Я вспомнил, что этот славный парень приглашал меня отметить появление на свет его первенца.— Правнук? — спросил я. — Или правнучка?— Ты спроси, как его назвали…— Мефодий?— Андреем нарекли… Вот так-то!— Разыщу Виктора — поздравлю, — сказал я.Когда я появился в цехе, Дима долго тряс руку и радостно улыбался.— Ты стал большой, как наш Матрос, — говорил он. — Честное слово, вырос.— Ну чего там, в горах, нашел? — спросил Валька. — Еще один топор без ручки? Силен, бродяга. Поборемся?— Только не в рабочее время, — заметил Карцев.— Рассказывай, как экзамены, экспедиция, — попросил Дима.— В обеденный перерыв, мальчики, — сказал железный Карцев.— Он тут без тебя нас совсем зажал, — сказал Валька. — В кулаке держит.Я с удовольствием смотрел на них. Дима стал еще красивее и вроде бы выше ростом. Он-то вполне может подрасти, а я уж вряд ли.Лешка Карцев похудел и почернел. Он тоже сдавал экзамены за четвертый курс. А теперь, наверное, на озере пропадает. Каждую субботу и воскресенье Лешка в любую погоду уезжает на своем стареньком мотоцикле на рыбалку. Удит он всегда один. Никого с собой в лодку не берет. Ребята говорят, что на озере Карцев поет русские народные частушки. Причем такие забористые, что рыба собирается вокруг лодки, чтобы послушать. Оттого у него и клюет хорошо.Валька Матрос все такой же здоровенный и краснолицый. И по-прежнему, когда увлечется работой, тоненько свистит одной ноздрей. Я спрашиваю, как поживает его дочь, как назвали ее? Валька широко улыбается. Он уже давно смирился, что жена вместо сына подарила ему дочь.— Уже что-то лопочет, — говорит он. — А назвали Анной. Нюркой… Потешная девчонка!Кто бы мог подумать, что из Вальки Матроса получится такой хороший отец? Он завалил всю комнату игрушками и побрякушками.— Андрей, — говорит Дима, — знаешь, я, кажется, ошибся в этом… Володе Биндо.
После работы нас с Димой пригласили в красный уголок механического цеха. Здесь собралось человек десять. Среди них начальник цеха, парторг, Сергей Шарапов. И Володька Биндо. Вопрос разбирался щекотливый, и, как всегда бывает в таких случаях, люди избегали смотреть друг другу в глаза.В механическом продолжал пропадать дефицитный инструмент. Подозревали в краже Биндо.Володька внешне был невозмутим, но я видел, что он весь напрягся. Когда мы пришли, он внимательно посмотрел на Диму, потом на меня и едва заметно усмехнулся. Дима уселся в углу на стул и положил руки на колени. Он был очень расстроен.Картина вырисовывалась явно не в пользу Биндо. До его прихода в цех краж не было. Ну, может быть, пропадали какие-то мелочи, но не в таких масштабах. А теперь ничего нельзя оставить на верстаке, люди подозревают друг друга. До чего дошло: у начальника цеха из кабинета были похищены штанген-циркуль и микрометр!Биндо смотрел на мастера, рассказывавшего об этом, и во взгляде его была откровенная скука. Сергей Шарапов сидел как на иголках. Время от времени поглядывал на часы. Наверное, опаздывает на какое-нибудь совещание.— Можете турнуть меня из цеха, — сказал Биндо, — но я к этим мелким кражам не имею никакого отношения.— А кто же тогда? — спросил начальник цеха.— Я ничего из цеха не выносил, — сказал Володька.— Вы же слышали, — усмехнулся Шарапов, — Биндо к мелким кражам не имеет отношения… Он уж если украдет, так паровоз!— Это другое дело, — ухмыльнулся Володька.— Какая наглость! — сказал начальник цеха.— Если я отбыл срок, значит, вор? — Биндо обвел всех сердитым взглядом. — А вы посмотрите мои бумаги… Я получил статью за хулиганство.— А как в этом отношении у него? — спросил Сергей, сделав красноречивый жест.— Выпивает, — сказал комсорг цеха. — Но не бузит.— Ножи какие-то вытачивает, — ввернул мастер.— В рабочее время? — спросил начальник.— Остаюсь после гудка, — ответил Биндо.— А потом пропадает инструмент, — сказал мастер.— Зачем тебе эти ножи? — спросил Шарапов.— Ребята просят, — сказал Володька. — Обыкновенный охотничий нож… Не холодное оружие.Он достал из кармана металлический вороненый нож и протянул мастеру. Тот, едва взглянув, передал начальнику. Нож пошел по рукам. Шарапов долго рассматривал, нажимал кнопку, щелкал и наконец произнес:— Искусно сработан…— Бери, если нравится, — сказал Биндо. — Я еще сделаю. — И, взглянув на начальника цеха, добавил: — В нерабочее время…— Нет уж, не стоит, — сказал Сергей и с сожалением вернул Володьке нож.Видя, что обстановка немного разрядилась, мастер вскочил с места и, открыв ящик, достал фанерную коробку с набором плашек и метчиков для нарезки резьбы.— К этому ты тоже не имеешь отношения? — спросил мастер. — Сегодня в обеденный перерыв я нашел этот набор в ящике для отходов, под стружками. А ящик стоит возле станка этого фрукта…— Какая-то сволочь подбросила, — сказал Володька.— Так он вам и сознается, — усмехнулся мастер. — У этих молодчиков опыт… Они выкручиваются до последнего.— Кто «они»? — спросил Биндо.— Тут без милиции не обойдешься, — сказал мастер.— Не пугай, — сказал Биндо. — Я пуганый.— А что скажете вы? — спросил Шарапов и посмотрел на нас. — Вы ведь хлопотали за него.— Может быть, действительно кто-нибудь пошутил? — сказал Дима. — Взял и подбросил?— А ключи, сверла, приборы? — возмутился мастер. — Это тоже милые шутки? Больше чем на двести рублей инструмента за три месяца пропало!— С этим пора кончать, — сказал начальник цеха.— Если это он… — Дима так и не мог произнести слово «украл», — то я могу с зарплаты внести часть суммы.— Не в этом дело, — сказал мастер.Биндо с удивлением взглянул на Диму, потом повернулся к мастеру. Глаза его стали узкими и совсем прозрачными.— Ты, как прокурор, — сказал он, — тянешь на статью… Чего вам от меня надо? Не брал, говорю, ничего. На кой хрен мне ваши инструменты? У меня у самого набор сверл увели… Нашли преступника! Как же, бывший уголовник! А вы поищите вора в своем здоровом производственном коллективе. На меня-то легче всего пальцем тыкать. Но не на таковского напали, начальнички! Не пойман — не вор! Я, может быть, пришел к вам, чтобы стать человеком. Что я, сачок? Плохо работаю? А вы мне каждый день тычете в рыло мою судимость… Мол, не забывай, парень, что был шпана, уголовник! Что я, не вижу, как за мной сто пар глаз наблюдают? Тут и захочешь, не украдешь… Не брал я у вас даже паршивого винта, ясно? Верить надо человеку!— Гляди, какой грамотный, — сказал мастер.— Я знаю Биндо много лет, — сказал я. — Росли вместе. Была у него такая полоса в жизни… За это он сполна рассчитался. А сейчас, по-моему, стал другим человеком… Я верю ему.— И я верю, — сказал Дима.— Мы собрались сюда не на суд, — сказал начальник цеха. — Если бы дело было очевидное, то этим вопросом занимались бы не мы, а другая организация…— Милиция, — ввернул мастер.— Мы хотели с тобой, Биндо, поговорить по душам, — продолжал начальник. — Начистоту. Сам посуди, все факты против тебя: и эти задержки после работы, отлучки на территорию в рабочее время, эти метчики в твоем ящике… Когда мы тебя принимали на работу, мы знали о твоей судимости. Так что ты на нее не ссылайся. Возможно, мы и ошиблись. Дай бог, чтобы это было так. Возможно, в цехе завелся вор, который умело наводит тень на плетень. Что ж, если так, извини нас. Мне тоже хочется верить тебе.— Ну, кто же тогда? — спросил мастер.— Поймаю я этого гада, — сказал Биндо.На этом неприятный разговор закончился.Я думал, что Биндо подождет нас, но он первым поднялся со своего стула, который хотели было сделать скамьей подсудимого, и ушел. Вид у него был непроницаемый. Неужели он всех провел?— У меня камень с сердца, — сказал Дима.— Не пойман — не вор, — повторил я Володькины слова.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Я только что вернулся из бани, когда пришел Игорь Овчинников. С тех пор как я уехал, мы еще не виделись. Я заходил к нему, но его дома не было. Сосед, который повстречался на лестнице, сказал, что Игорь в командировке.— Показывай свои трофеи! — потребовал Игорь после дружеских рукопожатий.Я показал. Игорь подержал тяжелую плиту в руках, провел пальцем по надписи и даже подышал на зеленоватую гладкую поверхность.— Что тут написано?— Если бы я знал, — сказал я.Я рассказал об экспедиции, а потом спросил, что нового у него. Спросил так, из вежливости. Игорь не очень-то разговорчив. Он рассказал, что в одной деревне пьяный тракторист запустил тяжелый трактор и, будто на танке, врезался в толпу танцующих парней и девчат. Погибли двое. Пришлось срочно ехать в этот отдаленный район.— Я тут тоже с неделю назад перевернулся, — сказал он. — Стекло вылетело, и крыша помялась.Он в дождь ехал по шоссе, и его занесло. Развернувшись на скользкой дороге, опрокинулся в кювет.— Вот это новость, — сказал я.— Противно теперь смотреть, — сказал Игорь. — У Калаушиных стоит в гараже. Жалкий такой, помятый.— Ты один в машине был? — спросил я.Игорь отвернулся и снова стал разглядывать и гладить малахитовую плиту. Вид у него был смущенный. Игорь врать не умел.— А она как? — спросил я. — Не покалечилась?— Иванна-то? Руку обрезала о стекло. Пустяки, я ей тут же перевязал.— Покатались, значит? — сказал я.— Она же в первый раз за рулем…— Она?Оказывается, никакого дождя не было. Этот бесенок Иванна уговорила Игоря поехать покататься за город и выпросила руль. Ну, а уговорить Игоря ничего не стоит. Он только посоветовал ей свернуть на проселочную дорогу и ехать потише. Она, конечно, не послушалась и на приличной скорости вдруг взяла да и свернула на тропинку. «Запорожец» два раза перевернулся. Игорь нашел здоровую лесину и, подсунув под машину, поставил на колеса.Иванна тоже помогала. И даже поцеловала Игоря в щеку. За то, что он не ругал ее.Говоря об Иванне, Игорь заулыбался, порозовел. Ему приятно было вспоминать, как Иванна его поцеловала. Привстала на цыпочки, обхватила за шею и, сказав: «Ты хороший!» — крепко поцеловала в щеку.— Дорогой поцелуй, — заметил я.— Когда мы опрокинулись, знаешь, что она сказала? «Ты, — говорит, — не расстраивайся, приедет Андрей и починит. Андрей все сделает, — говорит, — что я попрошу…»— Влюбился ты, что ли? — спросил я.— Она еще совсем девочка, — смутился Игорь.— Не давай ей больше руль! Хотя бы до тех пор, пока я ее не научу.— Ты уж научи ее, — сказал Игорь.Я захватил комбинезон, и мы отправились на автобусную остановку.Я до сумерек провозился в гараже. Вставил лобовое стекло — Игорь заблаговременно купил, — выровнял вмятину на крыше. Хорошо, что они перевернулись на пашне. Если бы на асфальте, так легко не отделались бы. Правую фару тоже придется менять.Вечером я возвращался в общежитие. Навстречу неторопливо шла женщина. Я толком не рассмотрел ее — было темно, — но в фигуре и походке что-то очень знакомое.— Андрей, — услышал я ее голос.Давно я не видел ее. Если и вспоминал когда, то старался не ворошить в памяти то, что было…Она смотрела на меня. И в ее глазах были и радость, и грусть, и еще что-то совсем незнакомое. Я растерялся, не знал, как мне держаться, что ей сказать. Былая злость и отчаяние давно прошли. Но вот она стоит, вызывающе красивая и такая знакомая… И вместе с тем это чужая женщина, которая принадлежит другому. И тот, другой — мой бывший друг. Я никогда не ревновал ее к мужу, к прошлому. И проживи мы с ней сто лет, не вспомнил бы об этом. Но Кащеев — другое дело…— Ты можешь пройти мимо, — угадала она мое желание. — Но я очень бы этого не хотела.— Здравствуй, — наконец сказал я.— Если ты никуда не спешишь, проводи меня?Мы идем рядом по тротуару. Я чувствую запах ее любимых духов. Настроение с каждым шагом падает. Уж лучше бы не встречались.— Неужели тебе не о чем спросить меня?Я пожимаю плечами. О чем спрашивать? Как это случилось? Или как кончилось, если они уже расстались? Нового она мне ничего не скажет. А подробностей не надо.— Мне как-то даже не верится, что это ты, — говорит она. — Ты очень изменился, Андрей… Взрослее стал, возмужал.Я, наверное, должен был сказать, что она красивая и молодая… Но мне не хотелось говорить.Вот и автобусная остановка. Рядом большое белое здание хлебокомбината с черной трубой. В воздухе витает хлебный дух.— Твой автобус, — говорю я.Автобус, большой, глазастый, проплывает мимо. Снаружи, прихваченный дверями, торчит чей-то подол.Марина смотрит под ноги, покусывает губы.— Андрей, мне нужен твой совет… Глеб хочет… В общем, мы собираемся пожениться…— Поздравляю, — говорю я.— Через три дня он вернется из командировки, и я должна дать окончательный ответ.— Нашла с кем советоваться, — говорю я.— Ты мне самый дорогой человек.— Женитесь, ради бога! Я-то тут при чем?— И это все, Андрей?— Еще могу сказать, что Кащееву повезло.Помолчав, Марина дрогнувшим голосом спросила:— Почему же ты, Андрюша… на мне не женился?Она остановилась и смотрела мне в глаза.— Я немного опоздал, Марина, — ответил я. И это была истинная правда.— Опоздал?.. — повторила она.— Не надо приглашать на свадьбу, — сказал я. — Все равно не приду.— Я не могу за него выйти замуж… Я тебя люблю, Андрей!Она и раньше иногда это говорила, но сейчас это ни к чему.— Да, люблю, бесчувственный ты человек, — продолжала она. — И никогда не переставала любить… А все, что произошло, это со зла… Бывает такое настроение, когда, не задумываясь, делаешь глупости…Я ни разу не видел, как плачет Марина. И сейчас не хотел видеть.Как странно устроен человек! Мои убеждения, принципы — все чуть не полетело к чертям. Вспомнилось то хорошее, что было у нас с Мариной. В какие-то секунды я вновь пережил радость первой встречи, жгучую обиду и разочарование, что уже нельзя вернуть потерянное. Я готов был все забыть и сказать ей много хороших слов…Я не сказал этих слов. Во мне тогда, еще весной, все надломилось и перегорело. И если что-либо у нас возникло вновь — это был бы обман. Видно, так уж получилось, что врать мы оба не умеем.И я сказал:— Я тебя не люблю… И наверное, никогда по-настоящему не любил… И ты меня тоже.Я видел, как вспыхнули ее щеки, но она сделала еще одну, последнюю попытку вернуть прошлое. Она сказала, что мать сейчас в Москве и мы можем пойти к ней посидеть, выпить кофе… Ее опущенные ресницы вздрагивали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47