.....Еще минута — и немцы ворвутся в бар...Он зажмурился, отогнал страх и стал уговаривать себя, что это просто старый ночной кошмар, воспоминания из далекого прошлого, и ничего больше.
Выйдя из бара в духоту улицы, он заметил Гилмана на углу неподалеку. Человек из Лас-Вегаса шел в противоположном направлении от «Лакиз ден», во рту у него торчала незажженная сигарета. Он остановился, поднес ко рту зажигалку и три раза ею щелкнул, прежде чем показалось пламя. Опасность! Надо уходить. Этот сигнал опасности тоже был очень знакомым, подумал Уиллистон, переводя взгляд за спину крупье. Да, за ним был хвост — не такой профессионал, каких использовали в вишистской Франции, но все же не менее опасный. Мистер Пикелис с удивительной оперативностью приступил к проверке недавно взятых в штат сотрудников казино «Фан парлор» — быстро, но не неожиданно, ибо Гилман предвидел подобный ход событий. И теперь хитроумному заговорщику придется на целую неделю, а то и две, смириться с необходимостью жить под недреманным оком филера — до тех пор, пока банда Пикелиса не потеряет к нему интерес и не вычерхнет из своего черного списка.
А Марии Антуанетте придется добывать адрес сестры Талейрана без его помощи.Профессор вернулся к себе в отель после ужина, 'посмотрел телевизор и тщательно обследовал номер, пытаясь обнаружить следы тайного обыска или подслушивающие устройства. Нет, все чисто — пока что. Они — Пикелис и его люди — не настолько еще перепугались, чтобы устраивать слежку за всеми одинокими и по видимости «чистыми» постояльцами городских отелей — пока что. Интересно, насколько же сильным должно" быть потрясение, которое заставит их прибегнуть к таким отчаянным мерам. В одиннадцать тридцать Уиллистон покинул отель «Джефферсои» и отправился в сомнительный район неподалеку от Первой баптистской церкви. Он старался держаться.в тени, осторожно пробираясь к домику за церковью, и в течение нескольких минут внимательно осматривался, прежде чем подойти через лужайку к освещенным окнам.
— Я вас ждал,— спокойно сказал преподобный Снелл. Он сидел в кресле-качалке на заднем крыльце —чернокожий мужчина, неприметный во мраке безлунной ночи.— Заходите, выпейте чего-нибудь холодненького.
— Если у вас найдется еще одна качалка, я бы предпочел посидеть на свежем воздухе. К тому же так будет удобнее, если мне вдруг придется спешно уходить.
Он взошел на крыльцо, устроился в стареньком, но удобном кресле-качалке и стал медленно раскачиваться, ни слова не говоря. Прошло секунд тридцать — сорок, прежде чем священник нарушил молчание.
— Вы заплатили аванс, сэр,— заявил он. Он был достаточно хитер, чтобы не называть имен.— Это довольно приличная сумма. Если кто-то и может спасти моего друга, то только человек, которого вы наняли, как и обещали. По его словам, вы выделили шестьдесят пять тысяч долларов, и он также сказал, что не знает, кто вы... Нет, я ему не проговорился. Я тоже держу свое обещание.
— Я не сомневался, что вы надежный человек, преподобный отец.
— Надеюсь. Хотя не уверен, что разумный человек стал бы заключать такую сделку вслепую, да еще и с — уж вы простите мне такое мелодраматическое выражение — таинственным незнакомцем. Думаю, пришла пора рассказать вам о себе и своих намерениях.
Уиллистон некоторое время обдумывал эту просьбу.
— Я не могу вам сказать, кто я... кто мы такие... но могу сказать, что мы группа людей, которые хотят освободить Парадайз-сити от преступной организации Пике-, лиса и его политических сообщников. Мы намереваемся уничтожить эту организацию — любыми средствами. Нам требуется помощь местных жителей, которые хотят очистить свой город. Нам нужна ваша помощь.
— Чтобы вы смогли сами управлять Парадайз-сити? — спросил осторожный священник.
— Нет, мы уйдем из города через двадцать четыре часа после уничтожения Пикелиса. Это вполне возможно. Он не такой уж неуязвимый, не такой уж непобедимый.
Потом лазутчик объяснил Снеллу, как он собирается использовать его прихожан и друзей в качестве разведывательной сети, отметив, что — пользуясь языком негритянского писателя Ральфа Эллисона — негры являются «невидимками», на которых почти не обращают внимания их белые сограждане.
— И это все?
— Я могу попросить о большом позже,— признался Уиллистон,— и тогда вы вольны решать, хотите вы или нет помогать нам дальше. Тут возможен еще больший риск, большая опасность.
— Я бы сказал, что опасность и так велика при том, что вы и ваши... ваша группа... собирается здесь сделать... опасность лично для вас... опасность, которая кажется бессмысленной, если вы и впрямь не собираетесь захватить в свои руки власть в нашем городе.
— Мы обучены для такой деятельности. Мы в каком-то смысле профессионалы.
— Вы агенты ФБР?
— Нет... Я не могу вам сказать больше. Подумайте над моими словами. Если вы с нами, поместите в понедельник в городской газете объявление о' продаже голубого велосипеда за пятьдесят пять долларов. Если вы решите отказаться, поместите объявление о продаже зеленого велосипеда за шестьдесят пять.
— А что случится с Сэмом Клейтоном, если я откажусь?
Уиллистон встал и хмыкнул.
— Мы гарантируем вам жизнь Сэма Клейтона в любом случае в качестве предварительного предложения о сотрудничестве. Это'вроде контракта с клубом любителей книги,— пояснил он.— Если вы оформите контракт, мы дополнительно вышлем' вам полное собрание речей Рональда Рейгана и большой глобус с подсветкой. Давайте только прямо договоримся об одном. Мы не обещаем вам освободить черное население Парадайз-си-ти или десегрегировать школы. Это пусть остается вашей заботой, заботой федерального правительства и ваших соплеменников.
— Наши шансы на успех повысятся, если Пикелис уйдет?
— Безусловно. Эта война — ваша война, и я могу предложить вам только нашу моральную поддержку плюс некоторый неиспользованный инвентарь, который останется здесь после нашего отъезда.
— Благодарю вас за искренность... Доброй ночи,— сказал преподобный Эзра Снелл.
— Доброй ночи... Скажите, до машины меня сопроводят те же люди?
Священник тихо рассмеялся.
— Значит, вы их все же заметили, когда шли сюда?
— Я же сказал, что мы отлично обученные профессионалы.
Не дожидаясь ответа, Уиллистон прошел два квар-
тала к своему «дарту» и направился обратно в отель. «Я сделал все, что мог»,— подумал он о своем разговоре с чернокожим священником. Теперь ему предстояло разыскать сестру Талейрана.
— Только не кричи! — произнес голос, и когда она открыла глаза, кто-то нежно, но твердо зажимал ей рот рукой.
— Не кричи, это я, Уиллистон.
В комнате было темно: безлунная ночь, без десяти три. Обычно в это время Джуди Эллис допевала последнюю песню в «Фан парлор», но казино было закрыто на ремонт и должно было вновь открыться только в субботу вечером. Обнаженная блондинка испуганно натянула на голое тело тонкую простыню. ,
— Я включу на секунду лампу, чтобы ты сама увидела, что это я,— прошептал непрошеный гость.
Свет вспыхнул и погас, и она узнала лицо, которое до этого видела только на фотографиях. Рука отпустила ее рот, и она с облегчением вздохнула.
— Ты очень привлекательная,— мягко сказал он.— И я не знал, что у Талейрана такая симпатичная сестренка. Конечно, тогда ты была еще совсем крохой.
— Теперь я уже большая,— ответила она и села, обнажив великолепные плечи и краешек груди.
— Достаточно большая, чтобы отправлять по почте газетные вырезки,— предположил он.
— Да, и достаточно большая, чтобы суметь уберечь вас от пули. Пожалуйста, включите на минутку свет... Я хочу на вас посмотреть.
Он повиновался, и она глубоко вздохнула.
— Брат говорил, что отважнее вас нет на всем белом свете, что вы настоящий герой. Я просто хотела посмотреть, как же выглядят герои.
В темноте раздался приглушенный смешок.
— Это ваш брат был героем, Джуди. Он всем нам спас жизнь, но, полагаю, вам это и так известно, вот почему вы и решили послать нам те вырезки, чтобы вызвать нас сюда.
— Ну, в общем, да. Я надеялась, что так оно и произойдет. Он говорил, что вы приедете, даже если другие не смогут. Он говорил, что вы ничего не боитесь.
Снова раздался иронический смешок.
— Ничего? Да я боялся всего! Просто я оказался самый отчаянный сорвиголова из всех боевиков, заброшенных во Францию, сестричка. Животный страх! Меня постоянно снедал животный страх, который я с трудом подавлял. Да я до сих пор всего боюсь — грозы, безработных фанатов Джуди Гарланд, автомобильных выхлопов. Я, пожалуй, был, да все мы, пожалуй, были чокнутыми. Может, мы до сих пор такими и остались, коли ринулись в это пекло. Сестричка, просто ты разбудила в наших душах давно уснувших чертиков и страсти, которые мне казались давно умершими.
— Хватит называть меня «сестричкой», черт побери!
— Прости.
— И хватит кормить меня этими психологическими байками и жаловаться на якобы свербящие душевные раны. Вы пришли просто потому, что захотели, точно так же, как стали «джедбургами» просто потому, что вам так нравилось,— напомнила она ему.— Да, вы в то время были дьяволами во плоти, и, судя по тому, что я вчера наблюдала собственными глазами, вы мало изменились с тех пор. Вчера вечером вы провернули блестящую операцию, просто блестящую. Даже Мария Антуанетта должен это признать.
К несчастью, это так. К несчастью и к счастью.
— Как вы меня нашли? — спросила она, помолчав,
— Я в конце концов узнал твой голос... Тони позвонил в АГЭИ в Нью-Йорк и выяснил, что Джуди Эллис — сценический псевдоним. И как всегда безупречная справочная служба Американской гильдии эстрадных исполнителей назвала ему твое настоящее имя — так мы и узнали, что Джуди Эллис — это Джуди Барринджер... А потом я просто стал обзванивать все отели и меб-лирашки, пока не наткнулся на этот отельчик... Я приехал, поднялся по служебной лестнице — аж на шестой этаж пришлось карабкаться — и тихонько отпер замок.
Теперь рассмеялась она.
— О Боже, немолодой профессор университета тоже, оказывается, взломщик.
— Да, и к тому же я имею дополнительный навар, лазая по карманам гостей на свадьбах и поминках. Это уж точно, нас обучили многим проделкам, например, как отсечь голову мотоциклисту-фельдъегерю с помощью протянутой над шоссе проволоки. Я как-нибудь покажу
тебе, как это делается, если ты раздобудешь мне мотоциклиста.
Она потянулась за сигаретой и зажигалкой на тумбочке — ее тело чуть больше обнажилось. В сумерках он не мог разглядеть ее отчетливо, но мысленно отметил, что она и впрямь уже давно перестала быть «сестренкой». Это стало особенно очевидным, когда вспыхнуло пламя зажигалки. Танцующий огонек на мгновение осветил ее всю: она вне всякого сомнения была взрослой, совсем взрослой — женщиной. Уиллистон вдруг почувствовал, что его собственное тело это тоже почуяло, и решил, что реакция оказалась преждевременной. Он быстро подошел к окну и стал смотреть на улицу.
— Что с вами? — спросила она.
— Да просто смотрю... Думаю, как мне отсюда выбираться. Сегодня в городе удвоили количество полицейских патрулей, судя по числу радиофицированных машин на улицах. Похоже, Мартон начинает нервничать.
— Можете остаться здесь, Энди. Можно я буду называть вас Энди?
Он улыбнулся.
— Только в Америке, как сказал бы Гарри Голден. Только в Америке девушка может предложить мужчине провести с ней ночь и лишь потом попросить разрешения называть его по имени... Да, конечно, ты можешь называть меня Энди, но не на людях. В этом городе я Артур Уоррен. Это мой сценический псевдоним.
Лазутчик сел в большое кресло у окна и стал наблюдать за красным огоньком на кончике ее сигареты.
— Я бы хотел поговорить с тобой о брате,— сказал он.— Тебе не известно, кто его убил и почему?
— Я почти уверена, что это Хайетт — обезьяна, которую вы выставили в витрине универмага. Кажется, он имеет некоторый опыт обращения с бомбами.
— Он что тут, вроде почетного убийцы города?
— Похоже на то, Энди.
Оба поняли вдруг, что она как-то по-особенному произнесла его имя, но промолчали.
— Наше счастье, что мы этого не знали в тот момент, когда сцапали его,— задумчиво произнес профессор.-
— Вы бы его убили?
— Да, могло возникнуть поползновение сделать подобную глупость. Во всяком случае, крови прольется здесь немало, пока все не закончится,— предсказал он.— Более чем достаточно, чтобы дать пищу городским
сплетням, и еще останется, чтобы послужить темой для передач теленовостей на ближайшие два года. Ты не знаешь, зачем Пикелиеу понадобилось убивать твоего брата?
Она ответила не сразу.
— Нет... Наверное, он решил, что Эдди собирал на него какой-то компромат — но это только мое предположение.
Она лгала или, по крайней мере, чего-то не договаривала. Он почувствовал это, услышав ее ответ.
Не стоит сейчас на нее давить — с женщинами этот номер не проходит. У них врожденный инстинкт самообороны, и они сдаются, только когда сами того хотят. Как же мало в женских особях рода человеческого особенностей, о которых можно судить обобщенно, подумал он, но вот этот инстинкт — одна из них. Это у них атавизм, наследие животной стадии развития.
— У Эдди здесь были еще враги?
— Никогда не слышала... Вряд ли он крутил тут с чьей-то женой, если вы это имеете в виду.
Она, похоже, разозлилась.
— Да нет, я просто просчитываю вероятности, Джуди. Я рискую жизнью четверых людей, включая и меня самого, так что мне надо точно планировать все свои действия. Ну, а ты что делаешь в Парадайз-сити? Ты же тут оказалась не случайно.
Дым от ее сигареты рисовал в воздухе причудливо-эротический узор.
— Он попросил меня приехать и помочь ему. Он собирался разоблачить организацию,— заявила она,— и я должна была внедриться к ним... в «Фан парлор». Вот почему я уговорила нашего импресарио — импресарио нашего ансамбля — подписать контракт с администрацией казино.
— Тебе удалось что-нибудь выведать?
— Ничего серьезного, из-за чего кого-то можно было бы отправить за решетку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40