Были выделены произвольные память, внима-
ние, восприятие, движение, но мотивация все еще рассматрива-
лась только в непроизвольной форме. Постепенно в советской
психологии формировалось представление о необходимости и
возможности произвольной мотивации [см.: 21; 44; 166]. Важные
указания на необходимость выделения произвольной формы
мотивации можно найти в работах К. Маркса, посвященных
анализу трудовой деятельности человека, направленной на
достижение социальных целей. Эти идеи были развиты в рабо-
тах советских исихологов, однако надо признать, что произволь-
117
ная форма побуждения к деятельности рассматривалась в ос-
новном в рамках исследований волевой регуляции действий, где
воля понималась как самостоятельное начало активности наря-
ду с потребностями и мотивами (см.: 304; 369].
При исследовании мотивации обычно исходят из наличия у
субъекта возникающей независимо от его намерений актуальной
потребности, которая должна через свои мотив, цели и действия
получить удовлетворяющий ее предмет. Но реально дело часто
обстоит скорее наоборот. Независимо от потребностей человека
общество включает его в решение социальных задач, и человек
на основе ориентировки в своих мотивах должен найти мотива-
ционное обоснование и побуждение своей деятельности по дости-
жению общественных целей или создать новый мотив, чтобы
вписать цели общества в свою мотивацию и соединить тем са-
мым потребности общества и личные потребности. И в этом
смысле прав С. Л. Рубинштейн, который указывал, что <мотивы
определяются задачами, в которые включается человек, во вся-
ком случае не в меньшей мере, чем эти задачи-мотивами...>
и что <в своих вершинных формах они основываются на созна-
нии человеком своих моральных обязанностей, задач, которые
ставит перед ним общественная жизнь...> [282, с. 564, 565].
Вопрос о формировании новых мотивов через осознание об-
щественной необходимости ставился в работах Л. И. Божович
[44], В. И. Ковалева [168] и других ученых, но не получил доста-
точной теоретической и экспериментальной проработки. Некото-
рые подходы наметились в работе Р. Р. Бибриха [39], где была
показана роль структуры учебных целей в превращении знаемых
мотивов в реально действующие.
Общественные задачи возникают из необходимости произ-
водства нужных человеку условий жизни, но, возникнув, они
развиваются по своим независимым от человека законам, <втя-
гивая> людей в процесс их решения и заставляя человека осмыс-
ливать собственную деятельность, т. е. находить и создавать
мотивы социальной деятельности. Поэтому можно выделить два
рода целей: цель как конкретное наполнение мотива, один из
этапов его достижения и цель, задаваемая другими людьми и
обществом в целом. Цели первого рода выводятся из готового
мотива, вторые требуют нахождения адекватного- мотива для
создания побуждения.
Развитие произвольности начинается с подчинения внешним
требованиям, исходящим от общества. Ф. Энгельс отмечал, что
<племя, род и их учреждения были священны и неприкосновен-
ны, были той данной от природы высшей властью, которой от-
дельная личность оставалась безусловно подчиненной в своих
чувствах, мыслях и поступках> [1, т. 21, с. 99].
Как уже отмечалось ранее, возможность перехода к произ-
вольному поведению создавало развитие сознания и языка, само
общественное принуждение, так как внешние средства такого
принуждения осознавались и могли становиться собственными
внутренними средствами организации своего поведения.
Первой общественной необходимостью, с которой столкнулся
человек, была необходимость в трудовой деятельности. Отдель-
ные трудовые действия, как правило, не имеют за собой акту-
альной потребности, поэтому такое действие должно приобрести
для человека какой-то смысл, чтобы иметь субъективное оправ-
дание своего осуществления. Понятно, что осознание связи дей-
ствия с удовлетворением потребности в будущем не обладает
побудительной силой. Вряд ли обладает побудительной силой
и сама потребность предвидимого будущего, так как она скорее
знаемая, чем актуально переживаемая, хотя и несомненно, что
именно эта потребность каким-то образом обязательно участ-
вует в побуждении к действию <здесь и теперь>. Чтобы объеди-
нить будущее и настоящее, необходимо иметь особое образова-
ние, включающее в себя элементы будущего и настоящего и
выступающее в качестве эквивалента мотива в ситуации предви-
димого будущего. Мы разделяем мнение В. К. Вилюнаса, что
роль такого эквивалента может выполнить смысл действия, по-
рождаемый потребностями будущего и пониманием связи дей-
ствия данного момента с предвидимой ситуацией [см.: 73]. Про-
исходит как бы <смысловое отождествление цели с мотивом>,
и функция побудительности отдаленного мотива переходит вре-
менно к цели, получившей свой смысл [см.: 29], а в смыслах дей-
ствий объединяются знания и потребности, которые участвуют в
формировании побуждений к действиям, направленным в буду-
щее.
Такое предположение требует принять и другую гипотезу,
что и в условиях актуально переживаемой потребности побуж-
дающая сила исходит не от нее самой, а от создаваемого ею че-
рез мотив биологического или личностного смысла предмета и
действия по отношению к этому предмету Но это означает, что
между мотивом как основанием действия и побуждением к ак-
тивности находится смысл действия и побудительная функция
йотива реализуется только через смысл. Если согласиться с
этим, то механизмом произвольного изменения побудительности
могло бы быть изменение смысла действия через переосмысле-
ние ситуации, создание воображаемой ситуации, актуализирую-
щей новые мотивы, и т. д.
Произвольное формирование побуждения развертывается в
плане сознания, во <внутреннем интеллектуальном плане> [см.:
44]. Смысл действий задается мотивами человека, но не опреде-
ляется ими автоматически, а образуется в результате самостоя-
тельного процесса его построения [см.: 72; 73; 197; 198]. И по-
Побудительность есть явление часто субъективное. Потребность как
жизненная задача не может иметь свойства побудительности. Например, по-
требность растений в нужных веществах не создает активного поведения.
Нет такого свойства и в предметах внешней среды.
119
скольку личностный смысл является составляющей структуры
сознания, он не может формироваться вне познавательных про-
цессов, в частности вне понимания ситуации, отношения дейст-
вия и цели к мотиву, вне предвидения последствий действий.
В формировании смысловых образований участвует и мышле-
ние, работа которого иногда проявляется в ложных смыслах,
в разочарованиях и <прозрениях> человека при осознании им
подлинных мотивов своего поведения. Само по себе сознание не
может породить смысл действий, но оно может принимать лож-
ные смыслы за истинные, порождать ложные цели, создавать
их неадекватную привлекательность, представлять ложные
последствия действий. Из этого следует, что формирование
смысла действия или намеренное его изменение составляют одно
из звеньев мотивационного действия в его произвольной созна-
тельной форме.
Пока еще трудно вычленить всю структуру мотивационного
действия, но ясно, что сюда войдут все этапы волевого акта
(волевого процесса): целеобразование (наполнение мотива
адекватными целями); принятие решения о действии на основе
учета своих желаний, объективных интересов и последствий дей-
ствий; учета вероятности успеха действия через оценку своих
физических и психических возможностей, включающего в свою
очередь учет своего функционального состояния, своих умений
и знаний, своей работоспособности, обеспеченности средствами,
вероятности противодействия своему поведению со стороны дру-
гих людей или объективных обстоятельств и пр. Таким образом,
мотивационное действие или процесс создания побуждения
можно представить как решение отдельных подзадач, каждая из
которых имеет свои собственные более частные подзадачи. При-
чем это действие протекает не только линейно, но-чаще все-
го-с циклическими возвращениями к исходным подзадачам.
Так, например, человек может выбрать по каким-то основаниям
цель, но в процессе принятия решения о действии, за которым
должно следовать формирование побуждения, могут выявиться
малая вероятность успеха, высокая энергетическая цена дейст-
вия или неприемлемость последствий действия, и тогда процесс
мотивации возвращается к исходной точке определения цели, от-
вечающей мотиву.
Когда цель задается человеку извне, то первая операция в
мотивационном процессе-это поиск в памяти мотива, способ-
ного отвечать данной цели и создавать смысл действий. Если
такого адекватного мотива нет, то побуждение формируется на
единственном мотиве избегания наказания или неприятной си-
туации либо к этому мотиву добавляется еще один значимый
для человека мотив, например через воображаемую ситуацию,
где мотив и действия реальны, но их связь существует только
в сознании человека. Поведение без актуальной потребности-
это и есть волевое поведение, где смысл заданного извне дейст-
вия формируется через произвольно выбранный субъектом мо-
120
тив, через осмысление ситуации и последствий действий. Затем
если действие неоднократно повторяется, то либо оно <привя-
зывается> к имеющейся системе мотивов человека, либо у него
формируется новый мотив, внутренне связанный с задаваемым
действием.
Таким образом, волевое поведение-это часто поведение пе-
реходное от заданного действия к действию с адекватным моти-
вом или, другими словами, к действию с постпроизвольной моти-
вацией, когда произвольная мотивация автоматизируется, свер-
тывается до актуализации того или иного мотива.
Заключение
Понятие воли в современной психологии в
большей мере житейское, чем научное. Здесь особенно часто
ссылаются на свой личный опыт, на свои ощущения, на свои
представления. Недостаточная методическая оснащенность ис-
следований, посвященных проблеме воли, затрудняет объектив-
ное, свободное от ошибок прошлого и груза обыденных пред-
ставлений выявление закономерностей и механизмов волевой ре-
гуляции.
Попытки понять волю как особое психическое образование,
хотя и очень сложное, наталкиваются на тот ведущий в тупик
ответ, который не раз давался на разные вопросы в разных
науках. Ответ заключается в приписывании объекту (и субъек-
ту) некоторой способности, призванной объяснить наблюдаемое
явление. Так, например, утверждалось, что возможность дерева
гореть определяется наличием флогистона; возможность челове-
ка видеть предметы внешнего мира определяется способностью
восприятия; запоминает человек потому, что у него есть память,
а направляет сознание на определенный предмет потому, что
обладает вниманием. Однако выделение отдельных способно-
стей, функций или процессов для каждой конкретной задачи
(будь то построение образа, или сохранение и воспроизведение
событий прошлого, или направление сознания на определенное
содержание) сталкивается с тем простым фактом, что, к приме-
ру, отражение внешнего мира требует согласованной работы от-
дельных выделяемых способностей (функций): восприятия, па-
мяти, мышления, внимания и пр. Иначе говоря, вначале мы до-
пускаем наличие особых способностей или психических функций,
а затем вынуждены признавать, что ни одна из них самостоя-
тельно своих задач не решает. Поэтому и возникают трудности
при поиске неврологических механизмов таких сложных функ-
ций, как рассудочная деятельность животных [см.: 184] или
сложные умения человека (речь, письмо и пр.) [см.: 217]. И по-
тому естественно обращение Л. С. Выготского к понятию выс-
ших психических функций, которые понимаются как особая ак-
121
тивность с внешними и внутренними звеньями по решению раз-
личных задач (построения образа, запоминания событий, на-
правленности сознания и пр.). Сегодня более адекватным пред-
ставляется не функционалистский подход к психике, а положе-
ние о единстве психики, решающей различные задачи (на запо-
минание, на внимание, на мышление, на мотивацию) на основе
врожденных и приобретенных средств и способов.
Обилие гипотез при отсутствии заметного прогресса в выде-
лении психической реальности, соотносимой с термином <воля>,
вряд ли является случайным. Дело скорее всего в том, что та-
кой особой реальности просто не существует, а намеренное из-
менение побуждения к заданному действию достигается через
совместную работу известных психических процессов или, точ-
нее, в результате целостной работы мозга и психики. Косвенное
подтверждение этого видится в наличии различных теорий воли,
отличающихся представлениями о механизмах волевой регуля-
ции. Эти теории верно отмечают роль различных процессов в
волевой регуляции (мышления, памяти, воображения, эмоций,
мотивов), но возводят одни из них в ранг основного и даже
единственного процесса. Целостный характер работы психики
(сознания) в волевой регуляции не раз отмечался в литературе
[см.: 301; 304].
В ситуативном изменении смысла действия, лежащего в ос-
нове произвольного изменения побуждения, участвует практиче-
ски вся познавательная сфера (в большей мере память и вооб-
ражение) и аффективно-потребностная сфера (потребности, мо-
тивы, эмоции). Поэтому чем богаче смысловая сфера человека,
тем проще ему выполнить заданное действие или регулировать
психические процессы (проще увидеть и пережить смысл дейст-
вия). А богатство смысловой сферы в свою очередь зависит от
богатства отношений человека с миром-познавательных и мо-
тивационных.
Понимание волевой регуляции как регуляции действий или
психических процессов через произвольную форму мотивации
означает, что побуждение к действию обеспечивается не особым
образованием-волей, не особыми волевыми мотивами, не осо-
бой потребностью в преодолении препятствий, а работой общего
для любой активности мотивационного механизма, но работой
намеренной, осознанной и произвольной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25