Беллароза наполнял наши бокалы самбук-кой, потом передумывал и предлагал нам испробовать амаретто. Он тотчас же наливал амаретто в новые стаканы и говорил, говорил.
Наш хозяин явно наслаждался жизнью, да и неудивительно: он великолепно знал ей цену и знал, что эта жизнь может для него окончиться в любой момент. Я без обиняков спросил его:
. — В доме тоже есть охранники или вы ограничились Энтони в качестве стража у ворот?
Он удостоил меня долгим взглядом и после паузы ответил:
— Мистер Саттер, богатый человек в этой стране, как, впрочем, и в Италии, должен защищать себя и свою семью от насилия и шантажа.
— Только не в Лэттингтоне, — заверил его я. — У нас здесь очень строго следят за порядком.
Беллароза улыбнулся.
— У нас тоже есть строгий порядок, мистер Саттер, вы о нем, возможно, знаете. Порядок этот таков: никто не смеет прикоснуться к хозяину в его доме или перед лицом его близких. Так что никому из соседей не следует волноваться на этот счет. О'кей?
Разговор становился интересным.
— Возможно, вам стоит прийти на собрание жителей округа и рассказать им об этой традиции, — предложил я.
Беллароза бросил на меня мимолетный взгляд, но промолчал.
Закусив удила, я продолжал атаку:
— Так почему же вы все-таки держите здесь охранников?
Он наклонился ко мне и тихо сказал:
— Вы спрашивали, чему меня учили в Ла Саль. Я вам скажу чему. Даже заключив с противником перемирие, следует заботиться о том, чтобы охрана была начеку круглые сутки. Это уберегает противника от соблазна напасть на вас, а вам дает возможность спокойно спать. Так что не волнуйтесь. — Он потрепал меня по плечу. — Здесь вы в безопасности.
Я улыбнулся и сделал еще одно полезное замечание:
— У вас получается двойная охрана, мистер Беллароза, благодарите американских налогоплательщиков. Capisce?
Он засмеялся, затем презрительно хмыкнул.
— Да. Они охраняют меня спереди, а я слежу, чтобы никто не напал со стороны задницы, — пояснил он. — Стало быть, вам известно, что меня пасут, так, мистер Саттер? Кто это вам сообщил?
Я уже собирался ответить, но почувствовал, как кто-то толкнул меня под столом ногой. Толчок этот, конечно, не мог означать: «Продолжай, дорогой, ты так славно беседуешь».
— Может быть, — сказала Сюзанна, — миссис Белларозе нужна моя помощь на кухне?
— Нет-нет. Там все в порядке. Она такое затеяла... Я вам скажу, потому что знаю. Она начиняет пирожные кремом. Знаете, если покупать эти пирожные с творожным кремом в кондитерских, это не всегда бывает вкусно. Поэтому моя жена покупает только рожки из теста, сама готовит крем и начиняет, начиняет. Ложкой.
Сюзанна кивнула — как мне показалось, она была несколько озадачена.
Меня тоже удивила непосредственность нашего соседа и его трудолюбивой жены. Он явно не пытался строить из себя кого-то перед нами. Не знаю, был ли я этим тронут или раздосадован.
Наконец дверь отворилась и в зал вплыла пышная блондинка — в руках у нее был огромный поднос с горой пирожных, которых хватило бы на угощение целому китайскому городу средней величины. Лица за горой пирожных почти не было видно, но, судя по тому, как женщина вытягивала вперед руки, бюст у нее был внушительных размеров. По этому признаку я мигом осознал, что передо мной миссис Беллароза. Я встал, то же самое сделал мистер Беллароза. Он взял поднос из рук женщины и сказал:
— Вот моя жена Анна. — Беллароза поставил поднос на стол. — Анна, это мистер и миссис Саттер.
Анна обтерла ладони о свои обширные бока и улыбнулась.
— Привет. — Она и Сюзанна пожали друг другу руки, затем Анна повернулась ко мне.
Наши глаза встретились, наши руки сплелись, наши губы улыбнулись, но ее брови удивленно взлетели вверх.
— Очень приятно познакомиться, — произнес я.
Она продолжала внимательно вглядываться в меня, и я почти физически ощущал, как в ее извилинах идет мучительный процесс узнавания. Клик-клик-клик. Она спросила:
— Мы не встречались с вами где-нибудь?
Это «где-нибудь» заставило меня насторожиться.
— Мне кажется, я видел вас в «Лопаро», — сказал я, упомянув название итальянского магазина в Локаст-Вэлли. Я там сроду не бывал.
— Да-а, — протянула миссис Беллароза с сомнением. — Нет-нет, — тут же спохватилась она. — Нет... Я попробую вспомнить.
Если бы я был настоящим мужчиной, я бы сорвал с носа очки, встал на четвереньки и предстал бы в своем истинном обличье. Но я не считал, что кому-нибудь станет от этого лучше.
— А почему мы стоим? — воскликнул мистер Беллароза. Он уже задавался этим вопросом, когда мы топтались в вестибюле. — Садитесь, садитесь, — скомандовал он. Мы сели, он налил своей супруге амаретто. Разговор пошел своим чередом.
Миссис Беллароза расположилась прямо напротив меня, мне это не понравилось. Единственным преимуществом было то, что с этого места я мог сразу уловить в ее лице признаки воспоминаний об ужасном пасхальном утре в парке. Для вашего сведения сообщу о наряде моей визави. На ней было то, что я назвал бы парадным вариантом пижамы ярко-оранжевого цвета, — мало того, ткань переливалась всеми оттенками радуги, стоило хозяйке сделать хоть малейшее движение. В ушах болтались огромные кольца, которые вполне можно было использовать в качестве антенны для радиоприемника и успешно ловить голос далекого Неаполя. На шее висел золотой крестик, затерявшийся в разрезе ее мощного бюста. На каждом втором пальце имелось золотое кольцо, а запястья были унизаны браслетами. Интересно, упади она в бассейн, ее потянет ко дну золото или, наоборот, вытолкнут на поверхность эти огромные шары грудей?
Пару слов о внешности хозяйки. Не сказать, что она была уродкой. Все зависит от вкуса. Макияж был, пожалуй, излишне густым, но под ним проглядывала неплохо сохранившаяся кожа. Карие глаза, пухлые губы, густо покрытые помадой цвета пожарных машин, и волосы искусственной блондинки. Я заметил, что у корней волосы были своего естественного, темного цвета. Довольно миловидная женщина. Она оказалась смешливой и удивительно грациозно двигалась. Духи были подобраны со вкусом.
Не знаю, как должна выглядеть супруга главаря мафии — мне раньше их видеть не доводилось, — но думается, что Анна Беллароза выглядела лучше многих. Иногда на меня накатывает жуткая мужская спесь — к счастью, это бывает редко, — и я пытаюсь представить своих новых знакомых женского пола в постели. Именно под этим углом я и взглянул на Анну Белларозу.
Когда я учился в колледже, у нас было принято разделять женщин на пять типов в зависимости от того, какой свет предпочтительно иметь в спальне. Сначала шли женщины, с которыми стоит иметь включенными лампы мощностью в 100, 70 и 30 ватт, затем женщины, с которыми следует ограничиться ночником, и наконец те, с кем лучше спать в полной темноте.
Анна Беллароза поймала мой взгляд и улыбнулась. Улыбка у нее была очень милой. Поэтому я, с учетом выпитого спиртного, решил, что с ней не грех вкрутить в патрон лампочку и на 70 ватт.
У Фрэнка Белларозы наготове был тост:
— За наших новых соседей и новых друзей.
Я выпил, но на всякий случай скрестил пальцы под столом. Все-таки я суеверный.
Мы продолжали беседу. Сюзанна произвела серьезные опустошения на подносе с пирожными и удостоила Анну Белларозу и ее мужа комплиментами за все, что они сотворили в своей «Альгамбре». Мы перебрали несколько названий для поместья, я предложил «Каза канолли». «Канолли» — так назывались пирожные, с которыми мы расправлялись. Фрэнк Беллароза проявлял интерес к огороду, опекаемому Сюзанной, а Анна спросила, не хочу ли я снять галстук и пиджак. Я, естественно, не захотел. Так продолжалось десять или пятнадцать минут, лед недоверия, как говорится, растаял, и Фрэнк Беллароза предложил:
— Называйте меня просто Фрэнк. О'кей? А мою жену — Анна.
Сюзанна, конечно, не возражала.
— А меня зовите Сюзанной.
Настал мой черед. Я сказал:
— А я — Джон.
— Ну вот и отлично, — резюмировал Фрэнк.
Никогда еще я не был на «ты» с доном из мафии. Удивительно волнующее состояние. Мне не терпелось рассказать об этой новости в клубе «Крик».
Миссис Беллароза встала и налила нам кофе. До пирожных мы дотягивались сами. Кофе и пирожные были великолепны. Тут жаловаться не на что.
Как это обычно бывает, когда встретятся родители, разговор заходит о детях. Не важно, идет ли речь о лицах королевской крови или о ворах и проститутках. Дети — вот кто уравнивает всех нас в правах, или, говоря иными словами, они предлагают путь к общему взаимопониманию. За этим разговором я даже чуть-чуть расслабился, во-первых, из-за мирного настроя миссис Белларозы и, во-вторых, из-за того, что, как ни странно, чувствовал себя за этим столом удивительно уютно.
Анна Беллароза рассказала нам о своих сыновьях, их было трое, затем добавила:
— Я не хочу, чтобы они занимались семейным бизнесом, но Тони — он учится в Ла Саль — во что бы то ни стало хочет пойти по стопам отца. Он его просто боготворит.
— Меня ввел в семейный бизнес мой дядя, — поведал нам Фрэнк. — Отец меня предупреждал: «Держись от этого дела подальше, добра тут не жди». Но разве я его слушал? Нет. А почему? Потому что мой дядя казался мне героем. Он всегда имел деньги, машины, роскошные шмотки, женщин. У моего отца не было ничего. Дети всегда выбирают лучшую роль, так? Теперь я оглядываюсь назад и понимаю, что моего отца тоже можно назвать героем. Он гнул спину шесть дней в неделю, чтобы у детей всегда была еда на столе. А ведь нас у него было пятеро. Нелегко нам приходилось. Но вокруг нас были деньги, много денег. В Америке вообще слишком много денег. Страна богатая, здесь даже дурак может разбогатеть. Поэтому люди и говорят: «Почему бы и мне не попробовать?» В этой стране, если ты беден, ты хуже, чем преступник. — Он поглядел на меня и повторил: — В Америке, если ты беден, ты хуже, чем преступник. Ты — ничто.
— Однако некоторые предпочитают быть бедными, но честными, — заметил я.
— Не знаю ни одного. Вот мой старший, Фрэнк, он хоть и неспособен к нашему делу, но тоже найдет себе работу, я уже присмотрел для него неплохое местечко в Джерси. Томми, это тот, который учится в колледже в Корнелле, хочет стать управляющим большой гостиницей в Атлантик-Сити или в Лас-Вегасе. Тони учится в Ла Саль, с ним особый случай. — Беллароза улыбнулся. — Этот малыш хочет пойти по моим стопам. И знаете, он своего добьется, он у меня такой.
Я закашлялся, потом справился с собой и заметил:
— Не так-то легко воспитывать детей, когда кругом секс, наркотики, «Нинтендо».
— Да. Кстати, секс — это не так уж плохо. А что делают ваши дети?
— Каролин учится в Йельском университете, а Эдвард в июне заканчивает школу Святого Павла, — ответила Сюзанна.
— Так они собираются стать юристами?
— Каролин готовится к этой карьере. Эдвард пока в нерешительности. Видимо, он предполагает, что получит неплохое наследство от своих деда и бабушки, поэтому не испытывает особого рвения.
Такие Вещи Сюзанна не рассказывала никому, и мне в том числе, так что я был несколько раздосадован ее откровенностью перед совершенно посторонними людьми. Но, с другой стороны, Беллароза был настолько далек от круга наших обычных знакомых, что особого значения это не имело. Однако я чувствовал, что должен заступиться за сына.
— Просто Эдварду еще только семнадцать лет, — сказал я. — Его в данный момент интересуют одни лишь девчонки.
Беллароза захохотал.
— Точно, так и бывает. Он уже в этом году заканчивает колледж?
— Нет, — пояснил я. — Школа Святого Павла — частная средняя школа, в ней готовят к поступлению в университет. — Разговор с этими людьми напоминал изобретение колеса. Я спросил Белларозу: — У тебя был грант для учебы в Ла Саль?
— Нет. Мой дядя оплатил учебу. Тот самый дядя, который вовлек меня в семейный бизнес. Да и моему старику стало тогда легче: одним голодным ртом меньше.
— Понятно.
Анна поведала нам еще об одной своей проблеме:
— Фрэнк проводит слишком много времени на работе. Он даже не успевает как следует отдохнуть дома. Но даже здесь он или беседует по телефону, или принимает людей по делам. Я все время ему твержу: «Фрэнк, так нельзя, ты сам себя гробишь».
Я взглянул на Белларозу, чтобы понять, оценил ли он иронию, заложенную в последней фразе своей жены, но тот казался совершенно невозмутимым. Целых полсекунды мне казалось, что я впал в заблуждение и Фрэнк Беллароза — всего лишь работяга-предприниматель.
В разговор вмешалась Сюзанна:
— Джон не задерживается на работе, но приносит домой целый портфель бумаг. Хотя по субботам он никогда не работает, не говоря уже о воскресеньях.
— И еще он прихватывает пасхальные понедельники, — подхватил Беллароза. — Отказался говорить со мной о делах в этот день. — Он покосился на меня. — У меня есть среди знакомых пара протестантов. Они действительно не работают по воскресеньям в отличие от католиков. А что, если у тебя важный процесс назначен на понедельник?
— Тогда, — сообщил я, — я тружусь и в воскресенье. Господу Богу, очевидно, неугодно, если я буду выглядеть дураком перед судьей-католиком или иудеем.
Ха-ха-ха. Хо-хо-хо. Даже я улыбнулся своей шутке. Самбукка творила со мной чудеса.
Беллароза схватил бутылку и подлил спиртного в наши чашки с кофе.
— Так у нас принято.
Пар, поднимавшийся от кофе, несколько раз затуманивал мои очки, и я протирал их носовым платком, не снимая. Сюзанна бросала на меня взгляды, полные изумления. Анна Беллароза тоже смотрела на меня с любопытством. До сих пор разговор, слава Богу, не касался злосчастного случая, происшедшего в пасхальное воскресенье, и я надеялся, что беседа о том, насколько безопасно могут чувствовать себя местные жители, уже не возобновится. Но Сюзанна опять затронула эту опасную тему.
— Ты скучаешь по Бруклину? — спросила она Анну.
Я понял, куда может завести нас этот невинный вопрос.
Анна посмотрела на своего мужа.
— Мне запрещено говорить на эту тему. — Она рассмеялась.
Беллароза хмыкнул.
— Ох уж эти бруклинские итальянки! Перевези их хоть на виллу Боргезе, они и там будут ворчать, как хорошо было в Бруклине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88