Ты прошел долгий путь за знанием, а в итоге обрел только опыт. Не относись к этому дару с пренебрежением. Я кое-что знаю о твоих трудностях, и я могу тебе сказать, что в конце концов опыт значит больше, чем знания.
Ты также можешь задаваться вопросом, почему я так и не сказал тебе о своей роли в последней Пятигранной каббале. Это упущение было призвано защитить и тебя, и меня. Искушение произвести на тебя впечатление моими мыслями и верованиями было велико, но нельзя было ему поддаться. Надеюсь, ты простишь меня за это.
Помни, что тебе нет надобности понимать все, ибо не все можно понять. Воистину в этом и есть сущность таинств. Возвратись в развалины и позволь опыту быть твоим проводником. Нет более великой истины, чем понимание, что у событий есть только та важность, которую мы им придаем.
Твой друг
Гордон Чизвик».
Эрик сложил письмо и постучал им по зубам.
– Ты знаешь, старый паршивец прав, – сказал Эшвин. – Это то, чему я научился. В кандалы страха и неуверенности мы заковываем себя сами.
– Да, он мудрый человек, – согласился Эрик. – Он и не может быть иным, прожив столь долго.
– Не хочешь ли ты теперь мне рассказать, что за чертовщина тут происходит?
– Расслабься, Эш. Дорога до Скиптона долгая – хватит на то, чтобы я попытался все объяснить.
ЭЛИЗ
Дождь барабанил по стеклу и вдали гремел гром, когда она проснулась. Элиз наслаждалась роскошной возможностью понежиться в теплой постели, раз погода уж настолько испортилась. На тяжелом свинцовом небе непроницаемая толща облаков скрывала солнце.
Ночной визит Рида занимал ее больше всего. Она помнила все – от сказанного им до того, что она ощутила и осознала. Все хранилось в памяти, что было необычно, потому что чаще всего она помнила свои сны только урывками. Элиз мысленно пожала плечами и решила не пытаться анализировать происшедшее.
Рид сказал, что на самом деле это был не сон.
Она выбралась из постели, надела тапочки и халат кремового цвета, нашедшийся в шкафу. Волосы были в беспорядке, но ей было все равно. К тому же в доме царила тишина: это означало, что остальные, скорее всего, спят. Элиз отперла дверь спальни и прошла в холл.
Странно было идти тем же путем, что и прошлой ночью. Она отчетливо осознавала прикосновение халата к коже, шершавость перил под ладонью и чуть застоявшийся запах в доме. Все те мелочи, что обычно оставались незамеченными, внезапно потребовали ее внимания.
Элиз отправилась на кухню – она была на редкость голодна. В дверях она остановилась. И Джеймс, и Морган уже проснулись и читали разные страницы одной газеты. У Джеймса были растрепаны волосы, и она подавила желание их пригладить. Чашка его застыла на полпути к губам.
Морган жевала тост и просматривала колонку о жизни знаменитостей. Оба не заметили присутствия Элиз.
Сцена выглядела такой мирной и домашней, что было легко забыть, зачем они здесь.
«Ты отказываешься преодолеть свой гнев в отношении Морган».
Рид был прав. Если она сейчас не разберется с этим безобразием, потом такая возможность может не представиться. Но даже теперь ей не хотелось нарушать этот драгоценный миг, когда все казалось нормальным.
Джеймс поднял глаза от газеты и улыбнулся ей. Смешливые морщинки появились в уголках его светлых глаз.
– Доброе утро. Я не знал, что ты проснулась.
– Доброе утро, – ответила Элиз, улыбнувшись ему в ответ. – Я не уверена, что совсем проснулась.
Морган не подняла глаз от газеты, и от этого Элиз почувствовала себя неловко.
– С тобой все нормально? – спросил Джеймс, пристально вглядываясь.
– Да, но есть кое-что, о чем мне нужно сказать вам. Вам обоим.
Это привлекло внимание Морган. Она подняла глаза, всем видом выражая равнодушие.
– Прошлой ночью я кое-что поняла, – сказала Элиз. – Я осознала что тебя, Морган, нельзя винить в том, что случилось в Уиндермере. Я поняла, что сердилась на одного-единственного человека, и человек этот – я сама, но легче было отыграться на тебе, чем взглянуть в лицо правде – правде о моих истинных отношениях с Эшвином. И я поняла, что должна перед тобой извиниться. Прости меня, Морган, если можешь.
Элиз завершила свою исповедь быстро, не будучи уверенной в том, что справится с нахлынувшими эмоциями. Морган глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.
– И я прошу прощения, Элиз. Я чувствую себя очень виноватой. Я не хотела, чтобы это произошло. Я и вправду не знала, что творится, но и ты была права. Частично я наслаждалась этим, считая, будто это Эшвин. Я чувствую себя ужасно.
Морган расплакалась. Элиз обвила шею подруги руками и просто тихо обнимала ее. За все то время, что она сердилась на Морган, она ни разу не позволила себе задуматься о ее чувствах. Вина, наверное, разъедала Морган изнутри.
– Это не твоя вина, – сказала Элиз и сама плача от сопереживания. – Это был не Эшвин, а будь это даже он, все равно это была бы не твоя вина. Он и я не созданы друг для друга. Я теперь это знаю, так что ты ничего между нами не разрушила. В глубине души я давно это знала, но теперь я наконец-то могу это признать.
Морган отстранилась.
– Ты из-за этого расстаешься с ним? Но он ничего не сделал. Он невиновен!
– Ш-ш-ш! – Элиз приложила палец к губам Морган. – Ни он, ни кто-либо другой не виноват, просто так все сложилось. Я думала, что смогу как-то наладить наши отношения. Теперь я просто честна сама с собой. Я знаю, что приняла верное решение. – Она глянула на Джеймса – на его лице было написано изумление. – Я надеюсь только, что с ним и с Эриком все в порядке.
Грусть Элиз от расставания с Эшвином смягчилась: с ее души будто груз сняли, и ликование, которое она ощутила при встрече с Ридом, вернулось.
– Ты и вправду меня прощаешь? – спросила Морган.
– Мне нечего тебе прощать. – Элиз поцеловала Морган в заплаканную щеку.
– Я просто хочу, чтобы все между нами было как тогда, когда мы искали Джеймса.
– Все уже на своих местах, – сказала Элиз. – Уже все хорошо.
Морган порывисто обняла ее за талию, зарывшись лицом в халат Элиз. Элиз погладила ее по голове и поймала взгляд Джеймса.
Джеймс был тронут их примирением, но у нее было чувство, что он скрывает какие-то более глубокие эмоции. Он закатил глаза, выражая порицание бурным дамским проявлениям дружбы, но ее ему было не провести своим обычным беспечным видом. Элиз улыбнулась ему и снова услышала слова Рида.
«Есть другой, он ждет твоего тепла».
Да, и это она каким-то образом всегда знала.
ОРЕВ ЗАРАК
– Ты знаешь, что ему нельзя верить, – сказал Гамалиэль. – Мы знали это с самого начала.
– Я не оспариваю этого, – ответил Орев Зарак, подавляя жгучее желание взъерошить несуществующие перья.
Гамалиэль настоял на том, чтобы принять свое обычное обличье, хотя они даже не вернулись в Аваддон. В настоящий момент они сидели на вершине горы Шихаллион, что было неосмотрительно близко к той местности, где их могли обнаружить Ипсиссими. Зато здесь было меньше шансов, что их заметят другие Повелители Суровости.
– Тогда что ты предлагаешь с этим делать? – требовательно вопросил Гамалиэль.
– А зачем бы мне что-то делать? Ты слышал о плане Саммаэля. Он может сработать.
– Может. – Гамалиэль поднялся на ноги и зашагал вверх и вниз по склону. – Но может и не сработать. Это рискованно.
– И?.. – Орев Зарак обуздал свое нетерпение.
Гамалиэль всегда размышлял вслух.
– Я не люблю рисковать. И ты не любишь.
– Воистину так, и все же я не вижу, к чему нас это приведет.
Орев Зарак склонил голову к плечу, понимая, что делает это в силу привычки, но он был не в силах ее преодолеть.
– Я думаю, нам стоит добиться гарантии своих ставок. – Гамалиэль замер, ожидая реакции собеседника.
– Это мудро, учитывая то, сколько поставлено на кон, – согласился Орев Зарак. – Лилит?
– Она чересчур увлечена предложением Саммаэля. К тому лее я не доверяю ее аппетитам. Насколько мы знаем, она может пожелать сохранить статус-кво. Она устроилась в этом мире лучше, чем кто-либо из нас.
– В Аваддоне мне так не показалось, – возразил Орев Зарак. – Но опять же она может быть столь же лживой, как и Саммаэль.
– А Тагирирон бесполезен. Если с ним чем-нибудь поделиться, он будет считать, что у него есть лишний козырь. Так что остаемся только мы с тобой.
– Получается так. У тебя есть предложение?
– Есть. – Гамалиэль замялся. – Радикальное. Орев Зарак улыбнулся ему:
– Мне оно уже нравится. Расскажи.
– Нет. Я покажу тебе. – Гамалиэль вытянул руку; бледно-золотые пальцы дрожали.
«Даже в духовном обличье», – подумал Орев Зарак. Радикал, ничего не скажешь.
– Почему я должен тебе верить? – спросил Орев Зарак.
– Ты можешь не верить, но зачем тебе верить Лилит или Саммаэлю? Разве мы не связаны теснее, чем они?
– Не пытайся опутать меня своими иллюзиями. – Орев Зарак поднялся на ноги. – Я Ворон Раздора, и я развею их в прах.
Гамалиэль отступил, по-прежнему с вытянутой рукой:
– Никаких иллюзий, лишь еще одна альтернатива. Да или нет?
Правда была в том, что ни одному из Повелителей Суровости нельзя было доверять. Но если бы Орев Зараку пришлось выбирать, то первым шел бы Тагирирон, потому что он был тупее всех, а после – Гамалиэль.
– Тогда – да. – Орев Зарак пожал руку брату и пошел на риск.
Гамалиэль ухмыльнулся и направил всю энергию в пять таинств, активировав разом все чакры. Материя Ассиах треснула под давлением пяти сил, вызванных им к жизни. Открылись врата, ведущие в некую точку Йецира, мира ангельского свода. Несмотря на свои опасения, Орев Зарак позволил Гамалиэлю ввести себя туда.
С минуту он обозревал то место, куда они попали.
Высокие острия скал, громадные и неколебимые. Под его босыми ногами – холодные плиты пола. Холодный ветер овевает лицо. И это было реальностью, значит, они утратили свою духовную форму.
– Что ты наделал? – Орев Зарак повернулся, как вихрь, к Гамалиэлю, который отступил и разорвал связь между ними. Врата закрылись, и Орев Зарак понял, что уже слишком поздно. Их присутствие заметили.
– Спокойствие! – сказал Гамалиэль. – Мы должны были прибыть сюда, но я не знаю, как нас примут. Что бы ты ни делал, не провоцируй их, иначе быть нам прикованными в Аваддоне, как Тагирирон.
Он был прав. Их судьбы были теперь не в их руках, и все же Гамалиэлю придется заплатить за свою двойную игру.
Орев Зарак выпятил грудь и встал плечом к плечу с Гамалиэлем, и тут из тени зала Великой Пентаграммы выступили пять фигур. Далекий угрожающий гул ангельских голосов слышался вокруг. Ипсиссими разоблачились и встали перед своими отверженными братьями.
– Что вы здесь делаете?
Может, это сказал один из них, а может, все разом. Трудно было сказать, когда на них было направлено столько приведенных в боевую готовность сил. Стальные кинжалы сверкали в их сжатых кулаках. Орев Зарак усилием воли заставил себя стоять неподвижно.
– Мы ищем переговоров, – сказал Гамалиэль.
– Это не дозволяется.
А, это был Габриэль, заклятый враг Гамалиэля.
– Неверно, – ответил Гамалиэль. – Просто нет такого прецедента, что меняет дело, если вы можете презреть свои драгоценные правила.
Габриэль сделал шаг вперед, но Ханиэль удержал его. Ненависть обуяла Орев Зарака при виде старого врага. Их взгляды встретились, и слова больше были не нужны.
– Насмешки мало помогут вам здесь, – сказал Рафаэль, как всегда спокойный и разумный. – Чего вы хотите?
– Считаете ли вы, что следующая Пятигранная каббала преуспеет в испытании? – Вопрос был настолько прямым, что даже Орев Зарак удивленно посмотрел на Гамалиэля.
– Не нам судить об этом, – ответил Габриэль, но слова его теперь звучали неубедительно.
– Зная глубину его страхов, я думаю, индиец потерпит поражение, – сказал Гамалиэль. – А Орев Зарак считает, что и девушка-блондинка не справится.
Орев Зарак никогда этого не говорил. Если уж на то пошло, он думал как раз наоборот, но сохранял непроницаемое выражение лица.
– Итак, вы хотите нарушить ход истории, исказив процесс, а не устранив его участников. – Это снова заговорил Рафаэль. Он всегда на лету схватывал то, что подразумевалось, в точности как Саммаэль.
– Я хочу завершить это, – сказал Гамалиэль. – Ибо мы чересчур долго боролись, не видя результата. Милосердие приблизилось к победе не более, чем Суровость. Если мы не можем прекратить эту битву, то как это смогут сделать чада Адама?
– Это не нам решать, – молвил Сандалфон.
– А я говорю, что нам, – возразил Гамалиэль. – Если Падшие могут принять правила Милосердия, то Ипсиссими должны быть готовы нарушить их во имя Суровости. Как же еще это может закончиться?
Габриэль шагнул вперед.
– Я изучил ваши методы за долгие годы борьбы, и я утверждаю, что верить вам нельзя. – Он рассек воздух перед лицом Гамалиэля клинком своего кинжала. Разрез раскрылся, обнажив врата, похожие на врата Падших, но не совсем такие. – Уходите сейчас, покуда я не отправил вас назад в Аваддон.
Давление со всех сторон подталкивало их к разрезу. Орев Зарак не был до конца уверен, воплощает ли Гамалиэль свой величайший обман или на самом деле верит в сказанное, но он знал, что мост между Падшими и Ипсиссими наведен. Лишь время покажет, кто пройдет по нему.
Разрез поглотил их, и они перенеслись назад в мир Ассиах, далеко от зала Великой Пентаграммы и Ипсиссими.
ЛИЛИТ
Женщина по имени Лили Тэйлор стояла на крыльце дома номер 17 по Санрайз-стрит. На улице было темно, и ее это радовало, потому что та ее часть, что принадлежала Лилит, собиралась сделать нечто доселе неизведанное, и под покровом ночи это было проще.
Простая деревянная дверь. Не защищенная никакими барьерами. Хрупкая преграда для таких, как она. Одно мановение руки – и она разлетится на мелкие кусочки. Это было заманчиво. Было заманчиво взять то, чего ей хотелось, взять назад свое слово в сделке с Саммаэлем, поддаться сжигающему ее желанию прежде всего. Это было все, чем она жила долгие годы изгнания. Единственное, что сохранило ей здравый рассудок. У Саммаэля была его ненависть, а у нее были ее желания.
Только сейчас ей хотелось того, что невозможно получить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50