Все это заносилось, закружилось по комнате и наконец подняло меня с постели.Это пришла Иванна. Я ее даже сразу не узнал. Иванна часто забегала к нам на минутку, когда работала по соседству на строительстве нового здания отделения дороги. В синем рабочем комбинезоне, в какой-то смешной восьмигранной кепке, из-под которой таращились большие миндалевидные глаза.Сегодня Иванна была в красивом пальто, модных туфельках, ярко-рыжие волосы в живописном беспорядке. В руках маленькая белая сумка.— Что тут у вас происходит? — вызывающе спросила она. — Это правда, что Сашка женился? Вот чушь! Сашка женился… Не смешите меня.— Подыми занавеску, — сказал я.Иванна проворно метнулась к окну, одним легким движением вскочила на подоконник и стала воевать с занавеской. Я с удовольствием смотрел на ее крепкие ноги, тоненькую фигуру.Я неделю прожил у Игоря, и она ни разу не появилась у нас. Все лето девчонка готовилась к приемным экзаменам в институт и вот не прошла по конкурсу: не хватило одного балла. Иванна расстроилась и целый месяц никого не хотела видеть, а Игоря почему-то в особенности. Так он сказал.— Где Сашка? — спросила Иванна, взглянув на гитару.Шуруп, проводив молодую жену, уехал в командировку. На три дня. Сегодня или завтра должен вернуться.— Ты знаешь, он и вправду женился, — сказал я.Иванна пристально посмотрела мне в глаза и, вздохнув, отвернулась.— Ну и дурак, — помолчав, сказала она.— Ее звать Мила.— Мне совершенно безразлично, — сказала Иванна. — Мила, Зина, Вера или Авдотья…— Вот так, женился наш Шуруп…— Где этот дурачок? — вздохнула она. — Надо поздравить… и… этот подарок…Я вижу, что ей тяжело. Она, конечно, была неравнодушна к Сашке, хотя и старалась не подавать вида. Говорят, со стороны всегда виднее. Иванна гораздо интереснее и душевнее Милы. Я искренне желаю добра Сашке, но не верю, что он будет счастлив с Семеновой Л. Н.Я помню, как Иванна после работы прибегала к нам, хватала в умывальнике ведро, тряпку, задирала на койках одеяла и простыни и, прогнав нас на улицу, наводила порядок. Отец ее — полковник в отставке, а мать — учительница. Они много лет жили на границе. Иванна родилась в трех километрах от Румынии. Наверное, поэтому ей такое имя дали. У Иванны есть еще два брата. Один в институте учится, другой, самый младший, ходит в школу. Иванна с детства привыкла ухаживать за мужчинами, и поэтому домашний труд для нее привычное дело. Она никак не могла понять, почему мы краснеем и стараемся выхватить из узла свое нижнее белье. Обнаружив в шкафу грязное белье, Иванна забирала его с собой и стирала дома в ванне. А нам приносила чистое, выглаженное.Когда она работала на строительстве здания отделения дороги, все наше общежитие слушало ее песни, которые она распевала, орудуя пассатижами и отверткой. Но сколько мы ее ни просили, так ни разу не спела под аккомпанемент Сашкиной гитары. Она пела только для себя.— По правде говоря, я тоже считаю, что он дурака свалял, — сказал я.Иванна не ответила. Она уселась на подоконник и, подтянув колени к подбородку, задумчиво уставилась в окно, за которым шумели машины, негромко переговаривались люди. С приходом Иванны на душе стало немного светлее. Из сознания уходил глухой топот похоронной процессии, но печальные отголоски траурного марша еще рокотали где-то, словно замирающие раскаты грома.— Игорь хандрит, — сказал я. — Почему ты к нему не заходишь?У нее вздрогнули ресницы, она скосила глаза в мою сторону, но своей уютной позы не изменила.— Вот возьму и выйду за него замуж, — сказала она.— Вы с Сашкой отчаянные ребята, — сказал я. — Один ни с того ни с сего женился, другая, назло ему, готова замуж выскочить…— Ты женился бы на мне, Андрей?— Нет, — сказал я.Иванна повернула голову в мою сторону. Глаза у нее были светло-зеленые, губы презрительно сжаты.— Почему?— Другой сделал предложение.— Ты не женишься, — сказала она.— Вы все женитесь, а я — рыжий? Заказал свадебный костюм, а невесте подвенечное платье. Профсоюз и комсомол для этой цели выделили ссуду… Это будет роскошная современная свадьба. Иванна, я приглашаю тебя.— Ты не женишься, — повторила она. — В самый последний момент твоя невеста… заболеет, а ты сломаешь ногу. Комсомол и профсоюз одумаются и не дадут на эту дурацкую свадьбу ни копейки. На эти деньги лучше купят какому-нибудь пенсионеру путевку в санаторий.Иванна вскочила с подоконника и забегала по комнате. Ее рыжие волосы взъерошились, наверное заколка отскочила. Я никак не мог взять в толк, что ее разозлило.— Кто она? — спросила Иванна.— Ты вряд ли ее знаешь… И потом, она еще не приехала.— Она не приедет, — сказала Иванна. И в ее голосе была такая убежденность, что я на какую-то секунду поверил ей.— Ты против моей женитьбы? — спросил я.Она остановилась и, сощурив еще больше позеленевшие глаза, засмеялась.— Хоть сто раз женись… Почему я должна быть против?— Черт возьми! — озадаченно сказал я.— Ты подойди к зеркалу и посмотри на себя… Разве ты похож на жениха? Ты знаешь на кого похож?— На кого?— Я забыла, как его называют… серый такой, с большими ушами… Еще орет как сумасшедший… И Сашка такой же!— Кого ты имеешь в виду: осла или ишака? — спросил я.— Это вы уж с Сашкой разберитесь, кто из вас ишак, а кто осел…— Тебе нужно влюбиться, — сказал я. — Ты будешь снова доброй…— Влюбиться… Мне даже это слово не нравится. Влюбиться… Разбиться… Убиться…Она отвернулась и снова стала смотреть в окно. А мне хотелось увидеть ее глаза. Я подошел и поднял за подбородок ее растрепанную голову. Секунду мы смотрели друг другу в глаза. Глаза у Иванны были удивительно светлые, хотя я мог побиться об заклад, что они только что были зеленые.— Если полезешь целоваться, — шепотом сказала она, — так и знай — ударю!— Спасибо тебе, — сказал я.Она поправила волосы перед зеркалом и, холодно кивнув, ушла. Я слышал удаляющийся по коридору перестук ее каблуков. Немного погодя забарабанили в окно: Иванна стояла внизу и, накручивая на палец тугую прядь, спустившуюся на лоб, смотрела на меня.— Вот чудной, — сказала она. — Я на тебя накричала, а ты мне говоришь спасибо…— Ты зайди к Игорю, ладно? — сказал я.— А ты и вправду похож на этого… серого, с большими ушами…И убежала вслед за автобусом.
Вот уже две недели, как от Оли ни строчки. Я дал себе слово, что позвоню ей девятого вечером, а сегодня восьмое. Она наверняка уже дома. Завтра утром ей в институт. Есть ли смысл ждать еще день? Я решаю, что смысла никакого нет — нужно позвонить.В будке телефона-автомата душно, пахнет сыромятной кожей и тройным одеколоном. И еще — солеными огурцами. Трубка еще сохранила чье-то тепло. Я не скажу, что это очень приятно — прикладывать к уху теплую трубку, в которую только что кто-то дышал…Оли нет дома. Это мне сообщил равнодушный мужской голос. Наверное, отец, которого я ни разу не видел.И снова мне стало тоскливо.Я вышел из будки и остановился под тополем. На тротуаре шевелятся, поскрипывают твердые рыжеватые листья. Они медленно, боком-боком двигаются к придорожной канаве. Там много их. Небо мрачное, без облаков — сплошная серость. И не поймешь, все это над головой движется куда-нибудь или стоит на месте. Изредка эту серую пелену наискосок перечеркнет желтый с загнутыми краями лист и плавно опустится на тротуар. Некоторое время он зябко вздрагивает, сокрушаясь о такой непостижимой перемене в своей судьбе, а потом затихает, отдаваясь на волю ветру, который бродит в этот осенний вечер где ему вздумается. То заберется на железную крышу высокого дома и заухает на чердаке, то бросится, как самоубийца, вниз, на шоссе и погонит вперед лопочущие листья, то, набрав полные пригоршни дождевых капель, косо хлестнет в стекла домов, то, наливаясь желтой пылью, смерчем закрутится на одном месте и свечой унесется в небо.У газетного киоска остановился парень. Под мышкой — небольшой транзистор в чехле. Парень не обращал никакого внимания на свой приемник, он листал «Крокодил» и ухмылялся от уха до уха. А приемник жил у него под мышкой сам по себе, рассказывал, что во Вьетнаме взрываются бомбы, горят деревни, гибнут люди. Западногерманский канцлер сказал на пресс-конференции, что ФРГ и впредь будет стремиться получить доступ к ядерному оружию. В Австралии свирепый тайфун разрушил город, а реки вышли из берегов. Над Атлантическим океаном произошла крупная авиационная катастрофа. Новые факты об убийстве Кеннеди. В штате Невада американцы произвели два атомных подземных взрыва…Парень наконец выбрал журнал и ушел вместе с маленьким коричневым ящичком, битком набитым тревожными известиями. Лицо у парня довольное, улыбающееся. Парень не слушает свой приемник. Достаточно, что он повсюду таскает его с собой.Зажглись уличные фонари. На город опустился густой туман. Еще полчаса назад его не было, и вот уже каждый фонарь на столбе — это маленькая луна, окруженная большими оранжевыми кругами. И таких лун не сосчитать. Я бреду по улице и чувствую, как влажный туман обволакивает лицо. Навстречу попадаются редкие прохожие. Их шаги слышатся издалека. Люди проходят мимо и растворяются в молоке, как призраки. Туман все сгущается, и предметы даже вблизи становятся неотчетливыми. И вот я совсем один. На метр, не больше, я различаю перед собой тротуар. Из серого клубящегося тумана выплескиваются расплывчатые огни. Это электрические лампочки светятся в окнах. А домов не видно. А может быть, это не туман, а небо опустилось на землю?Я поравнялся с телефонной будкой, открыл дверцу и, прихватив с собой порцию тумана, закрылся. На этот раз мне ответил женский голос. Ее мать, которую я тоже ни разу не видел, сказала, что Оли нет дома. Немного помолчав, спросила, не хочу ли я что-либо передать ее дочери. Мне нечего было ей передать.Больше не раздумывая, направился к автобусной остановке: поеду к ней, буду ждать ее у подъезда.Пришел автобус из центра. Две яркие фары намотали на себя оранжевые полосы тумана. Автобус приплыл из клубящегося облака, словно воздушный корабль с другой планеты. Распахнулись дверцы, вышел всего один человек. Он немного постоял, растерянно всматриваясь в даль, потом неуверенно зашагал по тротуару. Не сделав и пяти шагов, человек исчез в тумане.Моего автобуса все не было. Я стоял на остановке и прислушивался. На станции дернулся товарный состав. Наверное, с минуту вагоны передавали друг другу гулкие толчки. Послышались негромкие голоса. К автобусной остановке приближались двое. Когда они подошли вплотную, я узнал Нонну и… Бобку! Вот уж кого не ожидал увидеть с ней. Он держал Нонну под руку.— За спичку отдаю полмира, — сказал Бобка. — Уважаемый, не откажите! — Тут он узнал меня и улыбнулся. — Сеньор, что вы здесь делаете?— Андрей? — удивилась Нонна.Я протянул спички. Бобка чиркнул, но огонек погас. Он еще раз чиркнул и снова неудачно. Нонна отобрала у него спички и ловко прикурила. Бобка сунулся было к ней со своей сигаретой, но Нонна погасила спичку.— Не привыкай, — сказала она.Бобка не обиделся. Вытащив сигарету изо рта, он сказал:— Мужчина в двадцатом веке на два года раньше становится взрослым, чем в девятнадцатом… Так что мои восемнадцать лет равняются двадцати. А посему, дорогой Андрей Ястребов, дай мне спички, и я с чистой совестью закурю, тем более что этим делом занимаюсь уже два года.— Ты появился из тумана, как привидение, — сказала Нонна.— В городе не осталось людей, — сказал я. — Одни призраки… А где город? Его тоже нет. Сплошная туманность… Конец света.— А мне нравится этот туман, — сказал Бобка, наконец с трудом прикурив. — Удобно целоваться…— Ты и это умеешь делать, мужчина двадцатого века? — усмехнулась Нонна.— Обычная история… — сказал Бобка. — Раз я брат твоей подруги, значит, не мужчина!— Успокойся, ты настоящий мужчина… В такой туман вызвался проводить меня на край света…— Послушай, брат подруги, где твоя сестра? — спросил я.— Мы были в кино, — сказала Нонна.— В деревне моя сестрица не видела ни одного фильма, — сказал Бобка. — И вот мы уже неделю ходим в кино. На все кинокартины.— Когда же она приехала? — спросил я.— Второго, — ответила Нонна.Оля неделю в городе, а я не знал!..Она могла бы открытку прислать или, в конце концов, приехать в общежитие.— Боб, — сказала Нонна, — твой автобус…— Мавр сделал свое дело, — мрачно сказал Бобка. — Мавр должен уйти.— Можно подумать, ты в меня влюбился?— Разреши тебя поцеловать затяжным братским поцелуем? Андрей отвернется…— Ты становишься невыносимым, Боб, — сказала Нонна. Подошел автобус. Бобка театрально вздохнул и вскочил на подножку.— Смешной мальчишка, — улыбнулась Нонна.— Ты ошибаешься, — сказал я. — Он мужчина.Автобус провалился в мерцающей мгле. Мигнули два красных огонька и тоже пропали.— Я тебя почти не вижу, — сказала Нонна.— С ней что-нибудь случилось? — спросил я.— Я в ваши дела не вмешиваюсь.— Я поеду к ней.— А если она не хочет тебя видеть?..Туман обступил нас со всех сторон. Я уже не вижу Нонну.— Черт бы побрал этот туман, — сказал я.Она не ответила.Мы, оказывается, уже у ее подъезда. Я протянул руки и наткнулся на дверь. Дверь влажная. Куда же подевалась Нонна? Она только что стояла вот тут, рядом.— Нонна! — позвал я.Тишина. Тусклая лампочка над дверью не освещает даже номера квартир.— Проклятый туман, — сказал я.Повернулся и побрел, как слепой, по тропинке. Этак можно налететь на дерево. Можно свалиться в кювет и сломать ногу… Кажется, это предсказала мне Иванна?Почему она не хочет меня видеть?..На тротуаре я столкнулся с каким-то человеком. Он обхватил меня поперек туловища и заплетающимся языком спросил:— Я умер, да?Я молча прислонил его к дереву и пошел своей дорогой.Что могло произойти за эти полтора месяца?..Я снова налетел на человека. Это был железнодорожник в мундире с белыми пуговицами. Он потер нос, которым ткнулся в мое плечо, и пробормотал:— Проклятый туман…— Черт бы побрал этот туман, — сказал я.
ГЛАВА ПЯТАЯ Вениамин раздраженно ходит по кабинету. Я и Лешка Карцев стоим у двери.— Пятнадцать минут… — говорит Тихомиров. — А вы знаете, что за эти пятнадцать минут в стране производится продукции больше, чем на пятнадцать миллионов рублей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47