Оставшийся где-то позади «плимут» тоже двигался по своему маршруту в полном соответствии с планом. Теперь троица «Лайфа» избавилась от полицейского хвоста, который мог бы воспрепятствовать их «экскурсии» по местным борделям. Им удалось заснять четыре из восьми, как вдруг еще одна патрульная машина — ее вызвали но рации— преградила им дорогу в районе девятисотых домов по Уэйн-стрит.
— Гиллиан, поворачивай обратно к центру,— приказал корреспондент.— Давай-ка закончим на сегодня, пок;| местные фараоны не доперли, чего нам надо.
— А как насчет интерьера? Я бы хотел сделать неско лько снимков внутри! — взмолился фоторепортер.-Я бы мог это сделать из-под полы.
— Завтра, завтра, Стью. Поумерь свою прыть, малыш, а не то проснешься завтра на нарах или на больничной койке, да пробудешь там так долго, что сможетI. сфотографировать там все интерьеры своим «минок сом» во всех ракурсах.
«Экскурсия» заняла у них три вечера, в течение кото рых обоим корреспондентам удалось посетить несколько борделей, и их репортаж, появившийся в номере журнала от 14 августа, произвел фурор. Это был гвоздевой материал номера, и, поскольку арабские террористы в ту неделю взяли себе отгул, а в колледжах не произошло ни одного студенческого мятежа и в чемпионате по бейсболу наступило затишье, статья и фото в «Лайфе» привлекли огромное — возможно, незаслуженно чрезмерное — внимание общественности. Джонни Карсон отколол по этому поводу пару шуточек, Адам Клейтон Пауэлл раскритиковал этот номер как пример «лицемерия и коррупции Чарли», а Симона де Бовуар осудила его как «зло, аналогичное аморальному вторжению американских войск во Вьетнам». Вице-президент Соединенных Штатов, выступая на съезде любителей серфинга в Вайкики, заверил делегатов: администрация делает решительные шаги, дабы покончить с организованной преступностью в стране, студенческими беспорядками и трагической проблемой ночного недержания мочи у обитателей гетто. Он обнародовал недавнее решение развернуть крупномасштабную программу утренней гимнастики, разведения розовых кустов и обеспечения безопасности на улицах, а также создания кружков органной музыки.
15 августа портье отеля «Парадайз-хаус» объявил всем негодующим журналистам, что на следующий день им надлежит покинуть отель, так как занимаемые ими номера забронированы для вновь прибывающих постояльцев, и, когда иногородние представители прессы обратились в другие отели города, они обнаружили, что и там уже нет свободных мест. Во избежание неверного истолкования этого предупреждения кто-то поджег мик-
роавтобус «Си-би-эс», сотрудника «Нью-Йорк таймс» арестовали за управление автомобилем в нетрезвом виде, п Гиллиан Дайфуку из журнала «Лайф» была арестована после того, как переодетый агент местной полиции под присягой засвидетельствовал, что она пристала к нему на улице и предложила за двадцать долларов совершить С ней половой акт в извращенной форме. Корреспондент «Ассошиэйтед пресс» был оштрафован на сто пятьдесят долларов за то, что ехал в автомобиле с неисправными подфарниками — неисправность, которую было очень легко подстроить. Фотокорреспондент «Юнайтед пресс» упал — или был сброшен — с лестницы и во время падения сломал левую щиколотку и фотокамеру. Вся команда «Эн-би-си» сразу же после ужина в ресторане «Дикси мэннш» слегла с сильным расстройством желудка и провалялась в постели два дня, подозревая, что какой-то сукин сын подсыпал им яду в жареного цыпленка или-в тушеные креветки.
Мистер Пикелис перешел в контрнаступление широким фронтом.
Представители прессы дрогнули под натиском скрытого террора — кто-то покинул поле боя, кто-то красочно расписывал все эти надругательства, а кто-то отступил на дальние рубежи, засев в пригородных мотелях за пределами округа Джефферсон. Днем и ночью полицейские патрули подкарауливали их на всех подступах к Пара-дайз-сити. Каждый вечер разгневанные журналисты обдумывали планы новых вылазок и рейдов на «запретную территорию» — так американский спецназ в Южном Вьетнаме называл джунгли вдоль камбоджийской границы.
А четверка главных бойцов операции «Молот» продолжала свою войну, 1.9 августа— в день, когда судья Гиллис нехотя предоставил Дэвидсону последнюю отсрочку до 25-го,— сержант Лерой Беггс из управления полиции Парадайз-сити и два оруженосца Пикелиса отправились собирать недельную дань с вновь открывшихся борделей, которые, с тех пор как спецподразделение полиции штата покинуло город, работали в три смены. Горничная одного из домов терпимости сообщила преподобному Снеллу, что Толстуха Флоренс и ее товарки-бандерши снова взялись за старое и что по графику сегодня вечером предстоит сбор взносов. Сержант и оба его провожатых были благоразумно предусмотрительны. Выйдя от Толстухи Флоренс, они хорошенько огляделись по сторонам, прежде чем двинуться к своей машине.
Увидев только безногого инвалида в кресле-каталке -он был к тому же еще и слеп, судя по его черным очкам,-которого вез седой слуга, такой же древний, как и его хозяин, Беггс зашагал навстречу двум немощным старикам. Когда он поравнялся с ними, слепой горбун в инвалидном кресле раскрыл рот.
— Я возьму деньги,— заявил он.
В обеих руках инвалида внезапно появились револьверы 0,32 калибра с глушителями.
Сержант окаменел и в полнейшей панике вцепился в свою голубую сумку. Он не собирался отдавать взносы, собранные в семи домах терпимости, но Уиллистон настойчиво советовал ему сделать именно это. Диверсант прострелил сборщику дани обе руки с точностью, которой мог бы позавидовать любой зубной техник. Раздался двойной «хлоп» — чуть громче, чем звук пробки, вылетевшей из бутылки шампанского, но не намного, потом сразу послышались всхлипывания Беггса, и он выронил сумку.
— Следующую порцию получишь в брюхо! — пообещал переодетый десантник полицейскому-гангстеру.
Тот мгновенно подхватил сумку с земли и протянул ее налетчику. Арболино, толкавший инвалидное кресло, взял предложенное подношение.
— К фургону! — приказал Уиллистон.
Каскадер пробежал двадцать ярдов по Меррилл-аве-ню, завел угнанный фургон и подогнал его к тому месту, где троица Пикелиса все еще стояла навытяжку под стволами двух револьверов.
— Вы покойники,— мрачно предупредил раненый сержант, морщась от боли.— Никто в этом городе никогда не стрелял в полицейского. Вы самоубийцы. Считай, вы уже оба покойники. Не может же вам вечно везти, ребята!
— По машинам, малыш! — ответил ему диверсант все тем же неестественным каркающим голосом.
Трое сборщиков дани забрались в фургон, Арболино запер за ними дверь, а Уиллистон выпрыгнул из инвалидного кресла. Через мгновение профессор сорвал черные очки и свой маскарадный костюм и сел в кабину рядом с Арболино. Когда фургон набрал скорость, седой парик медленно съехал с сиденья на пол, но это было уже неважно. Теперь самое главное — побыстрее смыться отсюда и добраться до Мерсер-лейн, где они бросят фургон и «сделают ноги». Через двадцать минут в отделении «скорой помощи» больницы «Мерсер-лейн» раз-
дался телефонный звонок и неизвестный мужчина сообщил дежурной сестре, что в двух кварталах от больницы находится раненый полицейский, которому нужна срочная медицинская помощь,— он находится в фургоне, принадлежащем компании по производству детских игрушек «Кадли Киди».
Слухи о налете — такие налеты, совершенные ими во нремя той, давней войны, они называли нашествие — быстро распространились по городу. Правда, об этой новости не были сразу поставлены в известность чубные врачи и бухгалтеры, но она тем не менее к утру стала достоянием всех барменов, проституток, полицейских, таксистов, госслужащих, журналистов — как местных, так и «иностранных», завсегдатаев ресторанов и прочих городских полуночников.
Рано утром следующего дня человеку в Атланте было сообщено об этом происшествии; его также проинформировали о том, что полиция Парадайз-сити обнаружила два отпечатка пальцев на брошенном инвалидном кресле. — Насколько я понимаю, они отправят их в ФБР для опознания,— докладывал по телефону владелец желтого «мустанга».— Смешно, уписаться можно — как считаешь? Нет? Ну, у тебя всегда были трудности с чувством юмора. Я готов дать доллар сорок центов плюс три значка с изображением Голдуотера, только бы узнать, чьи же это пальчики, Бадди. Джон, возможно, готов заплатить больше... Может, тысяч шестьдесят. Столько, говорят, эти апачи захватили вчера вечером. ...Ладно, может быть, это команчи, которые чувствуют себя тут очень одиноко. Эти ребята слишком лихо и аккуратно действуют, чтобы быть из «Студентов за демократическое общество», к тому же они после каждой своей выходки не устраивают пресс-конференций... Местные копы озверели вконец. И в штаны наложили — это тоже есть. Вчера вечером, через час после налета, патрульная машина засекла на улице двух весьма респектабельных бизнесменов, которые были весьма под мухой и искали респектабельный «женский клуб» под названием «У Эми»,— так полицейские отдубасили этих благонадежных налогоплательщиков почем зря, полагая, что они-то и есть переодетые гастролеры. Один из избитых оказался высокопоставленным членом Торговой палаты города. Он сейчас в больнице, в полубессознательном состоянии
и страшно несчастен... Бадди, это все уже стало похожим на довольно грустный спектакль. Теперь я уж и сомневаюсь, что наши собственные планы все еще осуществимы... Да, это очень плохо... Да, я буду держать ушки на макушке, глазки навыкате, а хвост морковкой, но у меня в одной руке ключи от машины, а в другой — моя пушка.... Нет, я не шучу, так что и ты со мной не шути. О'кей, чао!
21 августа все президенты местных женских организаций и все священнослужители округа Джефферсон получили конверты с вложенными в них двадцатидолларовыми банкнотами — их «долей доходов от публичных домов в городе». В сопроводительной записке их благодарили за «долгие годы беззаветной поддержки наших местных борделей, которые представляют собой наиболее процветающий бизнес». Аналогичные послания с денежными вложениями получили все семьдесят четыре члена законодательного собрания штата и губернатор, что не вызвало ни у кого из них особо сильного прилива радости. Как и ожидалось, некоторые из адресатов испытали легкие приступы дурноты и стенокардии средней тяжести и даже угрызения совести. Лица многих леди приобрели модные в нынешнем сезоне алые и пурпурные оттенки, что было вовремя замечено их состоятельными мужьями — юристами, банкирами, коммерсантами, врачами, по достоинству оценившими эту психоделическую цветовую гамму. У главы городского отделения союза «Дочери Конфедерации» мисс Джеральдин Эшли не было мужа, но, как только опасность обморока отступила, она обсудила происшествие со своим братом.
Загривки грозно вздыбились, негодование возросло, а в иных душах даже начало пробуждаться давно дремлющее чувство совестливости. Католический кардинал и главный протестантский священник в столице штата подлил масла в огонь своими обличительными инвективами, которые тут же были поддержаны несколькими раввинами и социальными критиками. О воцарившемся в городе бедламе начали поговаривать даже на площадках для игры в гольф, в том числе и в загородном клубе Парадайз-сити. Никто не хотел брать на себя ответственность — или риск — сделать что-нибудь значительное в сложившейся ситуации, но многообещающим был уже тот факт, что люди более не собирались с этой ситуацией мириться.
Джон Пикелис и Бен Мартон тоже никак не могли смириться с этой ситуацией. Начальник полиции все более свирепо требовал от своих людей результатов и то и дело названивал в Вашингтон, чтобы выяснить, идентифицировали ли в ФБР найденные отпечатки пальцев. И всякий раз его заверяли, что проверка продолжается. Он бы очень удивился и забеспокоился, узнав, что в ФБР ему говорили неправду. Ведь, в конце концов, Федеральное бюро расследований снискало себе уважение за искренность, честность, открытость и ревностную правоохранительную деятельность, за оперативную работу сотрудников, за научные методы расследования и за надежное взаимодействие с местной полицией. Как и реклама авиакомпании «Сюиссэр», ФБР никогда не лжет. Но капитану Бену Мартону они солгали. Кто-то стоящий очень высоко в иерархии ФБР, то есть очень высоко, лично санкционировал эту ложь.
У него были свои резоны не ставить начальника полицейского управления Парадайз-сити в известность о том, что отпечатки пальцев принадлежат бывшему агенту УСО по имени Эндрю Уиллистон, который в боях был награжден двумя «Серебряными звездами» и «Крестом за особые заслуги». Агенты ФБР получили задание запросить досье и воинский послужной список Уиллистона из архивов УСО — задание, предусматривающее взаимодействие с Центральным разведывательным управлением Соединенных Штатов, в чьем ведении до сих пор находились все еще секретные документы его предтечи. Другим агентам было поручено узнать, как сложилась жизнь лейтенанта Эндрю Уиллистона после того, как он уволился из Управления стратегических операций в 1946 году. Наконец, еще одна группа агентов занялась изуче-нием фактов относительно семьи Уиллистона, его знако-мых и бывших армейских сослуживцев, о его сексуальной жизни, политических пристрастиях и личной гигиене. В результате всех этих разысканий на свет появился весьма исчерпывающий и весьма информативный рапорт.
— Вот что, сделайте конспект и отправьте лично, а не по телетайпу Макбрайду,— приказал очень высокопоставленный чиновник в Вашингтоне.— Он решит, что с этим делать. И он решил.
Примерно через двенадцать часов после того, как Макбрайд начал действовать, Эндрю Уиллистон сидел в номере певицы-блондинки и ждал ее возвращения из
«Фан парлор». Она вернулась около трех утра и при виде его улыбнулась.
— А я тут пил,— заявил он, отпивая из стакана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40