Большевики вас... в первую очередь — именно вас! — повесят на первом попавшемся телеграфном столбе. — Мясистые щеки Ораз-сердара дернулись. Я продолжал: — Это одна сторона дела. А вот другая. Если завтра большевики нагрянут в Закаспий, Зимин соберет чемоданы и скроется. Он ничего не теряет. Сбежит в Россию. Есть еще генерал Деникин. .. Атаман Дутов... Найдется кому его поддержать. А куда вы подадитесь? В Афганистан? Или в Персию? Если вы рассчитываете там найти убежище, то не торопитесь. .. Когда бы вы ни пришли туда, я подыщу вам приют!
Ораз-сердар сжался в комок и весь дрожал. Я отвел от него взгляд и, несколько смягчив голос, продолжал:
— Беда бывает разная— одна поменьше, другая побольше. Вот вам простой пример. Вы знаете, в Закаспий три большие реки: Джейхун, Мургаб и Герируд. Даже если Мургаб и Герируд разольются, особой беды не будет. Им можно быстро преградить путь. Но если подымется бурный Джейхун?.. Тогда беды будет много. Никто не в силах будет остановить его. А большевизм, как вы сами знаете, грозный поток. Он угрожает разрушить весь мир. Нечего скрывать от вас: большевистская лихорадка уже дошла до Индии. Уже проникает в Китай. А ведь большинство людей живет там. Если большевики
пустят корни в Индии, в Китае, от всего мира ничего не останется. Тогда и от Туркестана вашего, и от России ни камешка не останется... Поэтому мы туда и спешим. Когда уничтожим там большевиков, в тот же день вернемся назад. Не тревожьтесь: мы не будем спать спокойно, бросив вас в пасть беды. Будем бороться вместе с вами до последнего дыхания!
Все сидевшие, кроме Ораз-сердара, воскликнули, согласно кивая головой:
— Аминь!
— Аминь!
Как только я вошел, генерал встал и, натянуто улыбаясь, проговорил:
— Поздравляю, полковник!
— Что произошло?
— Мы снова переходим в распоряжение Симлы!
— Да ну?!
— Да... И направляемся в Афганистан!
Генерал положил перед собой знакомую мне кожаную папку. Оказывается, уже поступило окончание телеграммы. Я еще раз внимательно прочитал ее. Затем, сделав удивленное лицо, посмотрел на генерала:
— Опять эта спешка! «В трехдневный срок...» Ну, скажите, что можно сделать за три дня?
Генерал некоторое время прохаживался по кабинету, затем вдруг остановился и посмотрел на меня вопросительно:
— Я, полковник, удивлен. Ленин рубит царей под корень. А этот глупец, Аманулла-хан, с первого же дня хочет послать к нему своих представителей. Надеется на его покровительство. Что вы на это скажете?
Положение в Афганистане мне было известно лучше, чем Маллесону. Я объяснил генералу, что вокруг нового эмира, по всей видимости, сгруппировались националистически настроенные круги и что он, воспользовавшись моментом, может поднять мятеж против нас. Затем я рассказал ему о встрече с туркменскими старейшинами. За всеми этими разговорами мы просидели довольно долго. В заключение генерал предложил мне самое позднее через день, выехать в Мешхед, отвезти туда все шифры и секретные документы миссии. Затем пристально посмотрел на меня и сказал:
— Против вашего плана в отношении Екатерины я не возражаю. Но будьте осторожны. Действуйте через Дружкина.
Выйдя от генерала, я начал готовиться в дорогу...
Сегодня погода вдруг испортилась. После полудня с севера надвинулись тяжелые тучи и закрыли все небо. Начал моросить дождь. А к вечеру небеса окончательно рассвирепели и принялись щедро поливать землю.
В ожидании прихода капитана Тиг-Джонса я сидел при лампе в своем кабинете и просматривал большевистские прокламации. Теперь местные большевики явно подняли голову, действовали и днем и ночью. Мы также делали все, что было в наших силах, чтобы до своего ухода полностью ликвидировать их хотя бы в Асхабаде. Все, кто внушал подозрение — на транспорте, на фабриках, в типографии, — были схвачены и брошены в тюрьму. Чуть ли не на каждом перекрестке стояли патрули. И вот, несмотря на все это, листовки продолжают появляться!
Особенно беспокоило нас одно обстоятельство: за последние дни в правительственных войсках появились листовки от имени «Группы молодых офицеров». Сначала мы решили, что это работа большевиков. Но затем выяснилось, что среди солдат ведет работу другая группа. С помощью Арсланбекова мы нащупали ее центр. И тут меня поразило одно: к этой группе, возможно, была при-частна и Екатерина! Во всяком случае, стало доподлинно известно, что она встречается с одним офицером, за которым уже велась слежка. Для полной проверки времени уже не оставалось. Мы с капитаном решили этой же ночью захватить не только всю группу, но и всех, кто может поддерживать ее. Операцию наметили закончить к половине второго ночи. Сейчас была уже половина первого.
Пришла Элен. Вместе с другими сотрудниками нашей миссии ей предстояло завтра покинуть Асхабад. Настроение у нее заметно улучшилось. Несмотря на позднюю пору, в лице не чувствовалось усталости, глаза радостно блестели.
Элен заметила печатный портрет Ленина, который лежал на моем столе. Она взяла портрет и начала внимательно разглядывать. Затем, не отрывая от него глаз, тихо проговорила:
—Интеллигентное лицо... Наверно, очень умный человек!
— Смотри не влюбись! — Я показал другой портрет Ленина и с улыбкой посмотрел на нее: — Элен! Что ты сделала бы, если 'бы он сейчас вошел сюда?
Элен взглянула еще раз на портрет и ответила:
— Что я стала бы делать, не знаю... А вот ты сразу же выхватил бы пистолет, чтобы одним выстрелом стать героем!
— Ха-ха-ха! Одним выстрелом?
— Да... Вам с генералом Ленин не дает спокойно спать. Сколько раз мы сжигали его портреты? И эти бросим в огонь. А завтра начнем собирать новые. По-моему, Ленин обладает божественной силой. Сам он находится в Москве... А его дух витает во всем мире!
Я прищурясь посмотрел на Элен. Она поняла, что это не случайно, и быстро добавила:
— Разве я говорю неправду? Ты тоже так думаешь. Но не хочешь признаться. Я не политик и открыто высказываю все, что у меня на душе. Но только тебе одному!
Элен действительно всегда была со мной откровенна, безбоязненно вступала в спор, зная: если она и скажет что-нибудь неподобающее, все равно это останется между нами. Сейчас она говорила чистую правду. Правда и то, что Ленин не дает нам спокойно спать, и то, что дух его витает во всем мире...
Я встал и предложил Элен закурить. Она взяла сигарету и, разминая ее тонкими пальцами, проговорила, не поднимая головы:
— Чарлз! У меня к тебе просьба. Дружеская просьба. .. Исполнишь?
— Заранее обещать не могу. Скажи, может быть, исполню.
Элен еще некоторое время молчала. Затем заговорила, глядя мне прямо в глаза:
— Оставь в покое Екатерину. Мне жаль ее. Разве мало она хлебнула горя? Родители страдают там, она здесь... В трудную минуту потеряла мужа... И тебе она ничего плохого не сделала, наоборот, искренне подарила тебе свою любовь. Поверь: она больше не будет в твоих объятиях. И я на ее месте поступила бы так же!
Я постарался отделаться шуткой:
— Ты не бросишься в мои объятия, потому что не испытала их. Но она...
— Не шути, Чарлз. Я говорю серьезно. Ну, допустим, ты так или иначе овладеешь ею. А потом? Если твой замысел не удастся, если она по-прежнему будет сопротивляться? ..
— Не будет сопротивляться! — Теперь я был совершенно серьезен. — Она торжествует, думая, что провела меня. Посмотрим, кто кого проведет!
Появился Тиг-Джонс. Элен почему-то яростно ненавидела капитана и старалась избегать его общества. Она молча вышла, как только открылась дверь. Я быстро встал и, не дожидаясь, когда капитан начнет, спросил:
— Ну что? Как прошла операция? Успешно? Капитан ответил с глубоким вздохом:
— Захватили только одного. И знаете кого? Ведь у вас был приятель — князь Дубровинский?
— Да.
— Это он... Ранен в ногу.
— Остальные?
— Остальным удалось уйти. Все были вооружены. Арсланбеков получил два ранения.
— Два ранения? И серьезные?
— Да. Увезли в госпиталь. Екатерина, по-видимому, находилась там же. Однако ее не нашли. Мы перерыли буквально весь дом и двор. Но, видимо, в ночной темноте она успела ускользнуть. Люди Дружкина ищут в соседних домах.
Известие о князе, честно говоря, искренне меня удивило. Я никак не думал, что он осмелится показаться в этих местах. Видимо, он действительно присоединился к большевикам. И Екатерину сбил с пути. Я решил сейчас же повидать князя и приказал капитану привести его на допрос, а сам направился к генералу — доложить о результатах ночной операции. Маллесон с сожалением покачал головой и сказал:
— Нет времени. Если бы у нас была еще хоть неделя. .. Тогда можно было бы расширить поиск.
Выйдя от генерала, я направился прямо в комнату для допросов. Князь с перевязанной ногой полулежал на скамейке. Несмотря на это, он попытался приподняться, как только я вошел, и по-военному отдал честь. Я устремил на него пронзительный взгляд:
— А, дорогой князь! Вы, оказывается, здесь? Облизывая пересохшие губы, князь спокойно смотрел
на меня. Он совершенно переменился. Его худощавое, симпатичное лицо обросло бородкой, которая очень ему шла, усы стали гуще. На глазах поблескивало пенсне. Одет он был в строгий, хорошо пригнанный по его статной фигуре серый костюм, на ногах — черные туфли.
Я с ног до головы оглядел князя и продолжал тем же ироническим тоном:
— Я читал ваше бухарское сочинение, дорогой князь. Вы сами его написали или вам помогли?
— Сам написал!
— Не знал, что у вас имеются такие способности. Но об этом поговорим после. Сейчас меня интересует другое: когда это вы умудрились попасть в сети большевиков?
— Я не большевик.
— А кто же вы тогда?
— Русский.
— Знаю, что не туркмен. — Я постарался принять еще более спокойный вид. — Я говорю о вашей политической платформе. Кому вы служите?
Подавляя боль в ноге, князь гордо ответил:
— России! Родине!
— А-а! Значит, вы из последователей генерала Вос-тросаблина? Судьба России на волоске... Мы хотим ее спасти... Так? — Князь молчал. Я закурил и продолжал: — У нас, дорогой князь, нет времени для спокойной беседы. Завтра я отправляюсь в Мешхед. Если вы откровенно выложите всю правду, мы наш разговор закончим здесь. Но если это вас не устраивает, придется продолжить встречу там, по ту сторону границы. Что вам больше подходит?
— Какую правду я должен, как вы сказали, выложить?
Я сел за стол и все так же спокойно продолжал:
— Пока ответьте только на один вопрос: когда организована «Группа молодых офицеров»? Кто руководит ею?
По-видимому, рана причиняла князю сильную боль. Полулежа на скамье, он то приподнимал ногу, то опускал ее, кусал губы, морщился. Но я делал вид, что ничего не замечаю. Я хотел заранее дать ему почувствовать, что он не дождется пощады.
Князь некоторое время молчал, понурясь, потом, с трудом превозмогая боль, заговорил:
— Организация еще не создана. Но она будет создана. Кто-то из офицеров нарушил клятву... Выдал нас...
— Екатерина тоже входит в вашу организацию? Князь с мольбой посмотрел на меня:
— Я сильно ранен. Неужели вы думаете, что я сейчас способен отвечать на ваши вопросы?
— Да... Думаю, что вы вполне способны отвечать на мои вопросы, — возразил я, не меняя тона. — Если вы хотите облегчить свое положение, говорите скорее. Говорите честно, открыто... Иначе вам не избежать смерти. Умрете тут же!
— Что я должен говорить?
— Когда вас завербовали большевики?
— Я ненавижу большевиков!
— Вот как! А ведь только что вы сказали, что сами сочинили свое знаменитое послание.
— Меня заставили. Работники Чрезвычайной комиссии вынудили. Я все расскажу. Покажите меня врачу. Я хочу жить!
— Хотите жить? Это для меня новость!
Видно было, что боль в раненой ноге все больше одолевала князя. Он согнулся вдвое. В лице — ни кровинки. На глаза набежали слезы.
Я решил продолжить заслуженную им пытку:
— Где Екатерина?
— Она ненавидит вас. Я все расскажу. Но вызовите врача. Я не могу больше сидеть!
— Что вы, князь... Вам ли проявлять слабость? Ну-ка, садитесь как следует. Выпрямитесь! — Князь с трудом выпрямился. — Вот так.. Теперь продолжим наш разговор. Вы говорите: Екатерина ненавидит меня?
— Да, да... ненавидит! — Князь опять согнулся, положил закованные руки на раненую ногу.
Я крикнул:
— Встать!
Князь попытался встать, но ноги не слушались. Он бешеными глазами посмотрел на меня и дико закричал:
— Вы человек или зверь? Я повторил команду:
— Встать!
Но князь уже не реагировал на приказание. Сидел
как человек, потерявший рассудок, закрыв глаза и тяжело дыша. Потом, с трудом подняв голову, вдруг обвел меня взглядом, полным ненависти:
— Будьте вы прокляты!
Князь покачнулся и повалился на бок. Я понял, что оп потерял сознание от боли, и, поручив своего пленника дежурному офицеру, вышел.
От дурной погоды или оттого, что целый день прошел в спешке, в сборах в дорогу, у меня жестоко разболелась голова. Казалось, череп раскалывается. В сердце я ощущал какую-то щемящую тяжесть. А через несколько ча-сов предстояло выступать в путь. Дважды я опускал голову на подушку, стараясь уснуть, но это не удалось. Неотвязные мысли давили меня, как тяжелые тучи, нависшие сейчас в небе. Хотелось, чтобы все наконец окончилось, чтобы поскорее наступил момент отъезда.
Дежурный офицер доложил, что прибыл Дружкин. Я вышел в приемную. Протирая платком глаза, приглаживая волосы, министр приводил себя в порядок. Едва я вошел, он с волнением заговорил:
— Господин полковник, Екатерину не нашли.
— Что же она — провалилась сквозь землю?
— Бог знает! Мы перерыли все, что могли. Целый день только ее одну искали.
У меня было намерение — присоединить Екатерину к князю и обоих увезти с собой. Сейчас уже не было времени заниматься расследованием. А оставить князя на попечение наших местных друзей я боялся. По совести говоря, не доверял им. Поэтому сразу поднял на ноги и своих людей, и людей Дружкина. И вот усилия целого дня ни к чему не привели, не найдены ни единомышленники князя, ни Екатерина. Что делать?
Я повторил вслух этот вопрос:
— Что делать дальше, господии министр?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51