.. А после работы не хотят разлучаться. Вместе проводят время, делаются душевно близкими... В конце концов решили стать мужем и женой. Вот так. Таким образом соединяют и нас. И теперь я отправляюсь к сватье просить прощения... Когда сын намекнул мне кое о чем, спрашиваю его: «Чья дочь?..» Отвечает: «Человека по имени Серкебай». Милый мой, говорю, оказывается, хорошее у него имя. Если дочь Серкебая, держи крепче, не отпускай. Если девушка станет отказывать тебе, будь настойчив до конца. Иди к ее отцу, иди к ее матери. Скажи, что ты сын Комурчу. Если спросят, какого Комурчу, то скажи, что все того же, прежнего Комурчу... Останься у них дома; если будут гнать, все равно не уходи! Я ему сказал — пусть сразу принимается делать что-нибудь по хозяйству, пусть крутится как веретено. Но не пришлось... Оказывается, дочь твоя умница... Раз уж вместе решили все — зачем же оттягивать, лучше жениться сразу. Правильно, Серкебай?
— Какой может быть разговор!
— Взять, к примеру, Санту, очень умная, получившая образование девушка, а замуж не вышла, пропустила время. Что же теперь? Очень плохо. Нет, сейчас еще ничего, а когда состарится — будет хуже...
— Она — дочь моей свояченицы...
— Ну пусть она дочь твоей свояченицы... Если не слепая, если не курносая, что за надобность оставаться одной? Хорошо, когда девушка вовремя выходит замуж. Засохший на ветке плод превращается в сухое повидло. Очень уж много таких, что, набирая знания, даже не заметили, как состарились. Много и среди мужчин, и среди женщин. Учиться, конечно, неплохо, но если будешь честно трудиться, то быстро достигнешь цели. Вот мы оба, чем мы хуже других, а, Серкебай? Ты учился?
— Заочно закончил техникум.
— А остался, как и прежде, угольщиком.
— Нет, ты не просто угольщик. Разве жизнь не дала тебе знаний?
— Правильно рассуждающий, самостоятельно думающий человек, если даже и будет сидеть дома, все равно насытится знаниями, будет откладывать в памяти. Не сможет отвертеться. Не так просты знания, получаемые по телевизору, по радио, из газет. И как воспитывать детей, и как приготовить пищу — все узнаешь, даже если не хочешь. Тут и знания из математики, тут иностранные языки. Попробуй-ка посидеть у экрана не шелохнувшись — прямо на дому окончишь университет. А если говорить серьезно, знания сейчас разбросаны везде. Собери — все в твоей воле. А того, к го не хочет овладеть знаниями, его хоть привяжи за колышек в институте — все равно убежит. Недавно иду я во Фрунзе по улице и вижу — вдруг двое молодых парней засмеялись, будто ни с того, ни с сего.
«Повтори, повтори! — попросил один. — Что идет, как ты сказал?»
«Я сказал — идут один ягненок, одна фляга кумыса, пятьсот рублей денег!» — отвечал второй, а сам кивнул головой, указывая на трех девушек, прошедших мимо.
Я не понял, что означали такие его слова. Заинтересовался. Не смущаясь, спросил:
«Братец, я не понял значения только что сказанного тобой. Объясни-ка».
«Мы сейчас говорили об этих девушках, ата. Если они не привезут перечисленного мной и не угостят кое-кого, вряд ли думают пройти по конкурсу в институт. Недавно разговаривали при мне, не стесняясь чужого человека, так и сказали: мол, без одной фляги кумыса, одного ягненка и пятисот рублей денег не очень-то легко устроить свои дела. Остановились у наших соседей, сдают экзамены, я даже не спросил, куда они поступают».
«Но ведь другие без денег поступают, а?»
«Обладающие знаниями поступают, конечно, сами, но есть и такие, что привозят кумыс и ягнят».
Вот как охотятся за знаниями!.. Ну да бог с ними, Серкебай, все же не для разговоров я приехал. Отправимся к Бурмакан?
— Зайдем в дом. Обдумаю, что сказать своей бай-биче. Впервые в жизни у нас с ней случилась ссора. Как звать твою старушку, Комурчу?
— Скажи, сватью.
— Да. Сватью.
— Ай.
— Что, разве бывает такое имя — Луна?
— Я сам ее так назвал. Пусть освещает угольщика лунным светом.
— Хорошо. Значит, мы будем звать ее — сватья Луна.
Бурмакан открыла глаза, увидела себя в больничной палате. «А-а... значит, упала я где-то... Почему привезли сюда, не домой? Постой-ка... Что случилось со мной? Ах, вот оно что... так и было... Да, она приехала... зарезала ягненка.. Лил дождь. Я не сдержалась, ушла из дому... Неужели правда? Почему? Сбежала из своего дома? Оставила все Аруке, сама ушла? Кого я думала напугать? Разве так пугают? Вообще поступают ли киргизские байбиче, как я? Конечно, я не права, допустила ошибку. А Серкебаю — что, полеживает, наверное, дома... Серкебай-то? Неужели и впрямь безразличен— сидит дома и в ус не дует? Ох, не верю... Я ведь знаю его как свои пять пальцев. Неправильно я поступила... Ох, почему я не сделала так, как почтенные киргизские женщины! Не проводила гостью без лишних слов, сдержанно, сохранив приличия... Показала себя легкомысленной... Для чего нужно было оспаривать амулет? К чему он мне?.. Просто привыкла... Нравился. Однако, что бы там ни было, я должна была молча отдать его. Серкебай сделал все... Серкебай... Что он сделал? И на этот раз, как и прежде, он был объективен. Ведь скандал начала я сама. Назвала его змеей и еще как-то... не помню... Опозорила его на глазах Аруке. Но плохая слава осталась мне. Серкебай, оказывается, великодушный... все стерпел. С каким лицом теперь покажусь дома? Кто меня повезет из больницы? Серкебай за мной не приедет. Он не любит упрашивать... Значит... получается, я совсем ушла? Куда? Никуда. Должно быть, пришел конец моей жизни. А куда бы хотела? Перед моими глазами — знакомые пастбища... Дорогой Сон-Куль... С тех пор как ушла оттуда с матерью, ни разу не возвращалась. Стоило только заговорить, Серкебай объявлял; «Работы больше, чем волос на голове. Что
там осталось? К кому поедешь?» — и больше от него ничего не добьешься. Однако соскучилась я по Сон- « Кулю, ведь каждый хотел бы увидеть места, где провел детство. Выздоровлю, обязательно поеду в Джумгал. Поваляюсь на ковыле у Сон-Куля... Побегаю, как бывало в девичьи годы... Буду петь, стану кричать... Наверно, живы остались еще подруги, с которыми вместе играла в детстве... Встречусь, увижу... Посмотрю, где жил мой отец, постараюсь найти следы, оставленные отцом. Соберу привычки отца, те, что остались в памяти... Все вспомню... Поставлю отцу памятник. Я в долгу перед ним. Правильно, нужно съездить, пока не иссякли силы. Серкебай тоже соскучился по родным местам. Прежде был занят работой, а теперь свободен, поедет. Если станет отказываться, то подниму скандал. Скандал? Ведь уже начала... Уж не хватит ли, а? Надо бы прежде уладить этот скандал, а потом уже начинать другой. Ох, так и давит на ребра. Видать, простудила легкие...» Бурмакан спросила у соседок по палате, кто ее привез в больницу; ей сказали, что привезла «скорая помощь». Пока она не очнулась, к ней приходили, сидели здесь двое: красивая девушка и молодой человек; оба пробыли долго, девушка плакала. Бурмакан начала расспрашивать, какая из себя эта девушка, — оказалось, была Рабия.
— Апа, как вы себя чувствуете? — спросила девушка с соседней кровати. Ее голос был так похож на голос Рабий, что Бурмакан поспешила повернуться к ней.
— Хорошо, милая, спасибо... Как твое имя?
— Рабия.
— Нет, моя дочь не такая... Не обманывай меня.
— Я — другая Рабия. Я знакома с вашей дочерью. Мы вместе работаем. Она приходила, долго сидела... плакала. И муж приходил вместе с ней.
— Типун тебе на язык, нет у нее мужа! Ты ошибаешься, путаешь ее с кем-то другим,
— Правду говорю, апа, у нее есть муж. Приходил с ней сюда. Хороший парень. Он тоже работает с нами. Звать Жыргалбек. Совсем недавно мы справляли их свадьбу. Не спали все до рассвета... Свадьба удалась на славу. Вместе собрали деньги, вместе гуляли — всем общежитием!
— Перестань, озорница, не обманывай дальше. Я не ровесница тебе, нельзя смеяться над старым человеком!
— Поверьте, все—правда! Свадьба была. Скоро пойдут расписываться... Они решили, что тогда и признаются, объявят вам. Можете радоваться, апа, Жыргал-бек очень хороший парень. Все девушки нашего цеха... мы все были в него влюблены. Но он не смотрел на нас, женился на Рабий.
Голос девушки был полон печали. Бурмакан присмотрелась внимательнее. Не сказать сразу, в чем именно, но очень она походила на Рабию...
— Значит, была свадьба... Рабия собралась замуж... и ни я, ни отец — мы не знаем...
— Разве есть на что обижаться, апа?
— И ты это говоришь так просто, а, дочка?
— Если б просто — не стала бы плакать... А что сказала вам — так все равно ведь вам скажут сегодня.
В палату вошла сестра. Очень красивая девушка.
— Бурмакан-апа, к вам пришли люди, можно пустить? Я спросила их имена, но они не сказали. Два пожилых человека.
Серкебай появился в белом халате — открыл дверь, заглянул в палату, вошел. Бурмакан, забыв о своих недавних мыслях, отвернулась в другую сторону. Серкебай сел на стул рядом с ее кроватью. Сейчас он заговорит... С чего начнет разговор? Бурмакан ждала... Почему молчит Серкебай? Для чего приехал? Лучше б не приезжал...
— А, приехал?.. — Бурмакан наконец обратила лицо к Серкебаю.
— Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно.
— Что говорит доктор?
— Говорит, скоро избавишься от меня.
— Перестань!..
— Я-то могу перестать — перестанет ли смерть?..
— Бурмаш, не говори так... — На глазах Серкебая слезы.
— Зачем ты приехал?
— Хочу увезти тебя.
— Разве ты ангел, вынимающий души? Теперь меня никто, кроме смерти, не сможет забрать отсюда.
— Ладно, говори что хочешь... Все равно увезу...
— Разве есть у тебя сердце, а? Жестокий ты, Серкебай.
— Теперь я свободен — стану мягкосердечным. Растоплю свое сердце.
— Знаешь ли, что и у меня были родные места?..
— Знаю. У меня тоже...
— Истосковалась я... Печаль одолевает меня, как подумаю о Сон-Куле. Если умру, ты останешься в долгу... Никогда не прощу, Серкебай.
— Разве ты одна — я ведь тоже истосковался. Хочу все увидеть снова... Хочу обойти те скалы, где осталась кожа с моих подошв... Хочу отпробовать воды из светлого родника. Поправляйся скорее! Поедем...
— Захвати с собой Аруке.
— Не говори о ней, Бурмакан. Не говори недостойных слов.
— Раз я сама недостойная, почему мне не говорить недостойные слова...
— Дай твою руку. Помирились, да? Ведь если умрет один из нас... Пришло уже время такое, что обмоет и похоронит другой. Где наши родные? Нас двое... Скажешь, дочери? Но каждая из них — чья-то жена. Мы же с тобой — муж и жена, брат и сестра, родные, друзья, неделимое целое... Я сбросил свой груз. Теперь я раскроюсь. Теперь я, Бурмакан, готов, взяв тебя за руку, пешком пересечь степь. Хватит силы. Я не извел ее всю на работу. Еще осталось... Я думаю так... Все начну заново. Я только теперь полюбил тебя. За то, что всегда слушала терпеливо, за то, что была для меня родным человеком... Любила меня... Это редкость— такая любовь. Я теперь до конца поверил. Кто может ревновать к женщине, которой уже седьмой десяток?.. Никто. А ты ревновала! Значит, правда — есть моя любовь, есть твоя любовь! Я — человек, сохранивший свою молодость. Если захочу, то остановлю время. Если захочу, то не буду стареть, я знаю, можно и не стареть. Я покажу тебе такого человека. Да, есть такой человек — совсем не меняется, не стареет, остается всегда молодым. Позвать? Хочешь увидеть? Ты знала его. Не сейчас — в давнюю пору, когда нужда покрыла ссадинами спину, давила душу. Пусть войдет, а?
—- Кто он?
— Смотри!
Вошел Комурчу. Глаза Бурмакан округлились... Не верила сейчас Бурмакан старым своим глазам.
— Комурчу?! Все такой же! Здравствуйте!
— Спасибо, сватья.
— Что, Серкебай? С чего это Комурчу называет меня сватьей?
— Я пришел просить у тебя прощения, повесив на шею ремень. Мой сын с твоей дочерью...
— Жыргалбек, что ли? Это правда? Это твой сын?
— Откуда ты знаешь Жыргалбека? Он самый.
— Сколько тебе лет, Комурчу, скажи?
— Не знаю. Об этом не спрашивают у человека, который живет, не прибавляя себе лета, а если спрашивают, он не может ответить. Я и вправду не знаю, не думай, что притворяюсь. Мне никто не сказал, когда, в каком году я родился. Я ведь только сейчас, когда сам стал отцом, понял, что это такое — мать и отец. Было время, я удивлялся, видя родителей, целовавших своих детей, вдыхавших их запах. Я говорил — почему? Не знал, что запах собственного ребенка — он дороже всего остального мира. Всесильный хан, не имевший детей, оказывается, всю жизнь оставался голодным.
— Сними с шеи ремень, Комурчу! Кому ж я отдам свою дочь, если не отдам твоему сыну! Вот эта девушка уже все мне сказала. Устроили свадьбу в общежитии. Нельзя удивляться поступкам нынешней молодежи, пусть это была их, молодежная свадьба, ими устроенная. Мы справим ее по-другому, по-своему.
— Будут девичьи игры?
— Да. И я заставлю тебя петь, сват Комурчу.
— А что — и спою! Песен у меня больше, чем песка в речной отмели. У человека, нашедшего свою любовь в немолодом возрасте, песен действительно много...
- Посмотри, какое чистое небо. Это сказал Серкебаи.
В чистом небе поет жаворонок...
Это было назавтра после примирения с Бурмакан. Серкебаи пришел сюда, в предгорье, вовсе не для воспоминаний о пережитом — просто желая отдохнуть. Но течение мыслей захватило его. Мысли или пение жаворонка? Серкебаи ли думал о прошлом, или то пел жаворонок? Как прекрасна песнь жаворонка для тех, кто понимает, кто ценит, слушает со вниманием...
Жаворонок несколько раз встряхнул крылышками, будто вытряхнул на Серкебая все свои песни, опустился, сел на каменный выступ. Песня его была какое-то чудо, теперь же, когда оказался рядом, сделалось видно — обыкновенная серенькая птичка, размером с яйцо, цветом сливается с камнем. И во всем так, а? Как говорится, издалека слушай славу героя, а подойдешь ближе — обыкновенный человек.
Серкебай уже не смотрел больше на жаворонка. Песня жаворонка звучала в его душе. Она вобрала в себя лишь небольшой отрывок, небольшой кусочек из того, что пережил Серкебай. А если жаворонок поведал о жизни, о мечте совсем другого человека, Серкебай? Скажи — кого? Может быть, Комурчу? «Вот настоящий человек. Но нет, не об этом сейчас хочу рассказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46