Теперь у участников операции «Молот» появился истинный мученик, и суровый вопрос «Кто убил Терри Уэста?» стал звонким политическим лозунгом. Недовольство росло, ширилось, зрело, набухало.
К 5 сентября, когда последний присяжный был назначен и процесс возобновился, дух недовольства буквально витал в воздухе, и все надежды на то, что суд как-то сможет повлиять на общественное мнение, рухнули; судья Гиллис вызвал Мартона в свой кабинет в пять часов вечера и признался, что, по его мнению, у суда нет ни малейшего шанса добиться вынесения обвинительного
приговора.
— Дэвидсон положил Риса на обе лопатки, Бен, и он собирается разбить в пух и прах обвинение, так что даже у самого благожелательно настроенного и сговорчивого жюри присяжных не хватит духу признать Клейтона виновным. Кроме того, он собирается ссылаться на прецедент «дела Миранды» и доказать, что Клейтону было отказано в предоставлении адвоката до суда. Но, даже если вы каким-то чудом и выиграете это дело,— предупредил Гиллис,— вы проиграете в апелляционном суде. Он дойдет с этим делом до Верховного суда страны, Бен!
Мартон мрачно покачал головой.
— И что ты предлагаешь, Ральф? Есть какие-нибудь гениальные идеи?
— Я тебя в это дело не втравливал, Бен. Это вообще была не моя затея, так что нечего тебе на меня бочку катить.
— Какие-нибудь гениальные идеи есть? — настаивал начальник полиции.
Гиллис долго думал, пожимал плечами и пообещал придумать какой-нибудь удачный выход. Но когда 9-го Эверетт закончил свою речь с обоснованием обвинения, судья был настроен еще более скептически. В тот же вечер Мартон узнал от осведомителя, что трое исчезнувших негров-свидетелей, способных подтвердить алиби Клейтона, тайно привезены в город и спрятаны в надежном месте до того момента, когда Дэвидсон вызовет их в суд для дачи показаний. Два дня, 10 и 11 сентября полиция прочесывала каждый дом в негритянском гетто, но не смогла найти никого из этой троицы.
— Они будут давать показания в понедельник, Джон,— предупредил Мартон Пикелиса, вылржив ему плохие новости.— Готов поспорить на что угодно, что Дэвидсон в понедельник предъявит их в качестве свидетелей защиты. Если это произойдет, мы никогда не отправим Клейтона на виселицу.
Главарь гангстеров попыхивал сигарой, размышляя над возможными последствиями такого поворота событий.
— Это будет катастрофа,— объявил он.
— Страшная катастрофа, Джон. Мы будем очень скверно выглядеть во всей этой истории. Ведь помимо этой неприятности у нас есть и другая — эта история с парнишкой Уэста и...
— Тут предъявляй претензии своим болванам, которых хлебом не корми — дай пострелять...— перебил его Пикелис.
— Произошла ошибка. Да, промашка, но не забывай, что мои люди сделали тысячи добрых дел и помогали тебе и твоей организации многие годы. Это нечестно, Джон, снимать стружку с моих ребят за одну-един-ственную промашку. Мы давно уже себя за все реабилитировали.
Рэкетир вздохнул и жестом приказал Мартону продолжать.
— Нам надо как-то выкарабкиваться из этого дерьма, Джон,— предупредил начальник полиции.— Мы не можем себе позволить проиграть процесс Клейтона.
Глаза Пикелиса сузились, и вдруг на его лице появилось то самое выражение, которое нередко возникало у молодого портового бандюги лет тридцать назад.
— А я и не проиграю, Бен. Малыш Джонни никогда не проигрывает.
— Правильно. Это правильно: Клейтон должен сдохнуть, но Ральф говорит, что у нас почти нет шансов отправить его на виселицу. Ральф все очень хорошенько обмозговал и пришел к выводу, что судебный процесс мы проиграем.
Властелин округа Джефферсон нервно прохаживался по гостиной, взвешивая все «за» и «против», все возможности.
— Бен, коли Клейтона невозможно отправить на виселицу по решению суда, а нам все равно надо от него как-то избавиться,— рассуждал Пикелис,— то Клейтону придется самому повеситься.
— Это именно то, о чем и я думаю. Тихое, аккуратное самоубийство в тюремной камере — и все проблемы решены!
В этом что-то есть.
Этим самоубийством будет положен конец всей заварушке, у них высвободятся руки, и они смогут сконцентрироваться на пришлой банде и на чертовом «комитете ста».
— Завтра вечером. Поздно вечером, лучше после полуночи,— решил Пикелис.— Займись этим сам, Бен.
Смотри не дай маху!
— Это исключено. Считай, что дело в шляпе,— уверил его начальник полиции.
— Отлично. На следующей неделе я бы хотел с тобой переговорить об Эшли. Его увлечение спиртными напитками становится опасным для его здоровья и для
нашего тоже.
Мартон засмеялся.
— Может, попросить Лютера дать ему пару уроков автовождения?
— Поговорим об этом на будущей неделе. Я пока еще не решил, но, может, так мы и поступим. Эшли совсем сдал, и, если кому-то вздумается поднажать на него хорошенько — если дела пойдут совсем худо и он наложит в штаны,— он продаст нас по бросовой цене, лишь бы спасти свою шкуру. Во всяком случае, я этого
опасаюсь.
— Да, он превратился в бабу, это точно. Тебе решать, Джон. У Лютера руки чешутся поработать еще — после того, как он позаботился о Барринджере. Но только это должно произойти за пределами округа, а может быть, и в соседнем штате,— посоветовал свиномордый начальник полиции.— Можно отправить Роджера в отпуск или на съезд мэров, и его обнаружат в пятистах — шестистах милях от города. И у нас будет меньше вони.
Пикелис кивнул.
— Я еще не окончательно решил,— заметил он,— но об этом стоит подумать.
Профессор Эндрю Уиллистон, который подслушал весь этот разговор с помощью микроскопического приемника-передатчика, уже начал об этом думать. Тут был только один выход. Он позвонил в кемпинг «Кроуденз кэрэвэн» и попросил передать мистеру Арболино, что в четыре его будет ждать Джо-Джо. Арболино получил то сообщение и передал по рации сигнал сбора. Когда вартет боевиков операции «Молот» собрался на явке «Джо-Джо» в четыре часа, Уиллистон описал им ситуацию и объяснил, что они, по его разумению, должны
теперь делать.
— Времени, вообще-то, остается в обрез,— заметил Гилмаи.— Такую операцию надо долго и тщательно готовить и неплохо бы прорепетировать. Что-то мне это
все не нравится, Энди.
— Да, времени очень мало, но у нас собрана вполне
достаточная разведывательная информация об объехтс. На прошлой неделе Пи-Ти побывал в логове, когда Мар-тон пригласил его на стрельбище в подвал полицейского управления, так что Пи-Ти сможет изложить нам все необходимые детали.
П. Т. Карстерс изложил. Когда он замолчал, человек из Лас-Вегаса все еще ворчал, но тем не менее стал предлагать возможные планы операции. В шестом часу они остановились на одном из вариантов, который показался им наиболее реальным,— это был сложный план действий с участием всех четверых. Кроме того, им требовалось значительное количество технического инвентаря, немалый профессионализм и изрядная доля удачи.
Итак, в семь вечера в субботу.
— Не хотелось бы быть слишком придирчивым,— сказал Гилман, когда все уже собрались расходиться,— но мне по-прежнему кажется, что это наспех придуманная и недостаточно подготовленная операция. Мы не учли многих неожиданностей. Все это очень рискованно и с профессиональной точки зрения попахивает любительщиной. Допусти мы одну ошибку или опаздай на несколько секунд — мы все покойники. А это слишком большая ставка для одной операции.
— Ты прав, Сэм,— согласился Уиллистон,— но я не вижу другого выхода.
Подъезжая к Парадайз-сити, Уиллистон размышлял об отрицательной оценке, выставленной предстоящей операции человеком, который никогда не ошибался. Ну, может быть, на этот раз он ошибается. А может, и нет. Они узнают ответ через четырнадцать часов. Вот что хотя бы обрадует Гилмана — эта непреложная математическая истина.
— Ну вот, мы пришли туда, откуда начали — круг замкнулся,— размышлял Уиллистон вслух, обращаясь к лежащей с ним рядом в постели женщине.
Было уже почти три часа дня. Певице-блондинке было спокойно и приятно лежать возле своего отважного любовника.
— О чем вы, профессор? — спросила она.
— Круг замкнулся — нам предстоит новый рейд с целью освобождения заключенного.
— Вы великий и мудрый человек, профессор, но я тем не менее понятия не имею, о чем это вы говорите. Может, это оттого, что я недостаточно начитана?
Она потерлась головой о его плечо, и аромат ее духов принес ему воспоминания о страсти, охватившей их сегодня в половине шестого утра. Он заключил ее в объятия, поцеловал и стал рассказывать, что им предстоит сделать.
— Да вы спятили, профессор! — задохнулась она.— Это безумный план, и вас всех перестреляют. Много мне в жизни приходилось выслушивать бредовых идей, но это же игра со смертью! А мне нужен живой герой —
не мертвый!
Он уставился в потолок, обдумывая снова их план и мысленно представляя себе каждую стадию его практического выполнения.
— Я не хочу стать вдовой еще до того момента, как стала невестой, черт побери! — протестовала она.
— А разве кто-то сказал тебе, что собирается на тебе жениться?
— Я сказала, и ты женишься. Мы ведь такая замечательная пара, в особенности в момент спаривания... Ты разве этого не заметил?
Он кивнул.
— Заметил, конечно.
— Я потрясающе готовлю. К тому же мастерски мою пепельницы. Мои зубы в отличном состоянии, я прошла полный курс у психоаналитика. Только подумай, сколько мы сэкономим! Более того, я сама неплохо зарабатываю — триста пятьдесят — четыреста долларов в неделю. У нас не будет проблем с деторождением,— торжествующе воскликнула она.— Мой гинеколог говорит, что у меня очень широкий таз. — Это я тоже заметил. Она придвинулась к нему ближе,
— Как ты относишься к мысли о ребенке?
— Очень положительно. Я же сам был когда-то ребенком.
Она отодвинулась, отвела руку и замахнулась, чтобы шлепнуть его по голому бедру, но он схватил на лету.ее за запястье и притянул к себе.
— Пожалуйста, Энди, придумай другой план,— попросила она.— А этот уж больно смахивает на какой-то телесериал — «Невыполнимая миссия» — или на проделки клоунов из «Дяди». В жизни так не бывает.
— Так будет, если только в ближайшие девять часов ты не предложишь нам более удачный план операции.
Она села и поежилась.
— Энди, мне надо тебе кое-что сказать. Я знаю, почему они убили Эдди. Я тебе солгала.
— Я это понял.
— Слушай, ты, самодовольный безумец, напыщенный профессор, я же говорю серьезные вещи! Он был точно как ты. Он все прекрасно понимал. И вечно строил всякие хитроумные планы. Он совершил самоубийство примерно тем же манером, как вы собираетесь это сделать.
— Ошибаешься: ему в машину подложил бомбу Лютер Хайет,— поправил ее Уиллистон.
— Этого хотел сам Эдди. Он распустил слух, будто у него есть компромат, способный разоблачить синдикат Пикелиса,— ответила она с горечью.
— Да? Но зачем он это сделал? Она заплакала.
— У него обнаружили рак. У него не было никакого компромата. Он умирал и не хотел умереть просто так. Он решил вынудить их убить его.
Да, это похоже на Барринджера. У него для этого и мужество было, и воля.
— Чтобы мы приехали отомстить за него, Джуди?
— Ну конечно, дуралей несчастный! Именно потому, что он сам себя убил, ты не должен делать то же самое, Энди!
Она ошибается.
Теперь уже поздно давать задний ход. Не могли же они теперь бросить Сэма Клейтона, даже если бы им захотелось убраться из этого города.
— Мы не можем позволить этим фашистам повесить Клейтона,— заявил решительно Уиллистон.
Она переехала плакать и воззрилась на него.
— Каким фашистам? — выкрикнула она.— Это же американский город. После войны прошло двадцать пять лет! А ты все еще воюешь с призраками! Ты участвуешь в войне, которая сегодня существует только на страницах учебников истории и на съездах «Американского легиона». Здесь нет никаких фашистов!
Он помотал головой.
— Это та же свора, только теперь они американцы, а не немцы и не вишистские французы,— сказал он медленно,— Я знаю, где мы находимся, и какой нынче
год, и чем мы занимаемся. Я даже знаю, что нам не надо было бы этим заниматься. Ибо это противозаконно и неправильно. Я знаю, что это дело правительства и народа Парадайз-сити. Но мы заварили эту кашу, и теперь нам нельзя все бросить — по крайней мере, пока мы не освободим Сэма Клейтона.
— Но ты же не.сможешь его освободить, дуралей! Он протянул руку и дотронулся до ее залитой слезами щеки.
— Может быть, не смогу,— согласился он,— но надо же попробовать.
Гилман и Арболино сейчас заряжают автоматы и регулируют радиоуправляемые взрыватели, подумал Уиллистон, одеваясь, и к пяти часам будет готова пленка для «Уэра». Карстерс готовит оружие и напевает в предвкушении опасного боя. Вот уж кто радуется — рот до ушей,— так это он! Уиллистону теперь надо было передать преподобному Снеллу все дальнейшие инструкции, а затем прийти в шесть на явку для окончательного обсуждения деталей и графика налета.
— Не беспокойся, Джуди,— сказал он ей на прощанье.— Я вернусь до рассвета, и потом мы сможем обсудить проблемы деторождения и мытья посуды. Она не ответила.
Без пяти шесть сторож за стеклянными дверями административного здания «Атлас» смотрел на толпу субботних покупателей, текущую по Кларисса-стрит, и снова проверил надежность замков входной двери. В выходные в здание, слава Богу, никто не придет, так что теперь от него требовалось только раз в два часа делать обход первого этажа. А в остальное время он мог вволю полакомиться сандвичами с ореховым маслом, которые ему приготовила на суточную смену жена, да еще поглазеть на крепкотелых голышек в журнале «Плейбой», который он вынудил из мусорной корзины в приемной компании «Френдли кредит». Эти молодые мексиканочки и впрямь классные телки, думал он радостно, а ребята — фотографы «Плейбоя» большие мастера отыскивать самых классных телок и запечатлевать их на красных капотах спортивных машин, или на зеленых простынях, или на шкурах белых медведей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40