Неожиданно, в последний миг, Джеймс выбросил вперед кулак, вошедший в мягкое снежное брюхо. Торжество сменилось болью, и женщина-снеговик взвыла то ли от ярости, то ли от боли, а скорее, от того и другого. Звук был оглушающим. Он пригнул Элиз к земле. Она закрыла голову обеими руками. Фигура увеличивалась, и Джеймс рядом с ней показался карликом, настолько невероятным стал ее размер. Шквал звука не прекращался, вой только нарастал, он проникал в мозг Элиз даже сквозь пальцы, заткнувшие уши.
Джеймс стоял неколебимо перед возвышающейся над ним снежной женщиной, слившись с ней в смертельной схватке, не умея или не желая освободиться. Элиз пробиралась к нему на четвереньках. В ее ушах пульсировал неумолчный вопль, но она стремилась только добраться до Джеймса.
Впоследствии Элиз утверждала, что ползла к нему минут десять, на самом же деле ей понадобилась лишь десятая часть этого времени. Боль сломила ее защитные силы, внедрилась в самую глубь, и Элиз внезапно узнала кое-что о твари, против которой боролся Джеймс. Ее охватил миллион чувств: ненависть, ярость и, как ни странно, горечь от постигшего ее предательства.
Она запомнила ноги Джеймса. Точнее – его пятки, если говорить точнее. Голые, не защищенные от снега, они дрожали, как и все его тело, в борьбе со снежной женщиной. Элиз рухнула ему на ноги и прижалась к ним лицом. И тут вопль прекратился.
Он упал на землю, обмякший и вялый. Элиз, должно быть, тоже потеряла сознание, потому что в следующий миг она почувствовала, как ее трясет Морган.
– Прекрати. Со мной все нормально. – Слова дались ей с трудом, но возымели эффект. Морган ее отпустила, и Элиз села.
– Оно пропало, – сказала Морган, обводя глазами окрестности, как будто сама не вполне себе верила. – Оно грохнулось наземь вон там. – Она указала на место в паре метров от них.
– Что это была за чертовщина? – В устах Элиз ругательство звучало странно, но она заслужила право ругаться.
– Откуда мне знать, прах побери? – ответила Морган.
– Джеймс?
– Без сознания.
– Да, как же, – сказал он, со стоном усаживаясь. – Ах, дьявол, как больно.
Его правая рука почернела и была явно вывихнута.
– Что эта тварь тебе сделала? – в ужасе спросила Морган.
– Обожгла меня, сука. Погодите чуток. – Он поднялся на ноги и с трудом пошел к озеру.
– Что ты делаешь? – спросила Элиз. Она пошла за ним на заплетающихся ногах.
– Проверяю одну теорию.
Джеймс сунул руку в воду – и завопил. Вены на его шее взбухли, а исторгнутые им проклятия уподобили робкие ругательства Элиз вежливой беседе за вечерним чаем. Рука, вынутая из исходящей паром воды, была розовой, только еще заживающей, но целой. Женщины уставились на него в изумлении, после чего Элиз задала вертевшийся на языке вопрос:
– Джеймс, что это была за тварь?
– Это была беда. Как и большинство женщин, – сказал он с улыбкой.
Улыбка была неуверенной и будто подернутой сожалением, но Элиз больше ничего и не было нужно. Она бросилась к нему на грудь, и он засмеялся, прежде чем ответить на ее яростное объятие.
Они не разнимали рук, пока Морган вежливо не покашляла:
– Гм, если позволите, один вопрос. Где это ты растерял всю свою одежду, Джеймс?
Искренне удивленный, Джеймс посмотрел вниз, и Элиз тоже, после чего краска стыда начала заливать ее лицо.
– Эту историю, моя дорогая Морган, – сказал он, радостно ее обнимая, – надо рассказывать за кружкой пива. А пока суд да дело, не найдется ли у вас лишней одежонки?
– Посмотрим, что я смогу сделать. – Морган закатила глаза и глянула на Элиз, отчего та подавилась сдавленным смешком.
Они пошли к машине, не слишком спеша, но и не медля. Джеймс не подавал виду, но Элиз понимала, что ему хочется как можно быстрее убраться из этого места.
Когда они забрались в машину, Элиз бросила взгляд на ту точку, где исчезла женщина-снеговик. Не осталось ничего, что напоминало бы о ее существовании, и это не утешало, потому что Элиз преследовало ощущение: кем бы ни была та тварь, ее интерес к Джеймсу не угас.
Чем скорее они отсюда уедут, тем лучше.
ЭШВИН
Эшвин со вздохом отложил книгу. Эрик и мистер Чизвик даже не шелохнулись, спрятав головы за кожаными переплетами своих книг, как и подобало таким, как они, книжным червям. Он прошелся по библиотеке Раннох-Лодж, дома, где они остановились. Полки ломились от старых книг. Старинная деревянная обшивка стен потускнела от темных мазков времени. Он снял с полки один томик, потом другой, но отложил оба, не способный сосредоточиться ни на чем, кроме Элиз.
Мистер Чизвик заложил страницу и поднял на него глаза:
– В чем дело?
– А вы как думаете, в чем дело? – спросил Эшвин. – Мне тошно сидеть здесь и ждать, в то время как Элиз и Морган могут быть в опасности.
– Нам с ними никак не связаться. Придется нам поверить, что они смогут за себя постоять.
– По части веры в людей я не большой мастак.
– Я знаю, – сказал мистер Чизвик с раздражающей улыбкой.
– Почему бы нам прямо сейчас не пойти в Храм? – спросил Эшвин.
– Не так громко. – Мистер Чизвик посмотрел на закрытую дверь. – Мы не можем туда пойти, пока я не уверюсь, что твоя лодыжка выдержит это путешествие. Дорог там нет, идти придется по пересеченной местности, а я тебя не понесу.
– Я вам сказал, что с ногой все в порядке. – Эшвин с трудом говорил ровным голосом.
– Вчера ты хромал, – сказал Эрик, не отрывая взгляда от книги.
– Спасибо за поддержку, друг, – огрызнулся Эшвин.
– Пожалуйста, – откликнулся Эрик.
– Я понимаю, почему тебе не сидится на месте, – сказал мистер Чизвик. – Но постарайся набраться терпения.
– Да вы хоть слушаете меня? Хоть один из вас? Я вам говорю, что готов идти прямо сейчас! – Вся беспомощность Эшвина, возраставшая вместе с расстоянием, отделявшим его от Элиз, была вложена в эту последнюю фразу. Даже Эрик поднял голову.
– Ладно, – сказал мистер Чизвик. – Успокойся. Тут возле деревни есть крутой холм, за которым – горное пастбище и лес шотландских сосен. Туда, вверх, идти около часа и обратно с полчаса. Если ты в одиночку пройдешь этот путь за два часа, я признаю, что ты осилишь дорогу. Договорились?
– Вы просто пытаетесь от меня избавиться. – Эшвин понимал, что говорит как обиженный ребенок, но ничего не мог с собой поделать.
– Смотри на это как на выгодный всем уговор, – ответил мистер Чизвик с полуулыбкой.
– Вы уверены, что это разумно? – спросил Эрик.
С момента битвы за фермерский дом прошло не так уж много времени, но Эшвин видел: Эрик все чаще обращается к Гордону за советом. Старик даже как-то воспрял духом от такой веры в него, а вот Эшвина эта перемена тревожила. Эрик раньше никогда ничьих советов не спрашивал.
– С ним все должно быть в порядке, мы совсем недалеко от Храма, – ответил Гордон. – Предупредительные системы сработают, стоит кому-нибудь прибегнуть к таинствам.
Завели тоже новую моду: говорить о нем, будто его здесь нет.
– Ладно. Увидимся через два часа.
Эшвин протопал прочь из библиотеки и вернулся в комнату, которую делил с Эриком. Он переоделся в теплую походную одежду, купленную для них мистером Чизвиком, и надел сверху ветровку. Выходя из парадной двери дома, Эшвин прихватил походную палку на случай, если лодыжка начнет его беспокоить. Лодыжка была туго перебинтована, но он не чувствовал той уверенности, которой бравировал перед Гордоном и Эриком.
Маленькая деревушка Кинлох-Раннох купалась в лучах не по сезону яркого солнца, хотя здесь, в Грампианских горах, погода могла перемениться в любой миг. Милая живописная деревушка располагалась на берегу озера Лох-Раннох. Множество каменных домиков и безмятежность, разлитая по всей деревушке, покоряли столичного жителя вроде Эшвина. Крутой подъем, о котором сказал ему мистер Чизвик, был на самом деле предгорьем к целой цепочке пиков и скалистых вершин.
Эшвин шел по неведомой дороге, пока она не сменилась каменистой тропой. Она взбиралась все круче, и вскоре он стал смотреть лишь себе под ноги, упорно карабкаясь вверх.
Следующий час или около того подъемы и плато, на которых пасся скот, сменяли друг друга. Восхождение оказалось непростым, и он наслаждался физической нагрузкой.
Пот струился по груди Эшвина, несмотря на свежий ветерок. Его вывихнутая лодыжка болела, но не мешала идти. Наконец, взглянув вверх, он увидел метрах в пятидесяти ровную площадку. Непокорные черные волосы Эшвина лезли ему в глаза, и он, откинув голову, собрал их в хвост. Где же эти чертовы сосны?
Он шел дальше, скрипя зубами, через силу преодолевая последние метры. На вершине холма перед ним развернулось пастбище, по густому зеленому ковру которого рассыпались овцы, похожие на упавшие с неба белые облачка.
Эшвин взглянул вниз с холма – и усилия его были вознаграждены потрясающим видом на Кинлох-Раннох. Отсюда Деревушка казалась сплошной массой каменных домов и старинного вида заборов, окруженных пышной листвой. Холмы окружали деревню со всех сторон, их цепочка обрывалась только у сверкающих вод Лох-Раннох и Лох-Таммель. Над ними виднелась гора Шихаллион, самый высокий пик в округе.
Деревья, о которых говорил мистер Чизвик, были на дальнем краю пастбища. Эшвин пошел к ним, мечтая, чтобы рядом была Элиз. Он сел у основания шотландской сосны и понял, что устал больше, чем хотел себе признаться. Иглы устилали землю мягким ковром, и Эшвин уставился в небо, следя за быстро летящими по нему облаками.
Ничто его не отвлекало, и мысли Эшвина снова вернулись к безумию последних недель. Так много всего произошло за короткое время, что ему казалось, он все время идет вслед за обстоятельствами, а не делает свободный выбор.
Даже ребенком он часто уходил от всех, чтобы побыть в одиночестве. Эшвин был лишен этой роскоши с тех пор, как они набрели на те развалины, что могло отчасти объяснить его нынешнюю неуравновешенность.
Как ни странно, было благом побыть вдали даже от Элиз. Когда ситуация стала выходить из-под контроля, он понял, что все больше от нее зависит. Что-то изменилось в их отношениях, и, хотя они оставались близкими людьми, он не был уверен, что ему нравится эта перемена.
Эшвин закрыл глаза и попытался подумать о чем-нибудь другом. Мышцы его ног одеревенели от подъема, плечи тоже были напряжены. Боль в лодыжке была терпимой, и безмятежность поляны лишь напоминала ему, как долго он не был в мире с самим собой.
С тех самых пор, как они нашли эти чертовы развалины, что-то внутри Эшвина будто скручивалось в спираль все туже и туже. Элиз помогла ему, смягчив поверхностные уровни его сознания и тела, но теперь, когда ее не было, напряжение навалилось на него с новой силой. Было важно совладать с ним – и ради себя, и ради тех, кто от него зависел.
Он глубоко дышал, вбирая аромат сосновой хвои и почвы-Запахи земли наполнили его ноздри, и ему почудилось, будто он способен попробовать на вкус резкую наэлектризованность приближающейся грозы. Эшвин отдался на милость ритма тела, давая ему увести сознание куда придется. Мысли угасли, когда он погрузился в приливно-отливный ритм своих легких.
Эшвин впал в транс.
Сердце Эшвина билось как сумасшедшее, и он часто дышал, когда пришел в себя. Среди сосен царил полумрак, и он запаниковал, испугавшись, что ушел слишком давно и уже наступила ночь. Но тут свежий ветер отогнал гряду облаков, и неяркий дневной свет вернулся.
Паника отступила, он снова задышал нормально. Солнце светило уже под другим углом, но сместилось несущественно, поэтому вряд ли он долго пробыл в трансе. Может, от силы час, но ему все равно было не по себе.
Ощущение глубокого покоя объяло его, когда он впал в транс, но теперь даже крохи той безмятежности исчезли без следа. Что-то помешало ему, преждевременно вывело из транса, но что?
Эшвин повернул голову и попытался рассмотреть хоть что-нибудь в полумраке леса. Он пошевелился, стараясь не наделать шума. Мог ли его транс быть прерван предчувствием опасности?
Он продолжал вглядываться в поверхность холма, но ничто не двигалось в сосновом бору. Как бы то ни было, увесистая походная палка, зажатая в его руке, внушала уверенность. Проходили секунды, но вокруг все оставалось недвижимым.
Может, он все выдумал? Да и ладно, могло быть хуже.
Что-то мелькнуло в зарослях, он заметил движение краем глаза. И дело было не в игре воображения, он слышал шорох в подлеске. Эшвин повернулся, пытаясь увидеть, что это было. Ничего. Горький привкус страха наполнил рот.
Кто-то преследует его.
Чертов Гордон. Обещал ведь, что здесь он будет в безопасности.
Палка задрожала в его руке. Эшвин оставался неподвижным, но глядел в оба, едва дыша. Выжидающая тишина опустилась на кроны сосен. Почему он раньше ничего не заметил? Это напомнило ему о сумасшедшей гонке вокруг пруда Холлоу, когда неизвестный бегун преследовал его. Неужели снова он?
Ужас застыл в его груди, как глыба льда.
Только не это. Пожалуйста, только не это.
Он сосредоточил все внимание только на тенях среди деревьев, на сжатой в руках палке да на биении своего сердца. Он ждал, нутром чуя, что что-то произойдет.
Снова шорох. На этот раз слева от него. Так враг не один? Он ухватил палку обеими руками, подняв ее перед собой, как меч. От адреналина мышцы едва не свело судорогой.
Время замедлилось, и его чувства обострились до предела. Волоски над верхней губой встопорщились и встали дыбом. Палка стала продолжением его руки, каждый узел и сучок врос ему в кожу. Каждый мускул его тела напрягся перед борьбой или бегством.
Фигура в лохмотьях поднялась из листвы меньше чем в десяти метрах от него. Ее покрывали грязь и листья, и Эшвин ужаснулся, как близко к нему подобрались, а он даже не заметил этого. Тварь испустила пронзительный визг и бросилась прямо на него. Эшвин успел разглядеть бешено вращающиеся глаза в окружении косматых волос, пока тварь стремительно приближалась.
Эшвин замахнулся палкой, сжав ее в обеих руках, и попал твари по плечу. Палка весила слишком мало, чтобы остановить мчащегося, будто таран, врага, и существо в лохмотьях набросилось на него, опрокинув вместе с собою, два тела замолотили друг по другу всем, чем только можно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50