Ты не можешь просто бросить их там одних, без тени воспоминания или понимания того, что здесь произошло.
Гордон отмахнулся от этого возражения.
– Неведение станет их лучшей защитой на данный момент. Их силы пока дремлют, и какое-то время они пробудут необнаруженными. Ипсиссими решат, какой избрать подход, – не мы. А теперь помоги мне увести их отсюда. Мы должны препроводить их обратно в Скиптон, пока не стемнело.
Ричард не двинулся, пока Марджи не тронула его за рукав.
– Гордон прав. Не нам это решать, Ричард. И лучше нам быть подальше отсюда, когда прибудут слуги Суровости. Пойдемте.
Она взяла Элиз за руку и повела ее к каменистой тропе. Поррик и Рэйчел, двое других служителей каббалы, уже ждали их там с Эшвином и Джеймсом. Гордон взялся вести Эрика, а Ричарду ничего не оставалось, как сходить за Морган. Она покорно откликнулась на его прикосновение, и Ричард почувствовал их родство в таинствах. В одном Гордон был прав: блокираторы памяти – лишь временное решение.
ДЖЕЙМС
Сдвигающаяся дверь минивэна захлопнулась, едва не придавив напоследок ногу Джеймса. Он вытянул ноги под углом между рядами сидений и попытался устроиться поудобнее. Поездка обратно в Лондон займет несколько часов: хорошая возможность выспаться. Он был до странности утомлен, что казалось необычным после таких праздно проведенных выходных. Эшвин уже забрался на водительское сиденье, а Элиз успела занять соседнее – переднее пассажирское – место, Морган же и Эрик расположились в заднем ряду. Мистер и миссис Чизвик в последний раз помахали им рукой с крыльца своей гостиницы – и отправились в дом.
В целом Джеймс был доволен поездкой.
Его друзья не только сговорились о том, как помочь ему избежать тюрьмы, им также удалось возродить тот дух товарищества, который объединял их в студенческие годы: пропустили по стаканчику, повидали достопримечательности и даже совершили пешую прогулку по долине. Он не мог припомнить, когда в последний раз им всем удавалось провести вместе выходные. Жизнь явно налаживалась, хотя ему по-прежнему предстояло разыскать тысячу соверенов.
Он, однако, не мог избавиться от навязчивого чувства, что упустил нечто важное. Джеймс проверил карманы куртки, но и бумажник, и сигареты были на месте. Он был уверен: есть нечто такое, что необходимо вспомнить, но оно мучительно от него ускользало. Похоже, он прилично перебрал, потому что его воспоминания о прогулке были весьма смутными. Как ни старался, он не мог вспомнить, как выглядит треклятое озеро внутри Гримвитской впадины. Он оглянулся, чтобы спросить Морган или Эрика, но увидел, что они оба клюют носом, поэтому он последовал их примеру: тоже закрыл глаза. «Иногда лучше не форсировать события, – подумал Джеймс. – Пусть все произойдет, когда суждено».

Нецах
СТОЙКОСТЬ
РИЧАРД
Те чувства, которые испытывал Ричард, входя в зал Великой Пентаграммы, так и не стали для него привычными за годы служения. Да и как можно к такому привыкнуть, если сам воздух искрится чистотой, а под ногами – освященная земля... Каждый шаг каббалистов ощущался как осквернение этой чистоты.
В зале высились пять огромных колонн, поддерживающих высокий потолок. Пол был из синевато-серого сланца. В таком огромном помещении только с высоты птичьего полета можно было сложить узоры на полу в громадный рисунок. Великая Пентаграмма была единым монолитом из обсидиана, отполированного до ослепительного блеска, из каждого угла фигуры вздымалась колонна. Древнеарамейские буквы покрывали его поверхность, и в некоторые моменты, которых Ричард никогда не мог предугадать, они светились загадочным светом. Говорили, что изнутри можно обнаружить и другие символы – те, что недоступны свету дня. Милосердие и Суровость, присутствие и отсутствие, равновесие Древа жизни.
Это Ричард постигал... и немного большее. Идеальные пропорции Великой Пентаграммы были источником ее силы. Каждая сторона была ровно в десять пядей, и каждый угол был ровно в сто восемь градусов. Заклинания и молитвы на арамейском замыкали внешние границы, храня ее неприкосновенность.
Так же было и с его каббалой, его братьями в таинствах. Группу могли составить только пять человек, каждому был дан один из даров таинств. Так же, как и пентаграмма, которая образовывалась только с помощью пяти линий, начинавшихся там же, где они и заканчивались.
Ричард с остальными каббалистами стоял в ожидании в центре Пентаграммы, и каждый смотрел на свою, предназначенную только ему колонну. На людях были простые черные мантии, напоминающие о тех ушедших днях, когда накидки с капюшонами скрывали адептов веры от преследования. Настали времена большей терпимости, но древние традиции и обязанности сохранились.
Звук тяжелых дубовых дверей, открывающихся в дальнем конце зала, прервал раздумья Ричарда. Ипсиссими – главенствующие над членами древнего ордена – выступили из тьмы. Все они были в искрящихся парчовых ризах, а лица невозможно было разглядеть под белыми кружевами вуалей. Опоясывающие их плетеные золотые кушаки были единственным, что указывало на высокий ранг. Длинные подолы риз создавали впечатление, что люди скользят по полу, распределяясь по кругу, становясь по углам Пентаграммы, каждый у своей колонны. Не было слышно звука шагов по изразцам, поэтому Ричард считал: под ризами скрываются босые ноги.
– Мы – Ипсиссими, Пятиугольный венец Просветляющего Восхода. Мы – хранители Древа жизни, и мы будем заботиться о нем до возвращения. Это наша цель, Великая реставрация – наша работа.
Их голоса лились странной мелодией, слова были наполнены силой. Их речь звенела в плотной тишине зала, и казалось, что звон скрывает еще один пласт смысла, который Ричард чувствовал, но не понимал.
Ричард с остальными членами своей группы преклонил колени в знак почтения. Ипсиссими повернулись лицом к колоннам. Из складок их одеяний появились стальные кинжалы. Их рукояти были просты и полностью лишены орнамента, но остро заточенные грани сверкали в отблесках свечей. Ипсиссими разом подняли кинжалы к своим лбам острием вверх.
– ATE.
Заклинание отдалось во всем зале. Каждый из них перевернул лезвие и опустил к паху острием вниз.
– МАЛКУТ.
Это прозвучало уже громче, и эхо продержалось дольше, чем в первый раз. Звук прошел сквозь тело Ричарда, и у него заломило зубы. Каждый из Ипсиссими описал клинком круг по часовой стрелке к правому плечу.
– Ве-ГЕБУРА.
Клинки сверкнули в полукружии против часовой стрелки и замерли у левого плеча.
– Ве-ГЕДУЛА.
Перехватив рукояти, они сделали выпад кинжалами.
– Ле-ОЛАМ.
И наконец они погрузили кинжалы в колонны.
– Аминь.
Голубое пламя появилось возле ног Ипсиссими и лизнуло их одежды. Они не обратили на это внимания – и повернулись к Ричарду и его соратникам по каббале.
– Призываем тебя, Малаим, И Элоим, Бене-Элохим, И Херувим, Скрепленные Ишимом, Храните нас во имя Его.
Пентаграмма, вспыхнув, ожила. Синее пламя выхлестнуло по внешним краям Пентаграммы, и колонны преобразились из обычного камня в лучи ангельского света. Ричард сосредоточился на предназначенной ему колонне. Камень будто подернулся ультрамариновой дымкой, цветом Тифэрэта, шестой сефиры Древа жизни. Он хоть на миг попытался увидеть Малаима, ангельское воплощение, приданное Тифэрэту, во внутреннем вихре колонны, но свет был слишком ярок для его смертных глаз.
– Свершилось, – в унисон молвили Ипсиссими. – Четыре мира слились воедино против вторжения. Говорите, не опасаясь, что услышат непосвященные.
Ричард и остальные члены каббалы сняли капюшоны, открыв лица, но Ипсиссими остались невидимыми за своими тонкими кружевными вуалями.
Гордон сделал небольшой шаг вперед, на это ему давали право его возраст и старшинство по рангу.
– Досточтимые Ипсиссими, мистические печати, хранившие Священную реликвию, сломаны. Таинства потревожены новым составом каббалы, который был вызван на испытание.
– Время пришло, – согласно молвили Ипсиссими. – Они – следующая Пятигранная каббала, и Пресвятой готовится снова стать судией детей Его.
– А какова наша роль в испытаниях, о Досточтимые? – спросил Гордон. – Были ли мы правы, скрыв от них правду?
– Вы правильно стремитесь оберегать их, потому что вы должны хранить их до времени испытаний. Они скоро станут владеть таинствами и привлекут к себе также внимание сил Суровости.
– Можете ли вы нам помочь? – спросил Гордон, как было оговорено ранее. – Можем ли мы воззвать к защите Храма?
– Этого вы не можете сделать. На Пятигранную каббалу не должны влиять ни Милосердие, ни Суровость, чтобы у ее членов остался шанс избрать путь Сознания. Так устроено Древо жизни.
– Нам не выстоять в одиночку, – сказал Ричард, нарушая протокол, – Простите меня, но вы это знаете. Вспомните сожжение Руклинского собора. Когда приспешники Суровости штурмовали ров, орден решил не вмешиваться. Каббалистический пентакль Эдвина перестал существовать вместе со всем накопленным знанием. Вы должны нам помочь уберечь новых членов пентакля от бед, пока не придет их время.
– Если мы пойдем на это, мы поставим под удар само испытание, ради которого они появились на свет, Ричард Таллис. Именно их сила привлекает к ним прислужников Суровости. Научите их контролировать дарованные им таланты – и вы сможете избежать опасности.
– Разумеется, мы сможем воспользоваться Храмом как последним прибежищем? – спросила Рейчел. – Выдать их слугам Суровости было бы куда хуже.
Ипсиссими смолкли на мгновение, хотя Ричард чувствовал, что они совещаются между собой. И вот они снова заговорили.
– Придет время, когда вас спросят о том, о чем вам запрещено говорить. Придет время, когда знания и опыт покинут вас, когда распадется ваш пятигранник и все вокруг будто померкнет. Придите к нам в ту пору, но не прежде. Поступив иначе, вы создадите почву для вражды между силами Милосердия и Суровости, которая не по силам этому хрупкому миру.
– Мы поняли вас, – сказал Гордон.
– Понять не достаточно. Гордон Чизвик, станешь ли ты наставником тому, кто зовется Эриком, до поры его испытаний?
– Стану, – ответил Гордон звучным глубоким голосом.
– Марджори Чизвик, станешь ли ты наставницей той, кто зовется Элиз?
– Стану, – ответила она серьезно, но с мягкой улыбкой.
– Рейчел Азура, станешь ли ты наставницей тому, кто зовется Джеймсом?
– Да. – Спокойная констатация факта была характерна для нее.
– Поррик Макговерн, станешь ли ты наставником тому, кто зовется Эшвином?
– Я им стану, – ответил Поррик, хотя его голос выдавал беспокойство.
– И Ричард Таллис, станешь ли ты наставником той, кто зовется Морган?
– С радостью.
– Быть посему. Разыщите своих подопечных и расскажите им то, что позволяют вам ваши обеты. Берегите их до зимнего солнцестояния, когда миры столкнутся и око Пресвятого взглянет на нас.
Ипсиссими извлекли кинжалы из колонн ангельского света, и те мгновенно обратились в обычный камень. Синий огонь Великой Пентаграммы обратился в угли, слабо светящиеся во время исхода Ипсиссими, которые скользили белыми тенями в мире тьмы.
Место было неподходящим, чтобы обсуждать согласие, которое они с таким трудом добыли у Ипсиссими. Но Ричард бросил взгляд, в котором сквозило облегчение, на Поррика и Рейчел, более молодых собратьев по каббале. Он держался молодцом, но, несмотря на это, страх лишь сгустился и поселился еще глубже в его душе.
ЭШВИН
Эшвин всматривался в свое отражение в темной стеклянной стене офиса. Может быть, такое впечатление создавал полумрак – большая часть люминесцентных ламп была выключена, – но выглядел он изможденным и усталым. Было поздно, почти все ушли домой. К сожалению, у него была срочная работа. Все равно ее невозможно было выполнить в срок, но все же дом нынче был для него непозволительной роскошью.
Две прошедшие в «Персепшн» недели были невыносимы. Кин загружал его работой, подбрасывая по новому проекту буквально через день. Он их все выполнил и даже смог завершить несколько прежних проектов, порученных лично ему, и у него еще оставалось время для рисунков и набросков, для которых он даже не прибегал к трансу.
Но эта феноменальная работоспособность далась ему недешево. Он настолько устал, что даже перспектива щедрой премии не уберегла бы его от переутомления, если бы он попытался продолжить работу в том же темпе.
Эшвин закрыл на миг глаза и позволил себе отвлечься от работы. Он вспомнил о простых и понятных годах детства.
Он в зоопарке. Отец, высокий, статный, с крупными руками, подводит его к каждой клетке и называет обитателей. Эши топал за ним с широко распахнутыми глазами, восхищаясь многообразием жизни.
Отец рассказывал ему, как каждое животное приспосабливается к своей среде, использует свои уникальные навыки выживания, но как при этом все они зависят друг от друга. Это было простое объяснение устройства экосистемы, как понял потом подросший Эшвин, но тогда он этого не понимал.
Они вошли в павильон, где содержались ядовитые змеи и пауки, рыбы, выглядящие как камень, и медузы, способные убить безвольными на вид щупальцами. Отец сказал, что и им есть место в Божьем замысле, но Эши боялся этих гадких тварей.
Он смотрел, как кормят скорпиона. Его спинка была темно-шоколадной, под цвет земли в террариуме. Отец рассказал ему о покровительственной окраске, но это только больше встревожило Эши. Зачем это Богу прятать таких опасных существ?
Брюшко скорпиона было темно-бордовым, но внимание малыша, смешанное с восхищением и ужасом, было приковано к изогнутому смертоносному хвосту. Какие-то истины не нуждались в пояснениях: даже если бы он никогда не видел скорпиона, инстинкт подсказал бы ему, откуда исходит опасность.
В террариум бросили кузнечика. Эши с ужасом смотрел, как скорпион метнулся к жертве и поймал ее, ухватив клешнями и жаля хвостом. Он заплакал, не в силах принять объяснения отца о «законах природы».
С того момента Эши осознал, что мир может быть жестоким и опасным, и все его последующие открытия не изменили этого убеждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50