Лицо Айрин усеивали медные веснушки. Неистовый борец за гражданские права и кремень в бизнесе, к политике и работе она подходила с одинаковой – вот-я-вас! – усмешкой.
– Похоже, не высыпаешься, – она провела пальцем по векам. – Новая идея будоражит?
– Нет.
– В самом деле? А мне показалось, у тебя в кабинете возле компьютера записная книжка лежит – раскрытая.
– Телефонная. Я уже много месяцев ничего не пишу.
– В таком случае, – заговорила она, придвигаясь к столу, – мое предложение может тебя заинтересовать. Мне звонил Андраш Конрад, продюсер из Венгрии. Он только что приобрел опцион на «Страх полетов». Ищет сценариста. Ему порекомендовали тебя.
– «Страх полетов»? – переспросил Калеб. – Да ему, по меньшей мере, лет двадцать.
– А то и тридцать. Из тех вечных проектов, что никак не удается осуществить. С годами интерес к нему поостыл. Но венгры думают, им досталось что-то новенькое, с пылу, с жару.
– Нет, Айрин. Прости, не могу.
– Почему? Ты же ничем не занят. А это халтура, спустя рукава.
– Не в проекте дело. Все равно, о чем бы ни шла речь. – Он глубоко вздохнул. – Я подумываю вовсе оставить свое ремесло.
Айрин даже глазом не моргнула.
– Тем более. Аванс – восемьдесят тысяч. Снять все равно не снимут. Это почти все равно, что не писать, только еще и денежки заплатят.
– Ты не слушаешь. Я хочу положить этому конец. Перестать писать.
– Надолго? – спросила она, глядя ему прямо в глаза.
– Навсегда.
Айрин улыбнулась сладчайшей своей улыбкой – мол, ну и дурак же ты!
– У меня есть идея получше. Зарекись писать на год – если выдержишь. А там посмотрим.
– Почему никто не принимает меня всерьез? Ни моя сестра, ни психотерапевт!
– Ты все еще ходишь к Чин?
– Да.
– Потрясающая, верно?
– Вам все шуточки, – поморщился Калеб. – Творческий человек, нервы, да?
– Извини, – кивнула Айрин, – но от своих клиентов я только это и слышу. Да и сама: «Все, больше я этим не занимаюсь. Нужно что-то делать со своей жизнью. Китов истребляют. Или дельфинов. Или арктических сов. Бороться за мир во всем мире». Бла-бла-бла. Мы все только и делаем, что болтаем. Слова ничего не стоят. Если человек бросает писать, он просто бросает, и все. Никаких заявлений на публику. Кончено. Финита.
– Я и не пишу. Все кончено.
– Калеб, дорогуша! Я бы поверила тебе, если б прошло уже два года после «Хаоса». Но два месяца! Передохни, ты вполне заслужил отпуск. Ты попал под раздачу – с кем не бывает. Лично я полагаю, не стоило оставлять пьесу без хэппи-энда – и не только по коммерческим соображениям.
– Хэппи-энд был бы подделкой.
Айрин не слушала – все уже говорено-переговорено. Положила сумку на колени, переходя к очередному вопросу.
– Следующий пункт повестки дня: вечеринка в пятницу. – Она достала из сумки толстый конверт. – Распорядители прислали – приглашения с RSVP.
– Сколько человек соберется?
– Откуда я знаю? Люди театра никогда не RSVP. Живут одним днем.
Айрин проделала всю «грязную» работу, точнее, наняла людей, которые ее проделали – специалистов по обслуживанию вечеринок, секретарей, рассылавших приглашения. Подготовка к вечеринке шла сама собой, помимо участия Калеба.
– И еще это. – В руках у Айрин мелькнул счет. – Требуют стопроцентной предоплаты.
Калеб просматривал список гостей, отмечая, кто уже придумал отговорку и отказался прийти.
– Мэри-Луиза не сможет? И Дэвид? И Джой? А! – Никто из «Хаоса» не пожелал явиться, даже режиссер.
– Может, им неловко перед тобой.
– Мы все избегаем друг друга, – подтвердил Калеб. – Словно дети, застуканные за игрой в стрип-покер. – Понятное дело, они винят в этом провале автора.
– Итак? – сказала Айрин, впихивая в его безвольную руку счет. – Что с этим делать будем?
Итог: двенадцать тысяч с хвостиком. Сумма была оговорена заранее, но теперь, когда цифры смотрели на него с листа бумаги, она показалась гораздо крупнее.
– Они хотят все и сразу. Завтра же. Первоначально мы договаривались половину сейчас, половину потом.
– Боятся, что к тому времени я обанкрочусь? – засмеялся он. – Провал на Бродвее?
– Я давно знаю Джека и его ребят. Гады они.
– А если не заплачу, придется отменить вечеринку?
– То есть как? Хочешь на них надавить?
Калеб прикинул все «за» и «против» – отважится ли он на крайние меры.
– Заплати гадам, на хрен, – решил он, наконец. – Погибать, так с музыкой. Прощальный пир, пока я еще могу себе это позволить. Пока хватает денег содержать эту виллу на крыше.
– У тебя все будет в порядке. Не вздумай только пристраститься к омарам или крэку. До конца года не разоришься. Но нечего нос воротить от подработки на сценариях, пусть и дурацкой. – Постучав указательным пальцем по циферблату часов, Айрин добавила: – Мне пора. В одиннадцать тридцать встречаюсь с тренером. Есть чем похвастаться: купила миндальные круассаны, а съела только половину.
Калеб проводил агента обратно в квартиру.
– Ладно, – подытожила она. – Я расплачиваюсь с вымогателями, ты подумаешь насчет «Страха полетов». До пятницы. И поверь мне, дорогуша: время лечит. Любой писатель, или режиссер, актер, проходит через плохие времена.
– Знаю, я не один такой. От этого не легче.
– И потом, если ты бросишь писать, чем займешься?
– Наркотики утешат, – улыбнулся он. – Или стану буддистом, уйду в монастырь.
– Нет-нет, это не для тебя. Я прожила полгода в ашраме. Прошло четверть века, а мои кишки так и не успокоились.
Клюнув его в щеку, она сбежала по ступенькам на площадку, где дожидался лифт.
Калеб побрел на террасу, собрал посуду на поднос. Айрин права, подумалось ему. Твердишь, что все бросишь, – значит, так и не бросишь. Если б я мог просто перестать писать, раз – и завязал. Кто-нибудь обратит внимание?
В дверь замолотили, лихой перестук, только пыль из-под копыт. Айрин вернулась? Звонка не было. Калеб прошел в квартиру и открыл дверь.
– Что-то забыла?
Высокая фигура с расплывчатым бледным лицом заполнила дверной проем.
Тоби.
27
– Привет. Извини. Какая-то дама как раз выходила, и я зашел. Следовало позвонить по домофону, да? Или по телефону. Извини.
Колено присогнуто, бедро слегка отставлено. Тоби понурил голову, но поглядывал на Калеба снизу, из-под лохматой челки – по-овечьи, по-собачьи. На нем джинсы и коричневая футболка с оливковым отливом.
– Привет, Тоби. Зачем пожаловал в наши края? – Калеб говорил спокойно, размеренно, хотя отнюдь не был готов к встрече с реальным Тоби – он казался больше, занимал много места. Сколько они не виделись? Две недели. Разросшийся образ Тоби сквозь глаза проник во внутренности. Было время – образ Тоби проникал сквозь глаза в сердце или в член. Но теперь он вонзился прямо в розовую, беззащитную слизистую кишок и желудка.
– Пришел за носками и остальным бельем, – объявил Тоби.
– А?
– За вещами, которые оставались в стирке. Ты слушал автоответчик?
– Ну да. Ну да. Все вернулось из стирки еще на прошлой неделе.
– Я забыл. Только теперь вспомнил, когда чистое кончилось.
Бледнее, чем запомнилось Калебу, и волосы светлее, почти прозрачные. Запах все тот же, странная смесь кислоты и горечи, крыжовник с морской водой. Стоять вплотную к нему – даже это слишком интимно.
– Мои вещи целы? Ты их не выбросил?
– Глупости. Елена, наверное, сложила их вместе с моим добром, когда убирала в доме. Пойдем, посмотрим.
Тоби вошел, неожиданной для Калеба уверенной, даже «крутой» походкой. Голову держит высоко, безразлично оглядывая помещение, где недавно они жили вместе.
– Как дела? – спросил Калеб.
– Дел по горло. Я же играю в пьесе, знаешь.
– Помню-помню. Которую ставит приятель моей сестры.
– Эта речь, которую ты для меня написал, – начал Тоби. – То, что надо. Фрэнк хотел малость переделать, но я ни слова не позволил изменить.
– Если так лучше для пьесы, отчего же, – пожал плечами Калеб.
Две трети маленькой спальни занимала широкая кровать. Занавески раздвинуты, большое решетчатое окно делило пейзаж на квадраты, словно расчерченную широтами и меридианами карту. Калеб жестом предложил Тоби войти.
– Белье в нижнем ящике. Просмотри и возьми свое.
– Не боишься подпустить меня к своему хозяйству? – Взглядом юноша попытался выразить обиду, сердечную печаль.
Играет, конечно. Постоянно актерствует. Вот только бы разобраться, когда он просто прикидывается, а когда изображает то, что чувствует на самом деле.
Плевать, мысленно сказал Калеб. Отвернулся от его собачьего взгляда, вытащил ящик и выбросил на кровать с десяток белых трусов и футболок.
– На, ищи свое. Вряд ли тут много – мне еще ни разу не попадалось.
Хотя белье они носили похожее, отличить принадлежавшее Тоби было просто – он был выше и крупнее, а к тому же тратил деньги на марку под названием «2(x)ist».
Присев на кровать боком, как в дамское седло, Тоби склонился над штопкой белья.
Калеб остался стоять у двери.
– Значит, живешь теперь в пригороде?
– Ага. Аллегра всех как липку обдирает, заломила по четыре сотни с каждого. Что поделаешь!
Футболка слегка приподнялась, внизу проступили три изящных позвонка.
– Придешь на спектакль, увидишь квартиру.
Ремня он не носил, пояс джинсов слегка отставал, внутри виднелась узкая белая резинка.
– Ты же придешь?
– Наверное. Не на премьеру, потом.
Тоби слегка повернулся, резинка соскользнула ниже, обнажив плоскую перемычку между спиной и ягодицами.
И Калеб не выдержал. Рванулся, сгреб Тоби, швырнул лицом вниз на кровать. Ухватил за седалище и тряс, пока не вытряс из джинсов и трусов. Круглая, тяжелая задница, будто два мячика. Тоби попытался высвободиться, но Калеб держал крепко. Вонзил подбородок промеж половинок, потерся отросшей щетиной.
– Вот что я люблю, – промурлыкал он. – Только это я люблю в тебе. Больше в тебе нет ничего подлинного. – Он зарылся носом в теплую, влажную ложбинку. Раздвинул отверстие, надавив большими пальцами, проник языком внутрь. Мальчик тут же приподнялся на локтях, изогнул спину, застонал, словно раненый слон.
– Пакет нужен? – спросил Калеб.
– У меня с собой рюкзак, туда сложу. Спасибо.
Тоби копался в белье, проверяя ярлычки. Калеб так и стоял в дверях. Да, он мог бы наброситься на него. Отсосать, отыметь, оттрахать – чем непристойнее, тем лучше. Но насилие тоже секс, а секс слишком легко перепутать с любовью. Он не любил Тоби.
– Чуть не забыл, – спохватился Тоби, разделяя пару носков и нащупывая дырочки – в отличие от Калеба, он протертых носков не носил. – Знаешь, кого я встретил?
– Кого?
– Угадай.
– Откуда мне знать? – вздохнул Калеб. – Собаку Шекспира?
– Почти угадал. – Он выдержал паузу. – Генри Льюса. Не глядя на Калеба, Тоби аккуратно свернул носки. Похоже, он посмеивался про себя.
– Генри пригласил меня на свой спектакль. Сегодня вечером. А потом обедом угостит.
Верить не хотелось, но Тоби никудышный лжец. Неужели, правда?
– Рад за тебя, – суховато отозвался Калеб. – Где вы познакомились?
– Он выступал на семинаре у нас в ГБ, а после лекции я подошел к нему с вопросом.
– Хотя бы не у «Кинко» – Калеб подцепил Тоби именно там, зачастил в это заведение, пока доводил до ума «Теорию хаоса».
Калеб смотрел сзади на шею Тоби, на белые полоски кожи пониже линии волос, изогнутые, как фигурные скобки. Нет, Тоби не удастся пробудить в нем ревность, твердил он себе. Генри Льюс! Генри Льюс, «веселая потаскушка». Не думал он, что Тоби может быть так жесток.
– Вот почему тебе срочно понадобилось белье. К свиданию готовишься?
Тоби резко обернулся.
– Фу, какая гадость! Вовсе не свидание – он пригласил меня на ужин.
– Припоминаю, чем закончился один такой ужин со сценаристом.
Здесь и закончился, в этой самой комнате. При свете дня легче. Или нет – ведь на следующее утро, когда они проснулись в одной постели, в незашторенные окна так же ярко светило солнце. Тоби не смутили сотни окон на другой стороне улиц, будто целая стена глаз, и плевать ему было, как соседи воспримут двух голых мужчин, выставленных напоказ в воздушной витрине. Он с удовольствием позировал обнаженным рядом с Калебом, и пусть весь город смотрит. Скромный, серьезный мальчик из Висконсина ничуть не стеснялся – это Калеб поспешил закутаться в одеяло, а Тони, потягиваясь, улыбаясь во весь рот, так и стоял у окна.
И комната внезапно показалась глухой, опустошенной, словно место преступления.
Тоби умолк, застыл неподвижно спиной к нему. Потом поспешно запихал свои вещи в рюкзак.
– Все, – сказал он, – не буду мешать тебе работать. Хоть бы скорее ушел – из его дома, из его жизни, подумал Калеб. Но еще не все.
– Я сейчас не работаю, – сказал он. – Выйдем на террасу. Вроде еще остались круассаны и кофе.
– Да? Ну что ж, мне спешить некуда. – Прихватив рюкзак, Тоби последовал за Калебом на террасу.
При ярком солнечном свете он выглядел уже не столь сексуально, поблек. От кофе Тоби отказался, но пирожное проглотил, едва присев к столу.
– Чуть не забыл! – спохватился он, слизывая последнюю сладкую крошку. – С днем рождения!
– До пятницы не поздравлять.
– Праздновать будешь в пятницу?
В голосе Тоби зазвучали неискренние, лицедейские нотки. Калеб терпеливо ждал – к чему он клонит.
– Да, – осторожно ответил он.
– Кто будет обслуживать?
– Не помню, а что?
– Я подумал, может, пригласишь меня официантом? Все-таки попаду на твой день рождения.
И он рассмеялся, будто на редкость удачно пошутил.
– Прикол, а? Попаду на твой день рождения – в качестве официанта.
– Не дури. Хочешь прийти на вечеринку – приходи. Никто тебя не гонит.
– Я думал, ты не хочешь меня видеть.
Не хотел, ясное дело, но кому охота раздувать сериальные страсти?
– Это я думал, ты не захочешь прийти. Что за радость смотреть, как бывший партнер общается со своими друзьями? Но если ты взялся разыгрывать из себя мазохиста – вперед!
– Я ничего не разыгрываю, Калеб! Говорю, как чувствую. Мне очень больно от того, что ты меня больше не хочешь. Но я принимаю эту боль. Я упиваюсь каждым мгновением. Пройду все до конца.
Несмотря на пафос и наигрыш, Калеб, к своему ужасу, готов был поверить Тоби.
– И поэтому ты встречаешься с Генри Льюсом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44