По-хорошему говоря, этот мотив настолько уныл, что не родится даже для старомодного вальса, и лишь те, кто обладает достаточным зарядом жизнелюбия и постоян-ной должностью в правительственном учреждении, способны его вытерпеть.
Имеющий переизбыток жизнелюбия Карстерс вымыл руки и лицо, потом заказал по телефону в номер бутылку замороженного пива «Карлсберг» и сел обмозговывать ситуацию. Несмотря на все свои плейбойские замашки, он обладал недюжинными мыслительными способностями — по этой, в частности, причине он до сих пор был жив и имел при себе полный комплект конечностей и внутренних органов.
Другая причина заключалась в том, что он мог невероятно ловко управляться со стрелковым оружием, производимым на территории одиннадцати стран мира. В 70-е годы XX века сие искусство выживания столь же важно, как и умение лгать перед телекамерой, рассказывать похабные анекдоты или управлять автомобилем в час пик.
Когда прибыла бутылка пива, Карстерс отдал мзду другому служащему отеля «Хэй-Адамс» и, оставшись в приятном одиночестве, с.тал потягивать божественный напиток, произведенный датскими пивоварами. Это пиво хотя и не могло возыметь такого же действия, как «18 В» — им фирма «Карлсберг» торгует в Европе,— но оно было отменно и помогало убить время. В восемнадцать четырнадцать он проверил наличное оружие — его металлические друзья служили лишним подтверждением того, что все начинается сызнова. Оба пистолета — тяжелый «магнум» калибра 0,357 в поясной кобуре и малютка «тридцать второй» с глушителем, помещавшийся под мышкой левой руки,— были заряжены. В обоймах лежали, дожидаясь своего часа, патроны — так что можно было отправляться на ферму. Миллионер вышел из отеля в восемнадцать двадцать одну, точно по расписанию.
Взятый напрокат автомобиль уже стоял у дверей. Мчась во влажном мареве города к мосту, который перенесет его в Вирджинию, П. Т. размышлял о том, что же могло случиться. Он не сомневался, что произошла беда— в противном случае Мария Ан-туанетта не упомянул бы об авторучке. Он включил радиоприемник, и его «рэмблер» пересек Конститьюшн-авеню, вдоль которой до самого горизонта возвышались
«временные постройки» — принадлежащие министерству военно-морского флота жилые дома. Он надеялся, что приключившаяся беда будет интересной. Гонки «Гран-при» и шведские балерины незаменимы в качестве регулярной диеты, но после всех этих лет ему требовалась пусть и небольшая, но все-таки настоящая встряска — о, это представлялось ужасно заманчивым!
Будет опасно, радостно убеждал он себя.Должно быть опасно.В восемнадцать пятьдесят его «рэмблер» свернул с главного шоссе. Он улыбнулся, вспоминая дорогу. Он все еще помнил этот маршрут и эту местность — каждый кустик. Через четыре минуты он опять улыбнулся при виде знакомых каменных столбов у въезда. Уже и тогда это была давно заброшенная ферма -— здесь располагалась средняя школа для девочек,— с конюшней и большим сараем позади главного жилого дома. Он притормозил перед проселком, решив, что местом встречи должен быть сарай. Им часто приходилось обсуждать планы очередных рейдов в сараях, но этот был их первым штабом. Карстерс вышел из «рэмблера» и, прислушиваясь, двинулся вперед.
Смеркалось, и плотная стена густых деревьев преграждала путь лучам заходящего солнца. Карстерс прошел ярдов двести в сереющих сумерках. Его хлопчатобумажная куртка была расстегнута, и правая ладонь покоилась на рукоятке «тридцать второго». Он услышал свист. Узнав этот звук, он среагировал мгновенно.
«На Авиньонском мосту». Он даже вздрогнул.Вот как подействовал нехитрый мотивчик французской народной песенки на пресыщенного плейбоя — сердце у него забилось от волнения. Карстере инстинктивно пригнулся к земле, точно в его нервной системе возник некий условный рефлекс, как у собаки Павлова, и тихо просвистел в ответ следующие два такта знакомой мелодии.
Он снова оказался на поле боя.Присев на корточки в сгустившейся тьме, он увидел, как от темной стены деревьев и кустов отделилась высокая фигура, сама похожая на тень. Незнакомец поманил его рукой, и Карстерс без слов последовал за ним. Они шли, прячась в тени деревьев, и вскоре оказались вблизи сарая,— он был все такой же: огромный, насквозь пропахший сеном и давно нуждающийся в свежей покраске. И вот тогда-то второй наиболее выгодный жених Соеди-
неных Штатов впервые ясно разглядел лицо, своего проведника. Это был Эндрю Ф. Уиллистон, который иногда называл себя Марией Антуанеттой.
Все еще храня молчание, они вошли в сарай, и Уиллистон закрыл за собой дверь. Потом он включил прямо-угольный электрический фонарь и поставил его на це-ментный пол. Несколько секунд с нескрываемым любопытством они разглядывали друг друга, вспоминая себя тогдашних и дивясь переменам, вызванным временем. Наконец они со вздохом обменялись рукопожатием.
Вдруг профессор резким движением руки распахнул курт-ку Карстерса и увидел оба пистолета.
— Как всегда, при стволах,— пробормотал Уиллистон.
— И оба заряжены, сынок. Профессор психологии покачал головой.
— Тебя бы надо посадить под замок,— сказал он.— У тебя хоть есть лицензия на эти железки?
Богатый коллекционер оружия удивленно поднял брови.
— Энди, ты же знаешь, что есть. У меня есть лицензии, о которых ты и мечтать не можешь,— я имею право хранить полевые гаубицы, пилотировать реактивные самолеты, совершать обряды, связанные с достижением подростками совершеннолетия, а также вести курсы современных танцев в Калифорнии. У меня имеются лицензии, позволяющие мне держать дома собак и заниматься рыболовством, есть международные водительские права и даже лицензия, выданная в Либерии, которая дозволяет мне носить лук и стрелы в дни религиозных праздников.
Видя, что все это не произвело никакого впечатления на Уиллистона, миллионер достал бумажник, чтобы продемонстрировать выписанное нью-йоркским управлением полиции разрешение на ношение «магнума». Профессор перевел взгляд на маленький револьвер 0,32-го калибра, который Карстерс на всякий случай наполовину вытащил из подмышечной кобуры.
— Но ведь это оружие наемного убийцы,— мрачно прокомментировал Уиллистон. Наличие глушителя на «тридцать втором» не оставляло в этом сомнений.— Тебе не могли выдать лицензию на ношение такого пистолета, даже при том, что ты богат, знаменит и учился в Йельс-ком университете с мэром Нью-Йорка.
Карстере пожал плечами, и мальчишеская улыбка обнажила его великолепные зубы.
— Ты прав. На этот ствол лицензии нет, и это инструмент, которым пользуются убийцы,— признался он без видимого раскаяния.— Я прихватил его с собой на тот случай, если нам придется кого-то прикончить.
Чувство юмора у этого охотника ничуть не изменилось.
Кровопролитие, преступления, убийства — все это для него до сих пор служило предметом зубоскальства.
— А не прихватил ли ты несколько пулеметов? — саркастически поинтересовался Уиллистон.
— Парочка есть. Но я оставил их в отеле. Да не нервничай ты так, Энди,— успокоил его бывший товарищ по оружию.— Я прихватил пулеметы просто потому, что подумал: а вдруг они нам понадобятся. Я же не знал, что у тебя на уме.
Об этом человеке можно было написать целый учебник, сделал вывод профессор психологии.
— Если следовать твоей логике,— продолжал вслух Уиллистон,— ты прихватил пулеметы, решив, что, может быть, нам придется кого-то расстрелять. Для этого и пистолет с глушителем?
Карстерс кивнул. Ему это все казалось очень логичным,— и чего этот худой моложавый вермонтец так кипятится? В старые добрые времена вид огнестрельного оружия не вызывал у Энди Уиллистона такого отвращения. Второй наиболее выгодный жених Соединенных Штатов уже собрался было поделиться с приятелем этим соображением, как вдруг оба услышали шум.
Кто-то приближался к сараю.
— Девятнадцать ноль-ноль — секунда в секунду,— объявил профессор, взглянув на циферблат своих часов. Карстерс не ответил и вытащил «магнум» калибра 0,357; тяжелый пистолет блеснул в его руке, точно появившийся из рукава фокусника бокал с шампанским.
Это, должно быть, Сэмми Гилман. Он всегда был предельно пунктуальным, всегда действовал строго по графику — с точностью до секунды. На него всегда можно было положиться там, где требовались логика и математически точный расчет.
— Возьми на прицел дверь, только не стреляй,— тихо приказал Уиллистон, гася фонарь.— Если это не Сэмми и не Тони, вышиби из него дух. Дай ему по мозгам. И все.
Миллионер улыбнулся во тьме тому, как быстро Уиллистон снова обрел себя в роли командира — словно растаял груз прошедших лет, и он стал таким же, как
в доброе старое время, когда они впятером днем и ночью ускользали от погони. А все дело было просто в том, что в любой критической ситуации этот вермонтец становился лидером, благодаря своей природной сообразительности, уверенности и хитрости. Это был истинный дар — такой же, как умение Карстерса обращаться со стрелковым оружием и женщинами.
С легким скрипом дверь открылась, впуская в сарай отсвет догорающих сумерек и Сэмюэля Мордекая Гил-мана. Уиллистон плотно затворил дверь, зажег фонарь — и трое торжественно пожали друг другу руки. Было похоже, что каждого из троих одинаково удивил тот очевидный факт, что другие двое еще живы. Если верить статистике, основанной на данных страховых компаний, они должны были умереть очень давно, и отдавали себе в этом отчет. Никто из них не знал, чем занимались все эти годы остальные, так что несколько минут они уделили коротким интервью. Профессор психологии выжидательно смотрел на обоих, гадая, кто же станет первым задавать вопросы.
Конечно, не невозмутимый П. Т. Карстерс.
— Эта... телеграмма... Что случилось? — спросил наконец Гилман.
— Я бы не хотел повторять дважды,— сказал Уиллистон,— так что давайте дождемся Тони.
— Долго ждать не придется! — раздался громкий возглас из мрака со стороны сеновала за их спинами.
Все трое резко обернулись и увидели каскадера, спрыгнувшего на пол с изяществом акробата.
— Я тут торчу уже час,— признался Арболино.— Залез сзади через крышу, чтобы проверить, все ли чисто... На всякий случай. На тот случай, если телеграмму послал не Энди.
Улыбки, рукопожатия, восхищенные взгляды, теплые приветствия— все по новой.
— Ну, теперь, когда и наш партизан здесь, остается подождать Коротышку,— сказал Гилман, но Уиллистон покачал головой.
— Эдди не приедет. Он мертв,— и профессор добавил печальным голосом: — Кто-то подложил в его машину бомбу на прошлой неделе.
Глаза коллекционера оружия засверкали. . Так, ну точно, все начинается опять.
— Кто это сделал? - тихо спросил Карстерс.
— Не знаю пока.
— Где? — спросил Гилман.
— В Парадайз-сити, на границе между Джорджией и Флоридой.
— Почему?
— Мне не сообщили.
— Может, надо спросить? — предложил Арболино, и в его голосе лязгнула закаленная сталь.
Профессор кивнул.
— Именно об этом я и подумал,— ответил он.— Вот почему я вас сюда вызвал,— он закурил очередную сигарету, не зная еще, что же ему делать, если они вдруг откажутся.
— Никто из нас не дожил бы до сегодняшнего дня, если бы не Эдди Барринджер,.— мрачно начал Уилли-стон.— Мы были отчаянными ребятами в 1943 году. «Джеды» Управления стратегических операций, которых забрасывали в оккупированную Францию- для организации групп «маки» и ведения партизанской войны. Мы взрывали мосты, подкладывали мины под броневики, пускали под откос военные составы — нам даже удалось однажды грабануть бронемашину, в. которой везли денежное довольствие солдатам вермахта. Задолго до высадки в Нормандии мы навели во Франции большой шухер, но вдруг случился прокол, и нацисты схватили Эдди. Сорок семь часов он держался. Его били, загоняли иголки под ногти, рвали клещами мясо, пытали электротоком и водой. Сорок семь часов нескончаемых пыток. Но он не сломался. Он не сказал, где мы нрячемся.
Уиллистону не надо было досказывать до конца эту ужасную повесть. Они еще не забыли, как проскочили немецкий контрольно-пропускной пункт, спрятавшись в санитарном фургоне, как ворвались в полицейский участок, уложили восьмерых — или их было девять? — гестаповцев и вынесли изувеченного Эдди Барринджера. Через месяц Карстерс убил информатора, который выдал Барринджера, а два месяца спустя войска союзников высадились в Нормандии. Только в сентябре Эдди Барринджера доставили на родину, но лучшие армейские врачи не смогли вернуть ему левый глаз, зубы и пальцы ног. А потом война кончилась,, и они перестали быть «джедбургами» — это было кодовое название групп Управления стратегических операций, забрасываемых в оккупированную гитлеровцами Европу. Вскоре и само Управление было поглощено армейской разведкой и государственным департаментом, и «джеды» разбрелись по
всей стране, вернувшись к своим гражданским профессиям. Но эти остались живы только потому, что один из них выдержал сорок семь часов нечеловеческих с градаций.
Они все были в долгу перед Эдом Барринджером, в долгу, который невозможно даже выразить простыми словами. Но четверо мужчин, собравшихся в этом забро-шенном сарае, и слонах не нуждались.
Их долг должен быть оплачен.
Профессор молча изучал выражение лиц товарищей и ждал.
- Парадайз-сити — мафиозный город,— громко объявил человек из Лас-Вегаса.
- Верно.. Верно. Сенатский комитет по борьбе с ор-ганизованной преступностью пару лет назад устроил там большой шмон,— вспомнил каскадер.— Газеты тогда много об этом писали.
Уиллистон кивнул.
- Эдди работал в утренней газете Парадайз-сити,— сказал он. - И, возможно, ребятам из местной мафии не нравились его статьи.
Карстерс улыбался. Он уже понял, как будут разниматься события дальше.Но как к этому отнесутся остальные?Мы ведь не члены сенатской комиссии, не со-трудники ФБР и не газетные магнаты,— продолжал сурово профессор.— Впрочем, если бы даже мы и были ими, большого проку от этого ждать бы не пришлось, потому что язвы Парадайз-сити выставлялись на всеобщее обозрение чаще, чем бюст Урсулы Андрее, и с куда меньшим успехом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40