OCR: Призрак; Spellcheck: tatjana-yurkina
«Код каббалы»: Эксмо, Домино; Москва, СПб; 2009
ISBN 978-5-699-38023-7
Аннотация
Испокон веков сила Света противостоит силе Тьмы. И пока пять ангелов – апостолов Тьмы – находятся в заточении, куда поместил их Творец, победа будет на стороне Света. Но падшие ангелы не сидят сложа руки в своей темнице: из века в век они пытаются вырваться на свободу, вселиться в чужую плоть и завладеть миром... Во время вояжа по заповедным местам доброй старой Англии пятеро молодых лондонцев попадают на территорию древнего замка и случайно находят там таинственную пятиугольную комнату с пятью отпечатками рук в камне. Если бы они только знали, что принесет им эта находка!
Натан Барридж
Код каббалы
Посвящается Лаз и Лиане, двум звездочкам-близняшкам, указывающим мне жизненный путь, а также маме и папе, открывшим для меня чудеса, спрятанные меж страниц книг.
Пролог
1308 год, Йоркшир
В морозном воздухе собора серебрилась струйка пара, который, вместе со словами молитвы, исходил из уст брата Эдвина. Холод от каменных плит пробирал до костей, и кожа его покрылась пупырышками, как у ощипанного цыпленка. Обычно умиротворяющий ритм речитатива заставлял его забывать о невзгодах зимы и старости... Но не теперь.
Эдвин сбросил с головы серый капюшон и в неверном свете свечей устремил взор на соседний придел. На стенах висели гобелены, изображающие вручение Моисею десяти заповедей. Выцветшие от времени фигуры явственно напоминали Эдвину его самого.
На алтаре не было ни украшений, ни церковных ликов. Кипа свитков громоздилась на одном его конце, другой же занимали с полдюжины книг в кожаных переплетах, сложенных аккуратной стопкой. Поначалу возможность изучать манускрипты представлялась даром небес; они обещали раскрыть тайное древнее знание, которое манило и пленяло. Но время наложило на эти дары тяжелую длань ограничений, и пленительное обещание потускнело. На смену ему пришли тьма и разочарование.
Эдвин отвернулся от алтаря и, насколько мог, распрямил застывшую согбенную спину. Еще одну, последнюю, ношу осталось сбросить с усталых плеч – и придет отдохновение.
Собор тонул во мраке, свечи и жаровни с углями не могли разогнать сумрак. Безмолвие собора было абсолютным и почти осязаемым, как в склепе. Эдвин привык к спокойствию, но эта необычайная, мертвая тишина давила на него.
Высокий алтарь был единственным ярким пятном во всей громаде храма. Сотня свечей озаряла его мерцающую поверхность, их желтые огоньки отражались в позолоченном обрамлении.
Эдвин опустился перед алтарем на колени и не слишком внятно произнес короткую молитву. Его взор скользнул выше, к Древу жизни, сакральному мистическому символу его тайного ордена – ордена Просветляющего Восхода. Серебристые плети змеились между его ветвями, символизируя пути мудрости. Однако все его отчаянные изыскания не привели его ни к одному из этих путей. Осознание безуспешности поисков грохотало в ушах, словно топот копыт конского табуна.
Настал момент расплаты.
Эдвин преклонил колена перед алтарем и снова скрыл голову под капюшоном. Окончательно решившись, он поднялся и пошел к нефу.
Лучше поспешить, чем вновь погрузиться в бесплодные раздумья.
Он скользнул за завесу, отделявшую алтарь от нефа, и направился к нижнему алтарю. В северном и южном трансептах гнездились тени, они струились между стройными параллельными рядами колонн, поддерживающих высокие арочные своды. Связки высушенного тростника снопиками стояли на церковных скамьях, словно лесная паства, ожидающая искрометной проповеди.
«Да изольются на них огонь и сера», – подумал Эдвин.
Центральный проход между скамьями заканчивался двумя дубовыми дверьми. Он проскользнул между их створками в неприветливый холод ночи. Цепочка факельных огней змеилась по крутым склонам чашеобразной долины, скрывающей собор. Идущие в авангарде уже дошли до дна чаши и с грохотом приближались.
Веками Англию лихорадило от войн и междоусобиц. Завоеватели вторгались, успевали обосноваться и, в свою очередь, изгонялись новыми захватчиками. Но во все времена собор оставался неприкосновенным, его местоположение не выдал ни один из посвященных, и его древняя тайна хранилась свято и бережно.
До сих пор.
Эдвин прислонился к иссеченному непогодой камню, черпая в нем силу, но и при этом цепенея от холода. Десяток огней закружился в ночи, и лязгающие звуки приближающихся конников сотрясли воздух. Всадники ехали в мрачном молчании, оружие и доспехи бряцали в унисон топоту лошадиных копыт. Шум этот был ему вовсе не в тягость. Все лучше, чем могильное безмолвие собора – ни голосов, ни надежды.
Воины приблизились к Эдвину – стало слышно, как фыркают и в нетерпении роют копытами землю кони в предчувствии битвы. На рыцарях не было плащей с гербом, не несли они и штандарта, но он знал, что они из герцогского воинства. Не многие из знати могли позволить себе снабдить своих воинов такими лошадями и такой экипировкой.
Во главе отряда был сильный всадник с цепким взглядом и темной бородой, прихваченной инеем седины. Он выехал из строя и воззрился на Эдвина сверху, не говоря ни слова, но чуть кивнув головой в знак того, что он знает своего визави.
Эдвин ответил на эту любезность, подняв руку для благословения, осеняя их всех крестным знамением. Факелы потрескивали и неровно вспыхивали на ветру, выхватывая из темноты суровые лица бывалых воинов. Но ему было очевидно их смятение. Может статься, лишь их бородатому предводителю известно, зачем они пришли к собору этой ночью.
Призываю вас, подождите здесь, – сказал Эдвин. – Я не задержу вас надолго.
– Не стоит, – ответил глава войска, не спешиваясь. – Захватчики уже в пяти лье отсюда, а наши копья и стрелы не сдержат надолго натиск этих варваров.
Ропот с ноткой страха пробежал по скучившемуся войску. Эдвин вышел вперед и протянул руку одному из солдат. Он казался моложе остальных, но на его лице были написаны твердость и решительность. Конь под ним тревожно косился на пламя факелов, но рука седока бестрепетно покоилась на поводьях. Должно быть, он был сыном мелкопоместного дворянина и недавно пополнил герцогское войско.
– Твой факел, – промолвил Эдвин.
Молодой воин наклонился, чтобы отдать его Эдвину.
– Я верну его тебе со своим благословением, – сказал Эдвин, принимая факел.
Юноша неуверенно кивнул, и Эдвин скользнул обратно в чрево собора. Тени от факела плясали по стенам и витражным окнам, пока Эдвин шел к нефу.
Мужайся.
Еще совсем немного – и все будет сделано.
В надежде на прилив сил Эдвин стал читать главную молитву:
Отче наш, иже еси на небесех,
Да святится имя Твое...
Эхо повторяло его слова, а он все шел к южному нефу. Колеблющийся свет факела открыл взору огромный гобелен на стене. Короли и епископы древности сурово глядели на Эдвина. Он отодвинул гобелен, скрывающий потайную дверь, которая вела в ризницу. Пламя задело старинный холст, когда он проходил под завесой, но не занялось пожаром.
Да придет царствие Твое,
Да будет воля Твоя,
Яко на небеси и на земли.
Ризницей служила небольшая комната, стены которой были увешаны полками. Там монахи держали атрибуты своего ремесла: облачения, парадные ризы, сосуды со святой водой и бутыли вина. Эдвин прошел в дальнюю дверь. Необходимость спешить подгоняла его.
Монастырь был прямоугольным, с внутренним двором под темным небом и крытой галереей по периметру. Собор был духовным центром ордена, а монастырь обеспечивал жизненно важные функции. Он предоставлял доступ к жилым кельям монахов, их трапезной, кухне и общей комнате. Обычно в середине монастырского двора была одна лишь лужайка. Но только не той ночью.
Хлеб наш насущный даждь нам днесь,
И остави нам долги наша,
Яко же и мы оставляем должником нашим.
Голос Эдвина задрожал, когда он приблизился к центру монастыря. Четыре темные фигуры лежали на земле. Томас скалился от боли даже в смерти. Патрик и Брентон скорчились, каждый прижал голову к коленям. Будто испуганные дети в серых сиротских робах. А невидящий взор Стефена вперился в Эдвина вечным укором.
Его каббала.
Разрушена.
Навеки.
И не введи нас во искушение,
Но избави нас от лукавого.
Они пришли к Эдвину за последним причастием. Они знали, что за этим последует, – но не колебались. Он добавил им в вино мышьяк и беспомощно смотрел, как падали его братья в таинствах. Как слюна бежала из их ртов, глаза закатывались и конвульсии сотрясали их безвольные тела.
Эдвин молился, но вонь экскрементов и темно-алой мочи, излившихся из их тел, погнала его прочь. Смерть медлила, и крики мучимых адской болью еще долго звенели в тиши двора.
Им недолго преследовать его.
В Священном Писании говорится, что отнимать жизнь есть смертный грех, но эти люди сами пожертвовали собой ради высшей цели. Врата небесные, без сомнения, примут их. Эдвин переживал такое ошеломляющее ощущение потери, что опасался утратить человеческий облик.
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа,
И ныне, и присно, и во веки веков,
Аминь.
Эдвин отвернулся, полный решимости завершить начатое. Он прошел по вестибюлю до капитула. По монастырскому уставу, помещение капитула представляло собой пятигранник с равными по длине сторонами, то есть стенами. Скамьи опоясывали капитул целиком, на них и сидели во время собраний братья ордена. Теперь они были пусты, как и весь собор.
Эдвин швырнул факел в связки тростника. Немедленно занявшееся пламя осветило комнату. Он отступил, чтобы не загореться самому. Огонь скакал и метался в дьявольской пляске, пожирая подношение. Суеверный страх пронзил Эдвина, когда он устремился прочь по вестибюлю от клубов дыма, которые валили из капитула.
В треске пожара за его спиной ему будто слышалось собственное имя. Эдвин возвращался по тому же пути так быстро, как только позволяли его застывшие суставы. Он задержался в ризнице – и ненасытные языки пламени жадно лизнули полки. Пыльные облачения и старые ризы вспыхнули огнем. Но – не божественным.
Пламя уже взбиралось по гобелену, когда Эдвин с трудом протиснулся через потайную дверь. Тени метались по стенам, змеясь словно души проклятых. Он поспешил к боковой часовне с ее драгоценным содержимым, дыша неровно, рывками.
Эдвин сунул факел в гущу свитков и манускриптов. Огонь принял жертву без тени сомнения. Холсты и пергамент трещали во вспышках пламени. Кожаные обложки противостояли жару чуть дольше и тоже начинали коробиться и лопаться, прежде чем исчезнуть.
Труд всей его жизни превращался в пепел, и страх Эдвина перед смертью отступил. Все и все, что было ему дорого, потеряно.
Разрушение шло по его стопам. Эдвин поджег алтарь. Повсюду, где он побывал, вверх бежал огонь. Древние гобелены и резное дерево сгорали от умело направленного им пламени факела. Собор пылал в адском огне.
Он проторил себе путь назад к западным вратам, размахивая факелом направо и налево. Большая часть собора была уже в огне, и жар гнал его наружу. Воины отступили перед пожарищем, в безмолвии наблюдая бушующее между зданиями пламя. Эдвин захромал к ним. Владевшее им неистовство покинуло его: он чувствовал, что стар и изможден.
Бородатый предводитель воинства наблюдал за огненной стихией, а тень и свет боролись за место на его лице. Даже лошади недвижимо смотрели на бушующее зарево. Зрелище завораживало, притягивало взгляд и не отпускало.
Северная и южная башни превратились в пару огромных дымящих труб. Пламя пробивалось сквозь крышу монастыря, и искры частым дождем стучали в окна капитула.
По лицу Эдвина струились слезы – он смотрел, как гибнет его дом.
Первой внутрь рухнула крыша капитула, как только выгорели деревянные балки. На миг пламя стало голубым, и столб искр взметнулся в небо.
Это был тот знак, которого он ждал.
Заморские захватчики найдут здесь ничтожно мало ценного. Место, где хранится их Священная реликвия, останется тайной. А он больше не может заставлять себя смотреть на разрушение собора.
Эдвин преклонил колени перед воинами и прочел двадцать третий псалом. Голос его дрогнул, когда он дошел до слов « иду долиной тьмы », но он собрался с силами и поскорее закончил молитву.
Он встал и испытующе посмотрел в лицо главному воину. Что бы тот ни думал, он хорошо умел это скрывать. Он не сказал ни слова, но взгляд его быстро скользнул в сторону юноши, давшего Эдвину факел.
Юный рыцарь спешился перед Эдвином.
– Простите меня, отец-настоятель. Я хотел бы, чтобы все было иначе.
– Я отпускаю тебе все грехи, сын мой, – ответствовал Эдвин. – В этот миг ты служишь Его божественным орудием. – Он повернулся и поднял руку, благословляя остальных.
– Братство Руклинского собора, благодарю вас за верную службу. Она не будет забыта теми из ордена, кто останется в живых.
Эдвин закрыл глаза. Треск огня и раскалывающегося камня нарушали тишину ночи.
Он опустился на колени и склонил голову под шелест вынимаемого из ножен меча. К нему вернулся страх смерти – Эдвин осознал, что так и не совладал с ним. Юный рыцарь вдохнул полной грудью, готовясь к удару. Эдвин замер, уносясь мыслями к монастырю.
Вот. Вот каково им было.
Меч просвистел в воздухе и отсек ему голову.
Я иду к вам, братья мои.
Тифэрэт
УКРАШЕНИЕ
ДЖЕЙМС
Стены Хэрроугейтского магистратского суда были окрашены в бежевые и коричневые тона. Ковер был грязно-серым, а окна явно давно не мыли. Сотрудники магистрата сливались с этой безрадостной обстановкой; скромно одетые люди разбирали ходатайства, демонстрируя откровенную незаинтересованность как в причинах, так и в последствиях своих деяний.
Что они знают о жизни? Ничего, подумал Джеймс.
Единственным лицом, не лишенным признаков жизненной энергии, был председательствующий. Судья-магистрат Твэйт был румяным лысеющим человеком с густой бородой. Джеймс был слегка разочарован тем, что судья одет в костюм с галстуком, а не в мантию и парик, как ему представлялось. С нарастающим трепетом он смотрел, как Твэйт вынес суровый приговор студенту, пойманному на торговле травкой в университетском студенческом городке, а потом присудил максимальный срок какому-то хулигану из Ист-Энда, взятому за квартирную кражу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50