Ну а тайны тут нет никакой. «Летучий голландец» остановить невозможно.
— Ты прав, Куркин. Мы словно в другую страну попали. В другие времена. Так и жди появления батьки Махно или атамана Семенова. — Белый засмеялся.
— Сумели такую страну в хаос превратить, сумеют на ее обломках новый мир построить.
Куркин раскраснелся, словно кто-то с ним спорил. Он пытался что-то доказать, но говорил сам с собой, забывая о присутствующих. Белому нравился этот русский великан с голубыми добрыми глазами, в глубине которых спряталась обреченность.
Поезд шел на высокой скорости. Последний вагон сильно болтало.
Куркин замолк. Его напряжение передавалось ребятам в солдатских шинелях. Первые выстрелы стали облегчением.
— Бери автоматы и залегай за мешки! Створки поднимай вверх и пали.
Куркин отдал приказ, перекрестился и, схватив автомат, бросился на пол. Пули выбивали щепки из вагона, словно кто-то рубил его на дрова. Белый и Куркин открыли огонь из автоматов, Чижов взял карабин и выставил ствол наружу.
— Главное, не дать им подобраться к вагонам. Здесь поезд описывает дугу и замедляет ход. Бей их, гадов косоглазых!
Чиж отстреливал тех, кто ближе всех подбирался к вагонам.
Всадников было не меньше сотни и стреляли они метко, на полном скаку. Среди общей массы выделялся один наездник на белом коне, которого окружала стена из шести человек на вороных лошадях. Чиж знал законы боя, которые используют азиаты. Без вожака они превращаются в безмозглое стадо, которым невозможно управлять. Но если вести прицельную стрельбу по определенной цели, то он пропустит шального ездока к поезду, а это уже проигрыш. Чижов решил бить по лошадям, выбивая их из-под ног налетчиков. Решение было правильным. Первые три аксакала на вороных конях слетели с лошадей в течение одной минуты. Белого скакуна удалось подбить с двух раз. Всадник перелетел через коня и едва не был затоптан собственной охраной. Все, кто шел позади, тут же повернули назад. Те, кто выскочил вперед, летели по инерции.
— Хана срезали! — заявил Куркин. — Ух ты, мать твою!
Горстка смельчаков в дюжину человек продолжала преследование до тех пор, пока не сократилась вдвое. Бой был выигран за десять минут.
— Черт! Я даже испугаться не успел, — с гордостью заявил Белый.
— Не так страшен черт, как его малюют, — усмехнулся Чижов. — А я думал, Хан — казах.
— А кто же он? — удивился Куркин, вставая на ноги.
— Стопроцентный монгол.
— А его часом не Батый зовут? — спросил Белый.
— Хан, он и есть Хан, — не понял вопроса Куркин.
— Мне говорили, что много монголов ушли в степи Казахстана. Кочуют, воруют скот, лошадей, но чтобы на «железку» выходили, не слыхал.
Куркин взглянул на Чижова.
— Тебя как зовут, паренек?
— Андрей.
— Первозванный. Андрей Спаситель. Ловко ты их подкосил.
— Это тебе урок, Куркин, на следующий заход. Убирай вожака. Азиаты учились воевать у собственных лошадей. Все стадо идет следом за лидером. Они не думают, они повторяют то, что делает главный.
— Буду знать. Только больше я никуда не пойду.
Куркин вытянул руки вперед:
— Видишь, как пальцы трясутся. Хватит.
— Тогда наливай, пора, — предложил Белый.
— Да. Закончим наш обед. Отвлекают.
Сели вокруг ящика. Куркин достал из-под тулупа алюминиевую фляжку.
— Все, хватит, отвоевался.
— Ладно, забудь. — Белый похлопал здоровяка по плечу. — Тебя как звать?
— Куркин.
— А имя есть?
— Вова.
— Разливай, Вова. До Москвы путь долгий, а кошмары остались позади.
— Неужели? — спросил Чижов.
— Во всяком случае, те, что планировались на отрезок от точки А до точки Б.
— Тебе виднее.
***
Задание было стандартным, без особых выкрутасов, и Сомов оставался спокойным и холодным, как лягушка на листе болотной лилии. Он сидел на подоконнике между шестым и седьмым этажами и думал о предстоящей вечеринке, которую устраивал в честь своего отъезда в Ессентуки. Отдельный кабинет в «Арагви», шашлыки, девочки, вино и ночной поезд. Сомов устал, и зима действовала ему на нервы слякотью и серостью.
Часы показывали четырнадцать ноль одну. Он находился в подъезде больше шести минут, что идет вразрез с инструкцией. К таким мелочам Сомов относился спокойно. Жизнь не вмещается в рамки догм и инструкций, она непредсказуема. У Сомова имелись причины считать себя везунчиком, и он оптимистично смотрел на любые события. Смерть сама знает, когда прийти за тобой, и если тебе суждено умереть от пули, то кирпич не свалится на голову.
К подъезду дома подкатил темно-синий «мерседес». Шофер вышел из машины, обошел ее и открыл заднюю дверцу. Сначала появилась нога, а затем вся туша человека, похожего на старого неуклюжего слона. Он медленно направлялся к дому, держа в руках тяжелый кожаный портфель.
Сомов спрыгнул с подоконника и, спустившись на лестничную клетку шестого этажа, встал возле раздвижных дверей лифта. Мотор подъемника загудел.
Сомов оставался неподвижным. Он ждал человека с портфелем. Скрежет приближающейся кабины нарастал. И вот пришел момент, когда старая несмазанная телега остановилась. Двери разъехались в стороны. Взгляды двух человек встретились. Сомов улыбнулся.
— Добрый день.
Толстяк с портфелем и в старомодной фетровой шляпе не ответил, а лишь коротко кивнул. «Никто не хочет расшаркиваться перед смертью, — подумал Сомов, — а зря. Смерть надо уважать!»
Молодой человек посторонился и позволил солидному господину выйти из кабины. Толстяк свернул влево, к шестьдесят девятой квартире. Сомов прижал ногой раздвижные двери и вынул руку из правого кармана, в которой находился пистолет с глушителем. Толстяк не видел, как черный ствол нацелился в его затылок. Четыре легких хлопка не разбудили бы спящую кошку. Старомодная шляпа отлетела, а лысый череп превратился в кровавый ком. Тяжелая туша повалилась на дверь и начала сползать вниз, оставляя на черной кожаной обивке бурые маслянистые пятна.
Сомов бросил пистолет рядом с телом и вошел в лифт. Двери захлопнулись, подъемник со скрежетом пополз вниз. Сомов стянул с рук тонкие резиновые перчатки и вложил их в пустую пачку из-под сигарет. На площадке первого этажа он надел очки с простыми стеклами и вышел из дома.
Падал мокрый снег, и Сомов поднял воротник куртки. «Мерседес» стоял на месте, а шофер не отрывал глаз от книги. Он любил читать боевики о наемных убийцах.
Настоящий убийца тем временем свернул на дорожку, миновал машину и нырнул в арку. Проходя мимо мусорного контейнера, Сомов оглянулся. Ни души. Он бросил в мусорную кучу очки и мятую пачку из-под сигарет.
В десяти шагах у тротуара стояла белая «шестерка» с грязными номерами. Сомов сел в машину и включил двигатель. В те секунды, пока разогревался двигатель, убийца сорвал с головы черный парик и тонкую полоску усов, приклеенную под носом. Налет кавказской внешности исчез мгновенно с появлением редких рыжих волос и исчезновением грубых черных усов. Наклейки были брошены в пакет и убраны под сиденье.
Машина плавно тронулась с места и направилась к центру города, теряясь в общем потоке движения.
Спустя пятнадцать минут Сомов свернул направо и выскочил на Олимпийский проспект. Три машины ГАИ и десяток нарушителей вели знакомую всем войну. Полосатый жезл мелькнул перед капотом Сомова.
— Сволочи! — рыкнул Сомов.
Он знал маршрут наизусть и мог проехать его с закрытыми глазами.
Он точно знал, что знака здесь не было и они его выставили, чтобы стричь лохов.
Белая «шестерка» остановилась впереди остальных машин, но водитель из автомобиля не вышел. Сомов наблюдал в зеркало заднего вида, как ленивый гаишник, переваливаясь с ноги на ногу, приближался к его «Жигулям». Сомов опустил стекло.
Лейтенант потребовал документы и не реагировал на возмущение водителя. Он делал свою работу, и спорить с ним не имело смысла. Сомов подал права и техталон лейтенанту. Тот ознакомился с бумагами и холодно сказал:
— Пройдите к «форду», там составят протокол. — Гаишник повернулся и направился назад, где стоял вышеназванный автомобиль, унося с собой документы. Сомов ударил кулаком по рулевому колесу Только теперь он понял, что его спокойствие лишь видимый фарс, а на самом деле он уже на грани нервного срыва. Сделав несколько глубоких вдохов, Сомов вышел из машины.
Бодров был контролером с большим стажем и огромным опытом. В свое время он, как и Сомов, работал «подъездником», что не требовало большой квалификации и оплачивалось унизительно низкими ставками. Теперь Бодров поднялся на несколько ступеней вверх и имел право при необходимости ликвидировать ликвидаторов. Сегодняшнее задание ему не нравилось. Бодров имел высокий статус и контролировал снайперов, а тут ему всучили «бродягу». Но когда машина Сомова свернула на запрещающий знак, то Бодров напрягся. Он затормозил за десять метров до поворота и вышел из машины.
Поведение киллера ему стало непонятным. Знак виден издали, при «отходе» риск исключен. Бодров подошел к светофору и увидел вереницу машин и гаишников. Теперь картина прояснилась. Знак на подставке — ловушка для чайников. Но три машины ГАИ слишком много для жидкой кашки. Бодров видел, как остановили машину его подопечного и как к ней направился стригач. В эту секунду требовалось принять решение. Впервые Бодров почувствовал неуверенность.
Когда Сомов вышел из арки, контролер понял, что операция прошла успешно. Бодров стоял на другой стороне улицы больше часа и видел прибытие Сомова и отход. Ничего не говорило о том, что за ним ведут наблюдение. Бригадир выставил пост у соседнего дома. Женщина гуляла с ребенком в садике и наблюдала за подъездом. Чисто. Сигналов тревоги не поступало. Бодров развернулся и поехал следом за Сомовым. Рядом работала видеокамера с широкоугольным объективом, и все машины с их номерами фиксировались на пленке.
Бодров оставался спокойным и продолжал вести Сомова по маршруту отхода. Дважды он передавал его на попечение коллег и срезал углы. Возле Олимпийского проспекта Бодров вновь взял Сомова под свой контроль, и тут Сомов действовал механически и не видел знака, что говорит о его напряжении. В кармане контролера находился пульт дистанционного управления. Стоило ему нажать кнопку, и белая «шестерка» взлетит в воздух. Потеря Сомова ничего не значила для организации, арест Сомова внесет сумятицу в ряды его коллег. Второй провал за месяц — непозволительная роскошь. Но тут был и другой фактор.
Взрыв в центре Москвы насторожит оперативников и всполошит сонное начальство на Петровке. Ход грубый и неуместный. Пока гаишник приближался к белой «шестерке», Бодров не пришел к однозначному решению и медлил. Он видел, как гаишник передал документы водителю «форда» и вышел с жезлом на середину улицы. В ту же минуту из «шестерки» на свет Божий вынырнул Сомов и, озираясь по сторонам, направился к «форду». Теперь взрыв не имел смысла. У контролера не хватило аргументов для принятия решения. А аргумент имелся: если руководство поручило ему контролировать обычную операцию, то для этого имелись веские причины. Бодров и сам удивлялся своему заданию, но следовало не удивляться, а действовать. Его смутил один вопрос: как опера могли вычислить маршрут отхода?
Расчет на смекалку Бодрова себя не оправдал. Когда Сомов подошел к патрульной машине, контролер потерял свои функции и мог лишь выполнять роль обычного наблюдателя — зеваки.
Те, кто готовил операцию с противоположной стороны, действовали методом «снег на голову» и даже не подумали о существовании взрывного устройства. Несколько невинных владельцев «Жигулей» и работников милиции могли взлететь на воздух. Подполковник милиции Ефимов родился в другое время. Он учился воевать у бандитов с газырями на груди черкески и кинжалом на поясе там, где все позволено и все хорошо, если враг повержен, а ты отплясываешь лезгинку на крышке его гроба.
Сомов дождался, когда очередной нарушитель освободит переднее сиденье «форда», и занял его место рядом с водителем в лейтенантских погонах.
Кто-то еще сидел в машине на заднем сиденье, но нарушитель не посмотрел назад.
Капитан устало повернул голову.
— Фамилия!
— Сомов.
Капитан прищурил глаза и внимательно осмотрел сидевшего рядом человека. Он впервые видел наемного убийцу, не киношного, а настоящего. Обычный человек, не зверь, не громила, а так, ни то ни се! За двадцать минут до встречи он и трое его напарников на других машинах прибыли на Олимпийский и выставили привезенный знак на угол проспекта. Десяток машин было остановлено без особых причин, а скорее, для видимости работы. Массовка играла натурально, возмущениям не было предела. Инструкции получали по ходу операции от майора, который разгуливал с жезлом в лейтенантских погонах. Руководил операцией подполковник Ефимов, которого работники управления видели впервые. Поверх мундира Ефимов накинул обычный серый пуховик и застегнул его на одну пуговицу. Сейчас его погоны могли смутить зевак и автомобилистов, они ему понадобятся при задержании преступника. Последним, кто получал от Ефимова инструкции, был безликий очкарик, сидевший на заднем сиденье «форда».
— А главное, не дрейфь, Гоша. Дело пустяшное, а раздуть его можно, как воздушный шар. У тебя все в порядке?
Ефимов постучал по кожаной сумке, стоявшей в ногах очкарика.
— Не беспокойтесь. После операции к вам на кривой козе не подъедешь, знаю я вас, оперативников. Заранее два-три вопроса.
— Валяй, Гоша.
— Первый вопрос напрашивается сам собой. Что вы будете делать, если киллер поедет другой дорогой?
— Наши посты стоят на всем пути следования убийцы, и при малейшем отклонении от курса мы получим сигнал. Но рация молчит, значит, все идет так, как надо. И запомни, Гоша: это интервью ты брал в моем кабинете. Во время нашего разговора позвонил телефон, и я выехал на задержание, а ты увязался за мной. Жертву спасти не удалось, и мы ринулись в погоню. Работники ГАИ при задержании опасного преступника проявили себя как классные профессионалы. — Ефимов подмигнул капитану, который повернул назад голову и слушал сумбурный бред шального подполковника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64