел на беглеца.
— Шутишь? Ему вот-вот медаль дадут или орден, а ты на него статью готовишь. У Ефимова лохматая лапа в министерстве. Ему все с рук сходит. Мужик совсем озверел.
Белый достал из кармана пухлый пакет, сложенный вдвое.
— Здесь ксерокопия признания одного старого сообщника Ефимова.
Если надо, то он выступит в суде. Теперь твоя очередь. Хочешь получить дочь, пиши донос на Ефимова. Сложи бумаги вместе и неси в министерство. — Саранцев покачал головой.
— Нет, приятель, ничего из твоей затеи не выйдет. Если я напишу донос, Ефимов утащит меня с собой или меня уберут с дороги. Твои бумаги тоже не помогут. Это называется «клевета», а не доказательство. Ефимов не постовой и не участковый. Он на доске почета района висит. Любое дело против него — это камень в стену, который тут же отскочит. Но даже если принять на веру невозможное и запереть Ефимова за колючкой в спецколонии, то что? Он там самым авторитетным зеком будет. Ефимов нигде не пропадет. Ты завтра в газеты загляни.
Я знаю, чем он сегодня занят. Национальный герой, беспощадный борец с преступностью! О чем ты говоришь, Белый?! Не ты один на него зуб имеешь, но воевать с ним бесполезно, а учить поздно.
— Я знаю одно: Ефимов — убийца и он должен ответить за это.
— Ради Бога, убей его и расквитайся. Другого выхода я не вижу.
Конвертик твой я, конечно, подброшу кому надо, но сам писать ничего не буду — бессмысленно. Все знают, что оба мы кандидаты в одно кресло. Любая моя попытка очернить Ефимова будет расцениваться как дешевый способ обойти конкурента. Не на того ты вышел.
Белый молча достал из кармана сотовый телефон и набрал номер.
Через некоторое время он услышал взволнованный голос Чижа.
— Привет, партнер. Тут папочка хочет услышать голос дочки. — Секунда замешательства, и произошло непредвиденное: рыдания девушки слышали прохожие на Щелковском шоссе.
— Папочка! Миленький, заплати им сколько скажут. Они убьют меня…
Скрип в трубке и короткие гудки. Белый ничего не понял. Пришло время его растерянности. Однако выкрик дочери вызвал у Саранцева только улыбку.
— Артистка. Я вижу, что с ней все в порядке. Отпусти ее, Белый. Девчонке учиться надо.
Он взял из рук водителя конверт и оставил свою визитную карточку.
— Звони мне домой. Проконсультировать я тебя могу, но на большее не рассчитывай.
Саранцев вышел из машины и направился в сторону метро. Встреча оставила хороший след. Он успокоился и даже повеселел. Впервые за многие годы появился человек, который хотел свалить Ефимова. Единомышленник. В одиночку Саранцев и не помышлял об этом, но теперь у него появился подручный, которого можно использовать как орудие. Белый жаждал мести. Он одержим своей идеей, а значит, готов идти на риск. Самоубийца!
***
Чиж понял, что девчонку можно отпускать. Она свою роль сыграла.
— Кажется, все. Мы можем с тобой попрощаться, Оля Саранцева. Да здравствует свобода.
— А я и была свободна. Просто ты узаконил мою ночную гулянку. Я очень хорошо погуляла, пока мои предки думали, что я, бедненькая, страдаю в когтях страшных разбойников. Ну и как я сыграла страдающую заложницу?
— Нет слов. Прямо-таки Доронина! Только зря старалась. За тебя никто выкуп не просил. Прощай!
Чиж поднялся с деревянного ящика и направился к двери.
— Эй, погоди! — Девушка нагнала его на улице. — Это как понимать? Я что, выкупа не стою?
— Может, и стоишь. Ты предложи провернуть эту аферу своему дружку, с которым ночь провела, а я не по этой части.
Ольга остановилась.
— Ух ты! Эй, погоди! Это как понимать? Сцена ревности? Побледневший Отелло?
Чиж молча шел к машине.
— Да я по твоим глазам вижу, что ты ревнуешь.
— У тебя мания величия.
Чиж сел за руль и включил двигатель.
— Эй, террорист. Ты меня до метро подбрось. Я уже ночью здесь гуляла, хватит. Ноги промокают.
— Садись.
Машина тронулась с места.
— Как тебя зовут-то, похититель малолеток?
— Андрей.
— Всего-то! Оплошал. А я думала, Робин Гуд.
— Я не страдаю манией величия. Все в серых тонах и никаких фейерверков. Ну вот и метро. Тебе в подземку, а мне сигарет купить надо.
Оля показала на киоск по другую сторону улицы.
— Туда иди. Ты «Приму» куришь, там явская продается. Киоск от фабрики. Мой дружок только туда ходит.
Они вышли из машины. Чиж даже «до свидания» не сказал, а перемахнул через парапет и побежал к фабричному киоску. Оля вновь открыла дверцу, перебралась на заднее сиденье, улеглась на полу и прикрылась чехлом.
***
Сычев в сопровождении своего молодого спутника прибыл к следователю по особо важным делам Комарову. Старый друг Сычева, один из руководителей московской прокуратуры, Бородин Федор Яковлевич постарался сделать все, чтобы помочь другу. Ему удалось убедить коллегию принять дело восьмилетней давности к пересмотру, но без регистрации, а на приоритетных началах. Такие случаи бывали в практике, но к ним относились скептически, без энтузиазма и считали пустой тратой времени.
Комаров только что вышел из отпуска и выглядел крепким, загорелым парнем с доброжелательным лицом. Судя по всему, он увлекался горными лыжами, решил Сычев, где еще можно получить ровный загар в начале весны.
— Прошу вас садиться, уважаемые коллеги. Меня зовут Рудольф Михайлович Комаров. О вас я все знаю, можете не представляться.
Посетители скромно устроились за дальним концом стола заседаний.
— Я хочу сразу высказать свое мнение по данному делу, чтобы между нами не возникало недоразумений в дальнейшем. Конечно, сейчас мы вправе выносить определение в адрес тех, кто не способен дать нам сдачи. Мы всегда валим все на своих предшественников. Любое экспертное мнение с нашей стороны будет казаться правильным. Мы это уже проходили.
— Можно по существу, — хмуро сказал Сычев.
— Пожалуйста. Все ошибки налицо. Я сравнил следственный материал с судебным протоколом. Тут очевидна подмена. На суде и словом не обмолвились о наркотиках, которые нашли в квартирах убийцы и убитого. Эти документы были изъяты и вложены на место, когда дело ушло в архив. Далее. Что тут говорить, человек давал показания и делал признания под давлением. Давайте разберемся в том, чего мы хотим добиться спустя восемь лет. Реабилитации? Кому она нужна?
Осужденному? Но мы знаем, что парень сидел за дело. Доказательством тому служит его побег и трупы на пути к свободе.
— Минуточку, — вновь оборвал следователя Сычев. — Это не доказательство, а подозрение. Доказательств у нас нет, и орудие убийства не найдено. О других трупах речи нет и быть не может.
— Странно это от вас слышать, Алексей Денисыч. Вы опытный следователь, а не адвокат убийцы.
— Я знаю свои обязанности. Мы собрались не для того, чтобы рассматривать дело в плоскости сегодняшнего дня. Мы должны дать оценку делу восьмилетней давности. Экспертную оценку со всеми выкладками.
— Мы можем дать свою оценку, если получим иск или жалобу осужденного. Такие жалобы принимались в течение месяца после вынесения приговора. В чем резон заниматься этим сегодня?
— Мне трудно объяснять прописные истины высокопоставленному чиновнику столичной прокуратуры. Истинный убийца продолжает разгуливать на свободе, чувствуя свою безнаказанность. Убил раз, убил два, а потом и преступлением свои деяния не считает.
— Философия. Ну хорошо, согласен. Посмотрим на вещи трезвыми глазами. Как картина выглядит сегодня. Мы знаем, что дознание вела милиция. Мы знаем, что следователь Ефимов грешен и на его голову можно обрушить всю вину, даже то, что он прикрывал истинного преступника. Но Ефимов продолжает работать, и нем отзываются как о высококлассном профессионале. Две правительственные награды, грамоты, личный вклад в задержание особо опасных преступников, смелость и безупречное выполнение своего долга. И вы хотите такого человека подогнать под статью? Ради кого? Ради беглого мокрушника? Реабилитация разгуливающего на свободе убийцы с карабином в руках и очернение офицера милиции, которому должно подражать сегодняшнее молодое поколение курсантов. Я не понимаю вас, Алексей Денисыч! Пусть я далек от эталона честности, но пусть справедливость торжествует в кино и книгах, а в жизни нам нужен Ефимов, а не Белый.
— Извините, Рудольф Михалыч, но я вас вновь перебью. У меня вопрос по существу. Вы вызывали на допрос Кузьмова Василия Васильевича?
— Да, конечно. Я читал вашу служебную записку. Секретаря связался с аптечным управлением, нам сообщили, что Кузьмов взял отпуск и уехал. Никто не знает, где он отдыхает. По месту жительства ему направлена повестка, но там проживают другие люди. К сожалению, это все.
— И эта фигура вас не заинтересовала?
— Мне кажется, Алексей Денисыч, что вы одной рукой цепляетесь за воздух, а другой за соломинку.
Неожиданно из-за стола встал лейтенант, достал из папки листок и поднес его Комарову — Что это?
— Баллистическая экспертиза нагана, из которого убили Симакова.
Этого документа в деле не было. Мне удалось найти оружие и сделать повторную экспертизу. Револьвер имеет свою историю. В Гражданскую войну он принадлежал комиссару Потапову из Первой конной армии Буденного. В тридцатые годы им пользовался известный московский бандит Василий Корешков. В итоге он попал в МВД, когда разоружили банду Кравчука в семидесятые годы. Наган легендарный, и его решили поместить в Музей криминалистики, тогда его так называли. Возникает вопрос: как этот самый легендарный револьвер попал в руки студента-медика Сергея Белого? Такого вопроса никто никому не задавал. Но ответ на него имеется. В восьмидесятом году из музея исчезли несколько револьверов и ножей. К экспонатам относились как к игрушкам, и должного надзора не велось. О пропаже сообщил один из общественных хранителей создаваемого музея капитан Григорий Ефимов. Дело замяли. Сотрудники не хотели лишаться премиальных ко Дню милиции.
Горелов вернулся на свое место и сел. На минуту в комнате воцарилась тишина.
Мертвая пауза была нарушена коротким стуком в дверь, после чего в кабинет вошли двое. Генерала Федора Бородина сопровождал грузный мужчина с тремя подбородками и выпученными глазами. Он страдал ожирением и одышкой.
Тяжело ступая, толстяк подошел к столу и взялся за стул, ожидая, когда ему разрешат сесть. В его руках была вишневая тонкая папочка.
При появлении начальства все встали.
— Ладно, ребята, садитесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64