Я был в конструкторском бюро и видел типовой проект… Предполагается остановить производство и строить целый огромный комплекс…— А старые цеха — на слом? — спросил я.— Кое-что используем для второстепенных цехов, как например кузнечный, литейный… Остальное — ломать к чертовой бабушке!— Богато живем, — заметил я.— Соображаешь… — снисходительно улыбнулся Венька. — Походил я по заводу, по цехам и вот пришел к какому выводу: можно, не останавливая производства, строить новый комплекс на базе старого завода… Подсобные цеха сгруппированы вокруг основного — цеха сборки — а это главное! Ну, ты представляешь себе, как будут ремонтировать тепловозы?— Ты давай дальше, — сказал я. Венькин проект всерьез заинтересовал меня.— Маневровый пригоняет к дверям разборочного цеха неисправный тепловоз, а выходит он из дверей цеха сборки после экипировки исправный и новенький, как юбилейный рубль… Весь ремонт производится в едином комплексе. Не то что сейчас: бедный паровоз разбирают на части и детали транспортируют в разные цеха: в котельный — котел, в арматурный — приборы управления, в колесно-бандажный — колесные пары. На одну транспортировку уходит до черта времени.— Я не пойму одного: как ты мыслишь все объединить? И ремонт паровозов и реконструкцию?Венька взглянул на меня и улыбнулся.— Гениальное всегда просто, — сказал он. — Тысячу раз ты проходил по старой ветке, разделяющей паровозосборочный цех и колесный — самые крупные на заводе.— Ну, проходил… И тысячу первый пройду, но при чем здесь этот проезд?— Вот что значит не иметь технического воображения, — сказал Венька. — Это огромное пустое пространство между цехами можно…— Перекрыть! — воскликнул я.— Слава богу, — рассмеялся Венька. — Сообразил! Нужна крыша и две торцовые стены. И мы имеем на пустом месте огромный цех. Это и будет основной сборочный цех. Кстати, места хватит для цехов ремонта и сборки тележек, колесных пар, электроаппаратуры… Котельный, примыкающий к сборочному, будем реконструировать под цех по ремонту электрических машин…— А паровозосборочный нетрудно реконструировать в цех по ремонту дизелей, — подсказал я.— Попал в небо пальцем! — засмеялся Венька. — Цех сборки будет продолжать ремонтировать паровозы. Параллельно. В этом и сила моего проекта, чудак!— А где же будет дизельный цех? — спросил я.— Можно временно использовать вагонный…— Это ведь далеко от сборочного! И рабочие, как и раньше, будут транспортировать за тридевять земель многотонные дизели?— Ты руками-то не размахивай, — сказал Венька. — Впереди автобус…Его проект мне очень понравился. Не зря у нас учат в институтах! Ай да Венька!Начальство руками и ногами ухватится за этот проект. Шутка ли, не снижая производительности труда, реконструировать завод… А мы-то уже боялись, что придется переквалифицироваться в каменщиков и штукатуров.Я хотел еще потолковать о проекте, но Венька не поддержал. Наверное, ему, инженеру, неинтересно обсуждать со мной этот вопрос. А может, просто о другом задумался.— Я не специалист, — сказал я. — Но проект твой… Это… Это потрясающе!Венька улыбнулся — он уже остыл — и спросил совсем о другом:— Ты знаешь этого парня… Ну, он еще к тебе подходил?Я понял, о ком речь.— А что?— Он мне не нравится. Пока мы стояли, они с Зайцевым смотались в лес… Вернулись такие веселенькие. Наверное, втихаря бутылку хлопнули.— Все равно на всех не хватило бы, — сказал я.Венька достал из кармана записную книжку, полистал.— У меня даже фамилия не записана, — сказал он. — Шарапов прислал его перед самым отъездом.— Владимир Биндо, — сказал я. — Двадцать семь лет от роду. Беспартийный. Токарь из механического.— Зайцев так ему в рот и заглядывает. Боюсь, этот Биндо ребят будет баламутить…— Он не дурак, — сказал я.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Крякушино раскинулось на двух холмах, между которыми протекала узенькая речка. Сразу за деревней начинался глухой сосновый бор. С правой стороны, за холмом, синело большое с островами озеро. В нем, наверное, водятся знаменитые крякуши. Иначе с какой стати деревня называется Крякушино?На полях разлеглись огромные камни-валуны. Они обросли лишайником. Камни спят здесь с ледникового периода. На одном из них я увидел матерого ястреба, облитого солнцем. Он равнодушно взглянул на меня и отвернулся. Ястреб был похож на мудреца, погрузившегося в глубокое раздумье.Мы только что приехали. Я остановился у правления колхоза «Путь Ильича». Там уже стоял знакомый ЗИЛ, который меня обогнал. Значит, лучшие квартиры заняты…Венька ушел разыскивать председателя, которого десять минут назад видели на скотном дворе, а я отправился по центральной улице знакомиться с окрестностями. Позади гоготали наши заводские: Зайцев встал на четвереньки и, вытаращив глаза, пошел в наступление на гуся. Гусь оказался не из робкого десятка, он изогнул шею, зашипел и, сделав великолепный бросок, щипнул Зайцева за руку. К человеческому гоготу присоединился гусиный.Деревня небольшая, десятка четыре старых изб. Новых не видно. На отшибе — белая аккуратная часовня, окруженная дощатой изгородью. Там кладбище. Над могилами, утыканными белыми и серыми крестами, колышутся ветви высоченных елей, берез и кленов. Над этим зеленым островом смерти плывут белые облака.Сады и огороды спускаются к речке, в которой полощутся гуси да утки. Ребятишки бегают купаться на озеро. На берегу стоят несколько почерневших бань. У одной дверь распахнута, а из трубы валит дым. Мне вдруг захотелось помыться в такой бане. Плеснуть на раскаленные голыши ковшик горячей водицы да забраться на желтый скользкий полок с душистым березовым веничком! И хлестать себя по чему попало, — вот красота-то!Из отворенной двери повалил пар, послышались девичьи голоса, и из облака пара степенно вышла молодая розовотелая женщина с рыжей копной мокрых распущенных волос. За ней другая, третья. Исхлестанные веником бедра и белые груди блестели. Пар клочками отрывался от плеч. Я столбом стоял неподалеку, вытаращив глаза. Одна из них заметила меня и, ничуть не смущаясь, что-то сказала своим подружкам, и все они разом засмеялись. А потом та, рыжая, певучим голосом сказала:— Ой, залетка, гляди ослепнешь!Подталкивая друг друга, они со смехом побежали к речке и, взметнув брызги, поплюхались в воду. Сельские русалки…Совершенно обалдевший, я продолжал свой путь, поминутно оглядываясь. Но женщины барахтались в воде и не обращали на меня внимания.
Когда я вернулся, у правления шел разговор. Ребята расселись на толстых неотесанных бревнах. Председатель, светловолосый парень лет тридцати, расхаживал вдоль бревен и вводил прибывших в курс дела. В Крякушине расположена центральная бригада, остальные две отсюда километрах в трех и шести. Наша группа должна разделиться пополам: одни останутся здесь, другие сейчас же отправятся в третью бригаду, — это которая в шести километрах. Деревня называется Бодалово, но бояться нам не следует, так как в Бодалове нет ни одного быка… Наш ГАЗ и ЗИЛ, который привез студентов, будут базироваться в центральной бригаде. Так как здесь зерно, сушилка, веялка и так далее. Студенты пединститута тоже разделены на две группы. Одна остается здесь, другая уже отправилась во вторую бригаду — деревню Дедово. Стариков там хватает, ничего не скажешь! Не то что молодых!Группы поступают в распоряжение бригадиров полеводческих бригад. Руководители групп подчиняются непосредственно председателю. Работа нам предстоит самая разнообразная: сортировать зерно, веять, возить на поля навоз и удобрения, сеять злачные культуры. В колхозе людей мало, поэтому вся надежда на нас.Председатель мне понравился. Да и не только мне — всем. Молодой, энергичный, он не так уж намного старше нас. Вот только зачем он рыжие усики отпустил? По-видимому, для того, чтобы казаться постарше. Одет председатель в синий шерстяной костюм, под ним зеленая офицерская рубашка. На ногах новенькие полуботинки. Он больше на сельского учителя смахивал, чем на председателя.Я завел машину — нужно парней отвезти в Бодалово. Венька сказал, что пойдет устраивать остальных на квартиры. В кабину забрался председатель. Я резко взял с места, грузовик даже крякнул.— Машину могли бы и получше дать, — заметил председатель.— Есть такая пословица: дареному коню…Председатель рассмеялся и сказал:— Уел!Мы ехали вдоль озера. Желтый прошлогодний камыш полег, а молодой еще не распрямился как следует. На середине озера — лодка. Парень в соломенной шляпе и ватнике неподвижно сидит на корме. В руках удочка. Голубоватый дымок тянется вверх от папиросы.— Ваш работничек? — спросил я.— Хороший тракторист, — сказал председатель. — На мелиоративной станции работает. Зову к нам — не хочет. Знает, каналья, что у нас с удочкой на озере не посидишь…— У вас всегда голые женщины возле бань разгуливают? — поинтересовался я.Председатель сказал, что в этой деревне старинный обычай: после горячего пара выкупаться в реке или поваляться в снегу.— Ну и как наши девчата? — спросил он.— Я, понимаешь, отвернулся.— У нас есть красотки, — оживился он. — Постой, а ты женат? Мы тебя тут в два счета оженим!— Чего это ты меня сватаешь?— Мне во как хороший шофер нужен… Ну и чтобы на тракторе. Умеешь на тракторе? Слушай, друг, мы тебе и дом построим. Будешь на окладе. У нас новенький ГАЗ-51.— Бодалово, — сказал я. — Приехали!— Мне бы десяток хороших парней, и колхоз загремел бы на весь район, да что на район — на область!..Из Бодалова я возвращался один. По обе стороны неширокой дороги — поля. Нежная поросль озими слегка волнуется, играя оттенками. Камни-валуны, насмерть вросшие в поля, напоминают лбы доисторических животных, погребенных под землей. На покатых лбах греются стрекозы и ящерицы.Я останавливаю машину и иду к огромному камню. Коричневая ящерица скользнула вниз и исчезла. Я сажусь на камень и дотрагиваюсь до него ладонями. Он теплый и молчаливый. Вокруг тихо, нет никого. Я, камень и небо.Для меня деревня — это желтые колыхающиеся поля пшеницы и ржи, которые я с детства видел из окна вагона. Это почерневшие избы и разгуливающие у плетня курицы и поросята. Это полуденная лень жаркого дня, когда все засыпает и становится неподвижным. Это гул пчел на лугах и полях, угрожающее жужжание свирепого рыжего слепня. И комары по вечерам. И конечно, пыль за околицей, хлопанье бича, мычание коров, запах парного молока, навоза.Я не верю тому, кто говорит, что равнодушен к природе. Таких людей не существует. В каждом человеке, пускай даже неосознанно, живет тоска по траве, лесу, солнцу. И каждый человек рано или поздно возвращается к земле. Природа зовет человека. Это зов из глубины веков. И человек всегда приходит…Когда солнце опустилось на холм, поросший орешником и рябиной, я тронул грузовик с места. Желтая, исхлестанная тележными колесами дорога тянулась вдоль берега озера. Лишь кусты и молодые березы отделяли дорогу от воды. Тракторист в соломенной шляпе все так же сидел в лодке. Приподнятый конец его удочки жарко горел в последнем луче заходящего солнца.Кусты впереди раздвинулись, и на дорогу вышли две девушки в брюках. Студентки! Деревенские девчата брюк не носят. Девчонки, о чем-то болтая, шагали впереди, и им никакого дела не было, что сзади машина. Я залюбовался той, что поменьше: у нее гибкая фигура. Брюки сидят как влитые, рукава черной рубашки засучены. Волосы стянуты белой лентой. Вторая была длинная и черная, как галка.Я подъехал вплотную и дал сигнал — решил напугать их. Обычно при этом маневре пешеходы вскрикивают и шарахаются. Эти красотки даже не обернулись. Как будто им на пятки наступал не грузовик, а детский велосипед.Девчонки совсем забыли, что существует такой неписаный закон: пешеход обязан уступать дорогу машине. Они преспокойно шагали перед самым радиатором и не обращали на мои беспрерывные сигналы никакого внимания. Поддать бы им слегка бампером по обтянутым задам, да не хочется связываться. Еще крик поднимут.Я вывернул машину на вспаханное поле, обогнал их и, встав поперек дороги, выскочил из кабины.— Леди, извините, что я осмелился прервать вашу глубокомысленную беседу, но…Я замолчал: передо мной стояла Оля Мороз. Она ничуть не удивилась, увидев меня.— Нонна, мы с тобой леди! — сказала она.— Продолжайте, пожалуйста, — сказала ее подруга. — Вы очень красиво говорите…Но я молчал. Эта встреча меня ошарашила. Вот уж не ожидал встретить здесь Ольгу. Я вспомнил, председатель говорил, что студенты пединститута уже несколько лет шефствуют над колхозом. Почему же мне в голову не пришло, что среди студентов, приехавших сегодня на ЗИЛе, может быть и Оля?— Я видела тебя за рулем, на дороге, — сказала она. — Думала, обозналась… Кто же ты, Андрей Ястребов, дантист или шофер?— Дантист? — спросила Нонна.— Садитесь, подвезу, — сказал я.Это было смешно: до деревни рукой подать.— Я боюсь ездить с незнакомыми шоферами… — сказала Нонна. Она, улыбаясь, смотрела на меня.— Познакомьтесь же, — сказала Оля.Мы церемонно пожали друг другу руки. Ладонь у Нонны длинная и узкая.Когда мы втроем забрались в кабину, Оля спросила:— С какой стати ты за рулем?— Удобнее гоняться за незнакомыми девушками, — сказал я.Нонна — она уселась между нами — стала трогать рычаги и рукоятки. Ее черные волосы щекотали мне щеку. Я отодвинулся подальше.— Какие странные камни, — сказала Оля. — Они напоминают уснувших зверей.— А это что за штука? — спросила Нонна, дотронувшись до рычага ручного тормоза.— Черт его знает, — сказал я.Нонна улыбнулась и положила руки на колени. Я бы проехал деревню и повез их дальше. Туда, где на большом невспаханном поле спят окаменевшие звери из заколдованного царства. Но у правления меня ждал Венька. Он уже успел умыться и переодеться. Свежий такой, в белой рубашке и синих брюках.Рядом с Тихомировым — невысокий человек в тренировочном костюме и белых кедах. Он тоже, щуря глаза, смотрел на машину. Этого человека я где-то видел…— Приехали! — сказал я и так надавил на педаль тормоза, что машина юзом пошла по песчаной дороге, а мои пассажирки чуть носы не расплющили о лобовое стекло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47