Джошуа Дэвид Дэвидсон — какого черта ему здесь надо?
— Прошу сохранять тишину, или я попрошу очистить зал! — пригрозил судья, с тайным удовольствием вкушая выражение ужаса и страдания на лице «старика Риса».
— Ваша честь,— выпалил наконец Эверетт, вскочив на ноги.— Ваша честь, мистер Дэвидсон весьма известный, опытный и дорогой адвокат. Я бы хотел знать, по какой причине он участвует в этом деле. Я бы хотел знать, кого он представляет — какую-то группу агитаторов?
— Я представляю Сэмюэля Рузвельта Клейтона, сэр. Судья обратился к подсудимому.
— Этот человек ваш адвокат? — спросил Гиллис.
— Да, ваша честь. Эверетт снова побледнел.
— При тех баснословных гонорарах, которые берет этот нью-йоркский адвокат,— съехидничал он,— я не могу поверить, что подсудимый в состоянии был нанять его! Что, этот мальчишка...
— Если высокий суд позволит, я буду настаивать,чтобы суд попросил окружного прокурора не отзываться о моем клиенте в столь презрительной, уничижительной и нетерпимой манере,— быстро парировал Дэвидсон.— Мистеру Клейтону двадцать восемь лет, он три года верой и правдой прослужил в вооруженных силах Соединенных Штатов. Он не мальчишка. Он взрослый мужчина, пользующийся всей полнотой прав, уважением и достоинством, которые наше законодательство — как федеральное, так и местное — гарантирует совершеннолетним гражданам страны.
Гиллис глубокомысленно кивнул. Дэвидсон разобьет «старика Риса» в пух и прах еще задолго до конца этой баталии. От Эверетта только перья полетят. Из него потом даже хорошей котлеты не получится.
— Прошу суд обратить на это внимание обвинителя,— невозмутимо настаивал Дэвидсон.
— Ваш клиент обладает всей полнотой законных прав, мистер Эверетт,— заявил Гиллис.— Прошу вас считать, что это официальное заявление суда.
— Но есть еще один вопрос, который, мне кажется, сейчас должен быть прояснен — прежде чем мы приступим к длительному и трудоемкому процессу отбора присяжных, ваша честь,— продолжал знаменитый адвокат по уголовным делам.— Я был бы весьма благодарен, если бы вы официально попросили окружного прокурора не делать более никаких замечаний относительно того факта, что я не являюсь местным жителем или что мои гонорары составляют значительные суммы. Мне представляется, что оба замечания апелляционными инстанциями могут быть восприняты как проявление предубеждения обвинителя.
Дэвидсон открыл все свои карты.
Он собирался придираться к каждому пункту, каждому слову, каждой технической мелочи и явно был готов сражаться до самого конца. Ему нечего было предложить «старику Рису» — ничего, кроме обострения язвы желудка и бессонницы.
— Мистер Дэвидсон, будьте добры; подойдите поближе,— попросил судья.
— Конечно, ваша честь.
— Я обратил внимание — с каковым расчетом, полагаю, это и было сделано — на вашу реплику относительно длительного и трудоемкого отбора присяжных,— сухо заметил судья. Дэвидсон улыбнулся.— И ваша реплика о «возможном пересмотре дела апелля-
ционными инстанциями» также не осталась мной незамеченной. Но как предупредил меня наш уважаемый прокурор, этот процесс обещает быть несложным и недолгим, ибо подсудимый признал свою вину, так что процесс может продлиться не более нескольких дней. Через неделю я планирую отправиться в отпуск. Я бы только приветствовал, если бы вы с пониманием отнеслись к такой перспективе.
— Не вижу причин, почему бы ваш отпуск не смог состояться, ваша честь,— ответил Дэвидсон с изысканнейшим тактом.— В конце концов, этот процесс вряд ли продлится неделю, однако и начнется он никак не раньше. Я собираюсь попросить вас отложить слушание дела на месяц, чтобы дать мне достаточное время для подготовки защиты.
— А если я откажу вам?
— Ваша честь, я не сомневаюсь, что такой мудрый и многоопытный судья, как вы, безусловно, понимает, в каком духе выскажется апелляционный суд по поводу того, что вновь назначенного адвоката вынуждают сократить время на подготовку к слушаниям дела, за которое полагается, вероятно, смертная казнь. Апелляционный суд уже по одной этой причине отменит ваше решение.
Что правда, то правда, и Гиллис это прекрасно понимал, и Дэвидсон знал, что Гиллис это понимает.
— Готов поспорить, что у вас еще есть просьбы к суду,— предположил судья.
Дэвидсон усмехнулся.
— Очень рад, что моя оценка вашей мудрости, ваша честь, оказалась верной. Да, у меня есть еще несколько просьб — целый набор. Я собираюсь сослаться на прецедент «дела Миранды», как только процесс начнется, но это только для затравочки.
Человек в черной мантий кивнул.
— Вы играете в покер, мистер Дэвидсон?
— Да, я обожаю противоборство конкурирующих стратегий, ваша честь.
Судья видел, что Эверетта их частная беседа уже начинает нервировать, и жестом попросил Дэвидсона отойти на шаг назад.
— В соответствии с просьбой защитника подсудимого,— провозгласил Гиллис,— я обращаюсь к прокурору округа с настоятельной просьбой избегать по возможности всяких личных комментариев относительно местожительства мистера Дэвидсона, его происхождения и материального положения. Если мы сконцентрируем наше внимание не на Джошуа Дэвиде Дэвидсоне, а на Сэме Клейтоне, наш процесс будет развиваться более
спешно и споро.
Обвинитель сделал неопределенный жест в знак согласия.
— Ну, а теперь мы можем начать отбор присяжных? — нетерпеливо спросил он.
— Вы готовы, мистер Дэвидсон?
— Нет, ваша честь. Я только что получил это в высшей степени сложное и непростое дело, которое предполагает, возможно, вынесение смертного приговора, и, безусловно, мне потребуется достаточное время для
подготовки.
— И какой же период времени представляется достаточным досточтимому адвокату защиты? — с вызовом спросил Эверетт.
Дэвидсон почесал подбородок как бы в раздумье.
— Насколько мне известно, по существующим правовым нормам и с точки зрения здравого смысла я могу просить отсрочки на два месяца,— начал он.
— Два месяца?
О Боже, «старик Рис» уже брызжет слюной от гнева.
— Два месяца — да это же просто смешно! — взорвался прокурор.
— Но я не буду просить два месяца, ваша честь,— спокойно продолжал Дэвидсон.— Мне представляется, что и одного месяца будет вполне достаточно, поэтому я прошу дать месяц отсрочки.
— Вы позволите мне подойти к судейскому столу, ваша честь? — потребовал Эверетт.
— Конечно.
Обвинитель вышел из-за своего стола.
— Ральф,— тихим, мрачным голосом заговорил он,— нам надо что-то предпринять, пока это дело полностью не вышло из-под контроля.
Но все и так вышло из-под контроля, и, если «старик Рис» не полный идиот, он мог бы это понять.
— Ральф, это же должен был быть простой и быстрый процесс. Так нам говорили. Ты же знаешь, они очень рассердятся, если все пойдет не так, как надо, и кому-то придется за это расплачиваться.
«Расплачиваться придется Эверетту, а не мне»,— подумал судья.
Оставалось два месяца до окончания срока его полномочий, после чего он собирался выйти на пенсию.
— Есть какие-нибудь соображения, Рис? Я готов сделать все, что в моих силах. Ты же знаешь, я не потерплю никакого балагана в суде, и я, конечно же, с удовольствием прислушаюсь к любому предложению, как вернуть это дело в нормальное русло, причем это должно быть правомерное с юридической точки зрения предложение, чтобы потом не возникло проблем в случае передачи дела в апелляционный суд, как собирается сделать этот парень.
— Не давай ему месяца, Ральф. Прошу тебя, не давай ему месяца!
Ну и болван! Гиллис ведь предупреждал и Эшли, и Пикелиса, что Эверетт — болван, но они не вняли его словам и сделали Эверетта окружным прокурором, потому что тот здорово фотографировал, а приказы исполнял еще лучше. И теперь вот Дэвидсон докажет им и всем прочим, какого же они сваляли дурака. В каком бы процессе ни участвовал Джошуа Дэвид Дэвидсон, репортеры всех телеграфных агентств и крупнейших национальных телекомпаний и корреспонденты журнала «Лайф» и газеты «Нью-Йорк таймс» появлялись в зале суда ровно через двадцать четыре часа. Пускай теперь Эшли и Пикелис попробуют их всех проконтролировать!
— Мистер Дэвидсон,— обратился судья к адвокату защиты и знаком попросил его приблизиться к судейскому месту.— Я хочу предложить вам взять трехнедельную отсрочку, а затем, если вам понадобится еще несколько дополнительных дней, я удовлетворю вашу просьбу. В любом случае, мы начнем слушание дела в самый разгар чудовищной августовской жары.
— Не возражаю, ваша честь,— ответил ньюйоркец.— Как однажды сказал бывший президент Трумэн: «Если
ты плохо переносишь жару, тебе нечего делать на кухне». Я участвовал в процессах в различных уголках нашей страны во все времена года. Что ж, это будет мой первый процесс в августе, ибо большинство судов в августе уходят на каникулы. Но жара меня нимало не смущает — ни в зале суда, ни вне его.
Да он был готов дать ему и месяц, если бы тот стал
настаивать, но эти «три недели» должны обрадовать Эверетта. Обрадовать? Нет, просто немного унять его истерику.
— Ну, значит, три недели,— объявил судья.— Какие-нибудь еще просьбы?
— Я прошу немедленно произвести медицинское освидетельствование подсудимого, дабы установить, не подвергали ли его избиениям или иным насильственным действиям, чтобы заставить подписать так называемое признание. Согласно постановлению Верховного суда Соединенных Штатов...
Гиллис жестом прервал его.
— Не надо называть дату и исходящий номер этого постановления,— перебил он резко.— У вас есть на это право. В любое время. И можете пригласить
любого врача.
— Спасибо, ваша честь. Мои судмедэксперты прибудут в тюрьму через час. Ими являются доктор Хэлси Трэвис с медицинского факультета Тулейнского университета и доктор Эвери Брайхем с медицинского факультета университета Эмори.
Умно! Он и впрямь умник. Тулейнский университет находится в Новом Орлеане, а университет Эмои — в Атланте. Вместо того чтобы призвать сюда специалистов из Гарварда или Колумбийского университета, он приведет известных и уважаемых на Юге медэкспертов. Приятно было наблюдать за работой Дэвидсона: он не допускал
ни малейшего промаха.
— Мистер Эверетт позаботится, чтобы им обеспечили возможность осмотреть подсудимого,— провозгласил Гиллис.
У мистера Эверетта был такой взгляд, точно он собирался организовать нечто совсем иное — скажем, немедленную депортацию, если не кончину, Джошуа Дэвида
Дэвидсона.
— У меня есть еще одна просьба, ваша честь,— заявил адвокат защиты.— С позволения высокочтимого суда, я бы хотел попросить ордер на ознакомление со списком присяжных — тех лиц, которые соответствуют требованиям, предъявляемым присяжным в округе
Джефферсон.
— Зачем?
— По данным последней переписи, тридцать один и четыре десятых процента населения округа Джефферсон составляют чернокожие, а мой клиент, который также
является чернокожим, должен предстать перед представительным жюри присяжных. Согласно постановлению Верховного суда...
— Я выпишу вам ордер,— рявкнул Гиллис с притворным раздражением.
Кажется, все летит к черту, но будет довольно интересно. Из сорока с лишним тысяч цветных, проживающих в округе, менее ста включены в списки кандидатов в присяжные. Ну и что же теперь «старик Рис» будет со всем этим делать? Что же расскажет «старик Рис» федеральным судьям, если они обратят внимание на эту интересную деталь? Более важным, подумал судья, является то, что он скажет Эшли и Пикелису, ибо весьма вероятно, что «старик Рис» измыслит какую-нибудь складную небылицу, чтобы переложить ответственность за грядущую катастрофу на плечи Ральфа Гиллиса. Чтобы предотвратить такое развитие событий, Гиллису лучше всего по телефону изложить собственную версию случившегося — то есть голые факты. В этом он преуспел, умудрившись вызвать интригана прокурора к себе сразу же после закрытия заседания и заставить его в приемной, пока он звонил мэру Эшли.
— Я все понимаю, Ральф,— успокоил его. Я до сих пор достаточно кумекаю в юриспруденции, чтобы понять, какая заваруха началась и кто в этом виноват. Не сомневайся: я объясню Джону все как есть, и очень скоро. Минут через пятнадцать мы с ним должны встретиться и поговорить.
Пикелис как раз разговаривал — и весьма злобно — с толстощеким начальником полиции Парадайз-сити.. Не обращая внимания на чудесную панораму под окнами пентхауса,. рэкетир свирепо излагал Бену Мартону, так сказать, суть дела.
— Слезоточивый газ, зажигательные мины, автоматы с глушителями — все это, конечно, впечатляет, но тем не менее все это простые железки, а железки можно купить у кого угодно, и это может сделать кто угодно, у кого есть связи и деньги,— доказывал Пикелис.— И я требую, чтобы ты узнал, кто этот негодяй!
— Я бы сказал, эти, Джон. По меньшей мере их трое, судя по показаниям твоего шофера.
— Верно, и мне нужны все трое. Может, их больше. Мне нужна вся группа, и побыстрее.
Мартон кивнул.
— Живыми или мертвыми, Джон?
Он увидел, что лицо Пикелиса вновь исказила гримаса гнева.
— Я неудачно пошутил, Джон,— виновато добавил он.— Но я хочу в точности знать, чего ты хочешь. В конце концов, моя работа в том и заключается, чтобы делать то, что ты хочешь.
Он старался умаслить властелина округа Джефферсон, но успех был невелик.
— Ты лучше со мной не шути, Бен. Но ты чертовски прав, что твоя работа в том и заключается, чтобы делать то, что я хочу, и я рад, что ты это понимаешь.
— Я этого никогда не забываю, Джон.
Только так можно было разговаривать с Пикелисом В минуты его «праведного» гнева.Главарь гангстеров задумался и буркнул:
— Я хочу, чтобы по крайней мере один остался жив — пока он не скажет нам, кто стоит за всей этой операцией. Н - тогда мы узнаем, по какому адресу отправить трупы. Это будет моим первым ответом той сволочи , которая замыслила это дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40