Мои проблемы — это мое изобретение. В этом и заключается главная проблема. — Я подумал и добавил: — Мне кажется, нам обоим в какой-то момент стало скучно. Необходима разрядка.
— Вот и разряжайтесь друг на друге.
Я улыбнулся.
— Но при помощи чего прикажешь разряжаться? Вызвать друг друга на дуэль? К тому же в нашем конфликте нет ничего серьезного.
— А я считаю иначе.
— Тут замешаны я и она — больше никто. По крайней мере, с моей стороны дело обстоит именно так. — Я допил виски и поставил стакан на полку. — Мы с ней и сейчас прекрасно чувствуем себя в постели.
— Не сомневаюсь в этом. Тогда тащи ее немедленно наверх, там наверняка найдется постель.
— Ты так считаешь? — Почему-то люди, влюбившиеся в кого-нибудь по уши, думают, что тот, кто последует их примеру, найдет рецепт на все случаи жизни.
— Джон, она действительно беспокоится за тебя.
Я не могу сердиться на Эмили, но тут я все же высказал свое мнение тоном, не терпящим возражений:
— Сюзанна — самовлюбленная, взбалмошная особа, которой нет дела ни до кого. Для нее существуют только Сюзанна Стенхоп и ее кобыла Занзибар. Иногда еще Янки. Поэтому давай не будем больше спорить.
— Но она же любит тебя.
— Да, вероятно. Но мою любовь она считает чем-то само собой разумеющимся.
— Ах, — вздохнула видящая все насквозь Эмили. — Ах!
— Перестань ахать! — Мы оба рассмеялись, затем я сказал совершенно серьезно: — Я стал другим вовсе не для того, чтобы привлечь ее внимание. Я на самом деле стал другим.
— Объясни, что ты имеешь в виду.
— Ну вот, например, вчера вечером я напился и заснул под открытым небом. Потом вышло так, что я рычал по-собачьи и до смерти напугал одну почтенную матрону. — Своему давнему другу Эмили я мог откровенно рассказать, что со мной произошло сегодня утром. Мы так хохотали, что кто-то — не разглядел, кто именно, — заглянул в комнату и сейчас же в испуге захлопнул дверь.
Эмили схватила меня за руку.
— Знаешь такую шутку: «Назовите лучшее средство групповой терапии для мужчин». Мужчины отвечают: «Вторая мировая война».
Я на всякий случай улыбнулся.
Эмили продолжала:
— Кроме всяких возрастных проблем, Джон, есть еще одна очень важная вещь — мужчина в какой-то момент стремится во что бы то ни стало показать свою мужскую суть. Свою суть именно в биологическом смысле. Ему нужно пострелять на войне, дать кому-нибудь по башке, в крайнем случае — поохотиться или полезть в горы. Именно поэтому у тебя получилось такое утро. Я жалею, что у моего бывшего мужа никогда не было такого срыва. Он в свое время всерьез вообразил, что его бумажки — это и есть самое главное в жизни. Это ничего, что ты сорвался. Только теперь надо сделать так, чтобы извлечь из этого срыва пользу для себя.
— Ты просто гениальная женщина, Эмили.
— Я просто твоя сестра, Джон. И я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя.
Мы помолчали, чувствуя себя довольно неловко, затем Эмили спросила:
— Твой новый сосед, этот Беллароза, он имеет отношение к твоим нынешним проблемам?
Имеет. Хотя я не совсем еще осознавал, каким образом появление Фрэнка Белларозы могло толкнуть меня на переоценку жизненных ценностей.
— Возможно... — ответил я вслух. — Понимаешь, этот парень плевать хотел на все законы, он живет на грани, а в то же время кажется совершенно довольным жизнью. Он чувствует себя как рыба в воде. Сюзанна считает его интересным человеком.
— Понимаю, тебя это здорово задевает. Как и всякого нормального мужчину. Но Сюзанна говорила, что к тебе он очень хорошо относится. Так?
— Вероятно.
— И ты хочешь не отстать от него.
— Нет... но...
— Будь осторожней, Джон. Сатана умеет расставлять сети.
— Это понятно. — Я переменил тему. — Ты долго пробудешь здесь?
— Гэри и я улетаем завтра утром. Если хочешь, заходи к нам сегодня в гости. Мы поселились в восхитительной дыре — в кемпинге на берегу. Едим крабов, запиваем их пивом, бегаем по пляжу и кормим комаров. — Она помолчала. — И занимаемся любовью. Если хочешь, приходите вместе с Сюзанной.
— Посмотрим.
Эмили положила свою руку на мою ладонь и заглянула мне в глаза.
— Джон, тебе надо уезжать отсюда. Этот мир себя уже изжил. Так, как здесь, в Америке уже нигде не живут. Тут скопилась трехсотлетняя история секретных протоколов, старых обид и закостенелых традиций. Вы живете на Золотом Берегу, как в золотой клетке.
— Все это я знаю.
— Подумай над этим хорошенько. — Эмили направилась к двери. — Ты собираешься еще немного поиграть в прятки?
Я улыбнулся.
— Еще чуть-чуть.
— Я принесу тебе выпивку. Опять виски с содовой?
— Угадала.
Эмили вышла и вернулась через минуту с высоким бокалом, полным льда и содовой, а также с бутылкой виски.
— Не уходи, не попрощавшись, — попросила она.
— Не исключено, что мне так и придется поступить.
Мы поцеловались, и она ушла. Я сел на табурет и начал потягивать виски, оглядывая комнату, в которой оказался. Тетя Корнелия использовала ее для хранения посуды: на полках стояли ряды бокалов, лежали приборы, стопки скатертей и салфеток. Возможно, Эмили права. Этот мир наполовину лежит в руинах, наполовину уже превратился в музей. Вокруг нас следы прежнего величия, это не самая лучшая среда для нашего коллективного сознания. Но что находится там, на остальной части Америки? Молочные магазины «Куинз», супермаркеты «К.Мартс», прицепные вагончики, комары? Есть ли там епископальная церковь? Как и многие из моих предков, я объездил весь свет, но почти нигде не был в самой Америке.
Я встал, встряхнулся и снова окунулся в кипящий котел большого семейного сбора.
Я пошел наверх, зная, что там обычно бывает меньше народа. Раньше здесь была детская, в которой некогда играл и я. Оказалось, что комната сохранила свое предназначение — здесь сидели с десяток ребятишек. Они не играли в игру моего детства «веришь не веришь», они смотрели по видео фильм ужасов. Вероятно, один из них притащил кассету сюда за пазухой.
— Счастливой Пасхи! — пожелал им я. Несколько голов повернулось ко мне, но остальные, видимо, уже не воспринимали человеческую речь и жадно поглощали рецепты изощренных убийств.
Телевизор я сразу выключил, пленку перемотал. Никто из ребят не проронил ни слова, но несколько человек, видимо, прикинули в уме, как лучше разрезать меня электрической пилой.
После этого я подсел к ним и рассказал несколько историй о том, как когда-то я играл в этой самой комнате.
— А однажды, — вещал я, обращаясь к Скотту, которому было лет десять, — твой папа и я придумали, что мы заперты в лондонском Тауэре и сидим на одном хлебе и воде.
— Зачем? — спросил он.
— Ну, мы себе это вообразили.
— Зачем?
— Так вот, мы начали делать из бумаги самолетики и писать на них послание с просьбой о помощи. Эти самолетики мы запускали из окна. Чья-то служанка нашла одну из наших записок и вызвала полицию. Она подумала, что на самом деле кто-то попал в беду.
— Ну и глупая, — заключил Джастин лет двенадцати. — Наверное, она была из Мексики — эти, которые говорят по-испански, все такие.
— Да, но они же по-английски читать не могут, дурная твоя голова, — вмешалась девочка.
— Служанка, — с досадой продолжал я, — была черной. Здесь в округе работало много черных служанок, они все умели читать по-английски, а эта была вдобавок очень беспокойной женщиной. Так вот, приехала полиция. Тетя Корнелия позвала нас вниз, чтобы полицейские поговорили с нами. Нам прочитали нотацию, а затем, когда полиция уехала, нас на самом деле заперли, только уже в подвале.
— Что это такое, подвал?
— Она заперла вас? За что?
— А вы потом отомстили этой служанке?
— Да, — ответил я, — мы отрезали ей голову. — Я встал. — Ну, хватит пасхальных рассказов. — Никто из детей не понял моих изысканных шуток. — Вы сыграйте лучше в «монополию», — предложил я.
— Вы нам вернете пленку?
— Нет. — Я вышел из комнаты, забрав с собой кассету. Счастливей я не стал, зато кое-что понял.
Я почувствовал, что снова сижу запертым в подвале. Но поразмышлять об одиночестве мне не пришлось, так как в коридоре я столкнулся с Терри, жгучей блондинкой, она жена моего кузена Фредди, это один из безмозглых сыновей дяди Артура.
— Привет, — сказал я. — Куда направляешься?
— Привет, Джон. Хочу посмотреть, чем занимаются дети.
— Они в порядке, — сообщил я ей. — Играют в куклы.
Она улыбнулась.
— Нет желания поразмяться со мной? — спросил я.
— Джон, ты слишком много себе позволяешь.
Я прошел к двери в конце коридора и открыл ее.
— Вот через эту дверь я когда-то лазил на чердак. Не хочешь забраться туда?
— И что мы будем там делать?
— Там свалены старые тетушкины платья. Может, ты захочешь примерить некоторые из них?
— А как на это посмотрит Сюзанна?
— Об этом лучше спроси у нее самой.
Терри немного нервничала: то ли не знала, как от меня отстать, то ли как ей половчей присоединиться ко мне. Я закрыл дверь на чердак и пошел к лестнице.
— Видимо, мы слишком старые для того, чтобы играть в «веришь не веришь». — Я начал спускаться.
— А это что у тебя? — спросила она, показывая на кассету в моей руке.
— Ужасы. Пойду выброшу на помойку.
— О... эти дети... Слава Богу, что ты забрал это у них.
— Такая у меня работа. Цербер.
Она засмеялась.
— Фредди никогда бы этого не сделал.
— Возможно, он прав. Возможно, мы уже потеряли это поколение. Но наш долг перед человечеством в том, чтобы все-таки попытаться его спасти.
— Да-да. — Она посмотрела на меня и улыбнулась. — Какой-то ты сегодня странный, Джон.
— Потерял себя, теперь вот не знаю, где искать.
— Ты сумасшедший.
— Ну и что? — Я уставился на нее.
Она ничего не сказала, но я видел, что удар попал в цель. Оставалось только развить успех. Чтобы вам было понятно, Терри — из тех женщин, которые привыкли к тому, что вокруг них крутятся мужики. Она умеет вертеть ими как захочет. Знает все способы. Но сейчас она стояла как вкопанная, на нее было жалко смотреть. Мне оставалось сделать всего один шаг. Но я вдруг почувствовал, что виноват. Перед кем? Почему? Я не знал. Поэтому я сказал:
— Ну что ж, до встречи.
— Джон, я не могла бы поговорить с тобой о завещании? Мне кажется, пора его составить.
— Если его нет, конечно, надо составить.
— Я могу зайти к тебе?
— Да. Я бываю в Нью-Йорке по вторникам, средам и четвергам. По понедельникам и пятницам я в офисе в Локаст-Вэлли. Заодно и пообедаем.
— Хорошо. Спасибо.
Я побежал вниз по лестнице, не чувствуя под собой ног. Я снова был на коне. Я был притягательным, я был неотразимым, я был загадочным. Я поверил в это, и так оно и случилось. Мне даже не понадобился пиджак за тысячу долларов и галстук от «Гермеса» за девяносто. Я обладал властью над мужчинами и женщинами. Над детьми, конечно, тоже. Я хотел уже сообщить об этом Сюзанне, но потом решил, пусть лучше сама догадается.
Я также понял, что мне теперь стоит быть настороже, так как предстояло пройти через комнату, полную родственников. Эти люди наверняка уже поджидают добычу, они очень ловко умеют загонять свою жертву в угол. Я не должен отдать им свою победу.
Я распахнул дверь, шагнул в комнату и постарался сделать вид, что не замечаю двух моих кузенов, окликающих меня по имени. Мало ли кого на свете зовут Джоном?
Я выскочил на улицу, спрыгнул с крыльца и понесся вниз по улице, задержавшись лишь на одну секунду, чтобы выбросить видеокассету в канаву. Я залез в свой «бронко» и умчался прочь.
Уже смеркалось, я поехал медленней. Окна были открыты, я с наслаждением вдыхал в себя прохладный воздух.
Я люблю водить машину: в эти минуты и часы я недосягаем для окружающих. У меня в машине нет телефона, нет автоответчика, нет факса, телекса и пейджера.
У меня есть только радиоприемник. Да и тот всегда настроен на одну и ту же станцию — она передает прогноз погоды для флота. Прогнозы мне нравятся, так как от них есть несомненная польза, а потом, эту информацию всегда можно проверить самому. И дикторы, которые читают прогноз, делают это всегда ровным, спокойным голосом, а не дурачатся, как идиоты с других радиостанций. О приближении урагана они сообщают так же сдержанно, как о наступлении солнечной, тихой погоды.
Я включил приемник, и бесстрастный голос сообщил мне о погоде сегодняшнего дня, ни словом не упомянув о том, какой чудесный выдался день для пасхального парада на Пятой авеню. Я узнал, что к нашим краям приближаются слоисто-кучевые облака и в понедельник с утра ожидаются дожди, сопровождаемые северо-восточным ветром силой от десяти до пятнадцати узлов. Были даны также рекомендации для малотоннажных судов. Ну что ж, посмотрим, что будет завтра.
Я ехал куда глаза глядят час или около того, потом начал замечать, что машин становится все больше. Тогда я повернул в сторону дома. Воскресные вечера никогда не были моим любимым временем суток, в эти часы у меня неважное настроение, и я рано ложусь спать.
Сюзанна вернулась домой уже после того, как я улегся и потушил свет.
— Тебе что-нибудь нужно? — спросила она.
— Нет.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Великолепно.
— Твоя мать и тетя Корнелия очень переживали за тебя.
— Им следовало спросить у меня, как я себя чувствую.
— Но ты же их избегал. Твой отец расстроился из-за того, что не сумел поговорить с тобой.
— У него было больше сорока лет, чтобы со мной поговорить.
— А со мной ты хочешь поговорить?
— Нет, я хочу спать. Спокойной ночи.
— Эмили передает тебе привет и наилучшие пожелания. Спокойной ночи. — Сюзанна спустилась вниз.
Я лежал и смотрел на темный потолок. Давно я себя не чувствовал так хорошо, притом что и так паршиво мне никогда еще не было. «Что случилось со мной за эти дни?» — вопрошал я себя и давал ответ: я сжег прежних кумиров и стал поклоняться новым. Старой вере пришел конец, но, приобщившись к новой, я обрел новые неслыханные силы. Возможно, я преувеличивал, но одно ясно — за эти несколько недель я стал другим человеком.
Посвятив еще пару минут метафизике, я перевернул страницу ушедшего дня. Где-то вдалеке прогрохотал раскат грома, и я вообразил, что плыву один в лодке по бушующему морю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88