И повторяю, я — не специалист по уголовным делам.
— Разве тебе не хочется позабавиться? Подумай.
— Подумаю.
— Ладно. — Он откинулся в кресле. — Послушай, на следующей неделе я заключаю эту сделку по недвижимости. Я обратился в ту фирму, которую ты мне посоветовал. Они дали мне парня по фамилии Торренс. Ты его знаешь? Толковый?
— Да.
— Хорошо. Не люблю, когда меня обманывают.
— Сделки с недвижимостью — это довольно простая вещь, если не упускать из виду несколько деталей.
— Тогда этим следовало заняться тебе, советник.
Я взглянул на Белларозу. Нельзя было понять, огорчен ли он или считает, что я свалял дурака.
— Ладно, это дело прошлое, — буркнул я.
— Да. Но знай, ты первый человек, который отказался от такой суммы денег.
— Неужели? Обидно.
— Да? Ну, бывало, что люди отказывались от взяток. Но не от законного вознаграждения. А оно было законным.
— Это дело прошлое, я же сказал.
— Ладно. Теперь, что касается жюри присяжных. Я понял, к деньгам ты относишься спокойно. Я предлагаю тебе пятьдесят за разговор с Феррагамо и еще пятьдесят в случае, если Большое жюри не будет рассматривать это дело.
— Если бы я специализировался по уголовным делам, я брал бы с тебя три тысячи в час в обычное время и двойную цену за работу в суде. Я не беру вознаграждение наличными за тот или иной исход дела, но и не возвращаю денег.
Беллароза улыбнулся, его улыбка мне не понравилась.
— Должен тебе честно сказать, некоторые твои шутки — удачные, а некоторые — нет.
— Я знаю.
— Ты иногда любишь строить из себя Бог знает кого.
— Это я тоже знаю.
Он кивнул.
— Вокруг меня много людей, которые готовы лизать мне задницу, а чуть зазеваешься, они же воткнут тебе нож в спину.
— Сочувствую.
— Да что ты, это же жизнь.
— Извини, я так не считаю.
— Это моя жизнь. А кроме того, вокруг меня есть и люди, которые меня уважают. Они не целуют меня в зад, они целуют мне руки.
— А кто-нибудь любит тебя?
Он улыбнулся.
— А вот на это мне глубоко наплевать.
— И все же это хорошая штука, Фрэнк, подумай над этим.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Хочу сказать тебе еще одну вещь. Вы пришли на эту землю триста лет тому назад. Верно? Поэтому вы вообразили, что все, кто пришли после вас, это незваные гости или что-то в этом роде. Но мои предки жили в том местечке под Сорренто на протяжении тысячи лет. Может быть, и две тысячи лет, еще во времена Древнего Рима. Возможно, один из моих предков был римским солдатом, который завоевал в свое время Англию и увидел там местных жителей, одетых в звериные шкуры и живущих в шалашах. Capisce?
— Я достаточно хорошо знаю историю, чтобы оценить величие древнеримской цивилизации, — ты можешь, конечно, гордиться своими предками. Но сейчас мы ведем разговор о мафии, а не о вкладе Древнего Рима в западную культуру.
— Это как посмотреть.
— Ну что ты, так считает большинство людей.
Беллароза погрузился ненадолго в задумчивость, затем сказал:
— О'кей. Теперь тебе надо принять решение и перестать увиливать от ответа. Или ты встаешь, идешь вон к той двери, забираешь свою жену и забываешь о том, что на свете есть я. Или ты остаешься и выпиваешь со мной вот эту рюмку.
Итак, мне надо было всего лишь встать и выйти. Тогда почему же я остался сидеть? Я смотрел в глаза Фрэнку Белларозе. Что я узнал за эти несколько часов? Я узнал, что Беллароза не только приятный собеседник, но и непростой человек. Значит, Сюзанна была права, он — действительно интересный человек. Возможно, именно это было подарком для меня от Сюзанны, именно это было моим испытанием. Я поднял рюмку.
— Так из чего это сделано?
— Из винограда. Похоже на бренди. Я же говорил тебе.
Мы чокнулись и выпили.
Он встал.
— А теперь пойдем к нашим женам.
Глава 17
Мы вышли из библиотеки. Когда мы миновали галерею над вестибюлем, я сказал:
— Почему ты не обратишься сам к этим колумбийцам и не объяснишь им, что тебя хотят подставить?
— Цезарь не может унижаться перед грязными варварами и вступать с ними в объяснения. В гробу я их видел.
Я понял, что моя прямолинейная англосаксонская логика к данной ситуации плохо применима, но все же сделал еще одну попытку.
— Римский император, однако, пошел на переговоры о мире с вождем гуннов Аттилой.
— Да, я знаю. — Мы начали спускаться по лестнице. — Из этого ничего хорошего не вышло. Он просто уронил свое достоинство, а против римлян снова началось наступление. Послушай, если твои враги хотят отрезать тебе яйца, то предполагается, что у тебя есть яйца. Иначе ты уже не мужик, а баба. Но и в этом случае тебя в живых не оставят.
— Понимаю. — Было очевидно, что мой первый совет в качестве советника главаря мафии был отвергнут. — Но Феррагамо именно на это и рассчитывает. Он предполагает, что ты не пойдешь на мировую с колумбийцами.
— Верно. Он тоже итальянец, поэтому прекрасно это понимает.
— Если ты сам не хочешь встречаться с колумбийцами, пошли кого-нибудь. Но только не меня.
— Это одно и то же. Забудь про этот вариант.
Мы прошли через вестибюль. Эта ситуация была мне интересна в качестве интеллектуальной головоломки, и мне очень хотелось найти правильный ответ. Но я также понимал, что мой интерес к делам Белларозы был куда шире, чем просто желание помочь ему отыскать выход из создавшегося положения.
— Тогда пригласи колумбийцев к себе, — предложил я. — Назначь им встречу на своих условиях.
Он обернулся ко мне, и я увидел на его губах снисходительную улыбку.
— Да? Возможно, они и придут. Но во всех твоих советах есть одно общее — мне надо просить их о перемирии. А я их в гробу видел. Если они считают, что справятся со мной, пусть попробуют. Они получат хороший урок.
Mamma mia, этот парень был крепким орешком. Я припомнил его слова, сказанные в моем офисе. «Жизнь — это война». И слова, произнесенные им в комнате для завтраков. «Итальянцы ни у кого не идут на поводу». Кажется, эта проблема была мне не по зубам. И все же я решил попытаться еще раз.
— Найди настоящего убийцу Карранцы и передай его в руки генерального прокурора Лоуэнштейна.
— Этим пусть занимается полиция.
— Тогда отдай его колумбийцам. — Я не мог поверить, что сказал это.
— Не могу.
— Почему?
— Потому что я знаю, кто убил Карранцу. Этого человека уже убрали полицейские. Это сделали ребята из Отдела по борьбе с распространением наркотиков. Они влепили ему пять пуль в голову — почерк мафии, как они сами сказали.
— Откуда у тебя такие сведения?
— Я знаю людей, которые это сделали. И сделали они это вовсе не из-за любви к справедливости и порядку. Я тебе это говорю, чтобы ты не обманывался на их счет. Они также не мстили за своих погибших коллег. Они пристрелили Карранцу только из-за того, что он обманул их в одной из сделок.
Боже, какой ужас. В каком мрачном мире жил этот человек. И все это происходило прямо здесь, в Америке. Конечно, я читал о подобных вещах, но совсем другое дело слышать о них от знающего человека.
— Разве колумбийцы не знают об этом? — спросил я.
— Они тупые, ничем не интересуются, у них нет своих источников. Это просто разбойники с большой дороги. А у меня везде есть свои информаторы — в прессе, в полиции, в правительстве, в судах. — Беллароза остановился и положил руку мне на плечо. — Понимаешь, все те, кого правительство называет мафией — сицилийцы, неаполитанцы, — мы живем здесь уже сто лет. Да Господи, мы уже стали частью истеблишмента. Вот поэтому этим остолопам из Министерства юстиции не так-то просто добраться до нас. Но вот что я тебе еще скажу. По сравнению с новичками мы просто паиньки. Мы соблюдаем все правила игры. Мы не убиваем полицейских, не убиваем судей, мы не врываемся в дома и не убиваем семьи. Мы помогаем деньгами хорошим людям, поддерживаем церковь, оказываем услуги. Если правильно ведешь эти дела, совсем не обязательно преступать закон. А взять этих южноамериканцев и черных? Они же сразу хватаются за оружие. Половина этих мерзавцев торгуют наркотиками, и, следовательно, сами они — наркоманы. Но разве Феррагамо занимается этими опасными людьми, этими психами? Нет. Этот мешок с дерьмом тратит время и деньги на нас, на тихих paesanos, потому что он понимает нас, нашу психологию. И еще он очень честолюбив. Он хочет сделать себя имя. Capisce? И он знает, что мы его не тронем. А разве Феррагамо тот человек, который нужен стране, налогоплательщикам? Нет. Ладно, черт с ним. Может быть, какой-нибудь черный перережет ему однажды глотку, чтобы отобрать часы. А между тем, заметь, мы ведем себя очень достойно. Пусть он или колумбийцы нанесут первый удар. Верно?
— Ты абсолютно прав.
— Ладно, пошли поговорим с нашими женщинами. — Он взял меня под руку и повел между колоннами в проход, который вел в гостиную.
Комната была футов восемьдесят в длину и примерно сорок в ширину. Высокий потолок куполом уходил вверх. Вдоль одной из стен шел ряд полукруглых окон. Комната, к сожалению, никак не могла служить гостиной. Она была слишком большой даже для этого дома. В свое время она, вероятно, использовалась в качестве зала для игры в мяч. В дальнем конце комнаты стояло несколько стульев, там сидели Сюзанна и Анна, они казались одинокими и потерявшимися в этом огромном пространстве.
Беллароза и я преодолели восьмидесятифутовую дистанцию — я вспомнил, что мне надо надеть очки. Я сел, прежде чем Беллароза скомандовал: «Садись». Сам он остался стоять.
— Дом просто великолепен, — сказала Сюзанна, обращаясь к Белларозе.
— Да. — Беллароза расплылся в улыбке.
— О чем это вы разговаривали так долго?
— О Макиавелли, — ответил я.
Сюзанна улыбнулась.
— Джон не самый лучший рассказчик. Но он удивительно хорошо умеет слушать.
— Твой муж — прекрасный человек.
Сюзанна засияла от гордости. Впрочем, нет, она просто скрестила ноги и поудобней устроилась на стуле.
Анна обратилась к своему повелителю:
— Сюзанна, оказывается, знакома с теми людьми, которые жили здесь до нас. С Барретами. Она часто оставалась ночевать в комнате для гостей.
— Считай, что эта комната твоя на тот случай, если ты разругаешься со своим мужем, — с улыбкой произнес Беллароза.
Сюзанна улыбнулась в ответ. Но почему мне было не до улыбок?
Анна продолжала:
— Сюзанна знает всю историю этого дома, Фрэнк. Оказывается, эта женщина из фирмы наврала нам насчет Вандербильтов, которые якобы жили здесь.
— Насчет состояния водопровода она тоже наврала.
У Анны были и еще новости.
— А это вовсе не гостиная, Фрэнк.
— Боже, а что же это?
— Это комната для игры в мяч.
— Что?
— А комната, в которой у нас стоит телевизор, — это гостиная. — Она повернулась к Сюзанне. — Объясни, что это такое.
— Это комната, куда гости удаляются после ужина, — пояснила Сюзанна. — Но и с телевизором она совсем не плохо смотрится.
Далее Сюзанна прочитала нашим соседям краткий курс по внутреннему устройству приличного дома. Интересно, однако, что сделала она это с юмором и безо всякого высокомерия. Она вовсе не давала им понять, что они недостойны дома, в котором живут. Это была новая Сюзанна.
Тем временем я пытался сообразить, каким образом вечер, начавшийся с ужина в ирландском пабе, закончился для меня ужином в качестве одного из членов семьи Белларозы. Вероятно, все это мне приснилось, мне следовало закрыть глаза и начать все сначала, с того момента, как я высадился с поезда из Локаст-Вэлли.
Беллароза сказал, обращаясь к Сюзанне:
— Пойдем. Я покажу тебе мою гордость. Мою оранжерею.
Меня это приглашение как бы и не касалось, поэтому, когда Сюзанна поднялась со своего стула, я остался сидеть. Леди Стенхоп и сквайр Беллароза проследовали к выходу. Я повернулся к Анне, мы улыбнулись друг другу.
Она погрозила мне пальчиком.
— И все-таки я тебя где-то видела.
— Ты не бывала в «Плато Ритрит»?
— Нет...
— Значит, мне показалось. А может быть, ты видела мою фотографию в газетах. Или на почте.
— В газетах?
— В местных газетах, — кивнул я. — Кстати, я узнал твоего мужа именно по фотографиям в газетах. Я увидел его и сразу узнал.
Анна, похоже, была смущена, а я пожалел, что сказал об этом. До этого момента мне казалось, что она не посвящена в дела мужа, и я решил продолжать воспринимать ее в этом качестве до тех пор, пока не выяснится обратное.
— Возможно, этот переезд не так уж плох для нас, — сказала она. — Быть может, Фрэнку удастся познакомиться здесь с приятными людьми, такими, как вы с Сюзанной... — Она понизила голос. — Некоторые люди, с которыми Фрэнк ведет дела, мне совсем не нравятся.
Она еще не знала, что я почти превратился в одного из «этих людей». Я не был, однако, очень удивлен по поводу того, что жена Епископа Белларозы считала его добрым человеком, который нуждается лишь в паре хороших провожатых на пути к спасению. Она и понятия не имела о приверженности своего мужа к прегрешениям и даже к пособничеству силам зла.
Мы повели светский разговор. В какой-то момент я снял очки и взглянул моей собеседнице прямо в глаза. Она сначала ничего не сообразила, потом до нее начало доходить. Я уже думал, что она сейчас вскочит со стула и помчится в другой конец комнаты. Но она, вероятно, отвергла возникшую мысль как абсолютно абсурдную и вернулась к нашему разговору.
Обычно в подобных ситуациях, оставшись наедине с женщиной, я всегда занимаюсь легким флиртом. Просто для того, чтобы не показаться невежливым и продемонстрировать, что под строгим костюмом во мне еще жив мужчина. Иногда, честно признаюсь, я флиртую только из-за того, что мне хочется уложить эту женщину в постель. Но недавно я поклялся больше ни с кем не заигрывать, по крайней мере, до следующего Великого поста. Кроме того, даже без этой клятвы я не собирался делать это с женой Цезаря. Бедная Анна, вероятно, ни один мужчина не ухаживал за ней с тех пор, как Фрэнк женился на ней. Я в открытую любовался ее мощной грудью, а она улыбалась мне в ответ.
Если честно, то после разговора с Фрэнком от ее речей тянуло в сон. Она была милой, немного забавной, но на сегодняшний вечер я был сыт по горло бруклинским акцентом. Я поскорей хотел уйти.
Анна слегка наклонилась ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88