– Вот как…
– Тоби Фоглер, – протянул Тоби руку.
Генри Льюс крепко сжал его ладонь. Ростом он был пониже Тоби и с головы до ног затянут в голубую джинсу – брюки, куртка.
– Тоби? Уменьшительное от «Тобиас»? – можно подумать, он никогда не слышал такого имени.
– Да. И все думают, что «Фоглер» – еврейская фамилия, а на самом деле мы – немцы или шведы из Висконсина.
Генри Льюс призадумался было, но тут же утратил интерес к генеалогии.
– Мог бы сразу догадаться, что вы – актер. Ваш номер гораздо изысканнее прочих.
– В конце свет должен был погаснуть. Сегодня меня подвели.
– Техники, – печально кивнул Генри Льюс. – Вечно они разрушают волшебство. Жаль, что вы уходите, – продолжал он, покосившись на сумку Тоби. – Поговорили бы о том, о сем.
– Спешить особо некуда, – признался Тоби. – Хотелось просто побыстрее убраться отсюда.
– Естественно. Пойдем вместе? Мне и самому пора домой.
Теперь Тоби ясно видел, что мерцает в глазах Генри Льюса: желание. Это не шокировало его. Вовсе нет. И все же он был немного разочарован, убедившись, что гений театра и кино взирает на него с таким же вожделением, как самый заурядный посетитель «Гейети».
– Должен сразу предупредить вас, мистер Льюс. Я не такой, как другие стриптизеры. Я только танцую, но не продаюсь.
– Да? О! Об этом я не подумал. – Генри снова засмеялся. – К тому же, я горжусь тем, что никогда не плачу за это.
– Простите, если обидел. Не хотелось вводить вас в заблуждение.
– Не извиняйтесь. Вполне естественная мысль, если учесть, где мы находимся. И хватит «мистера». Пора перейти на «ты». Друзья зовут меня Генри. Разреши пригласить тебя, по-дружески, как артист артиста. Выпьешь со мной?
– Что? Я? Конечно! – воскликнул Тоби. – Горячего шоколаду, хорошо? Спиртного я не пью.
– Вот и прекрасно. Бережем здоровье. Идем?
Тоби не верил своему счастью. Генри Льюс! Один на один с ним. Рауль смотрел им вслед – заинтересовался, но нисколько не завидует. Рауль понятия не имеет, кто такой Генри Льюс.
Спускаясь вслед за Генри по длинному лестничному пролету на улицу, Тоби волновался все сильнее. Много лет он следил за карьерой знаменитого артиста, не скрывавшего своей ориентации, видел его фотографии в журналах, читал десятки интервью и статей. Если этот гомосексуалист достиг высот славы в театре, не прибегая ко лжи, глядишь, и Тоби преуспеет. На сцене он Генри Льюса не видел ни разу. В кино, пожалуй, да, но сейчас ни один фильм не шел на ум. Что подумает о нем Генри Льюс, если спросит, какая его роль больше всего нравится Тоби, а Тоби не сумеет ответить? Решит, что Тоби только прикидывался его поклонником. Потом Тоби вспомнил, что еще в колледже видел видеозапись «Гамлета» с Льюсом в главной роли. Слава Богу. Он обрел твердую почву под ногами. Спектакль не слишком ему понравился – Шекспир не по его части, но если что, можно поговорить о «Гамлете».
Главное – он ни за что не пойдет домой к Генри Льюсу. С Калебом он пошел в первую же ночь, но тогда все было по-другому. То была любовь с первого взгляда. Генри Льюс – великий британский актер, ему и в голову не придет переспать с каким-то американским ничтожеством. К тому же, он Тоби в отцы годится.
19
Генри спустился по лестнице и вывел своего красавчика-американца на улицу. Они вынырнули между «Красавицей и чудовищем» и «Говардом Джонсоном». «Нормальные» парочки сидели за окнами ресторана, ели и пили, не подозревая о Содоме прямо у них над головой. Театр «Гейети» сегодня превратился в настоящий праздник для Генри – отдушина безнравственности в целомудренном электронном Эдеме. А что он здесь нашел! Бад – или как там зовут этого здоровяка-блондина, Тоби – почтительно шел за ним.
– Город без сна, – провозгласил Генри, проходя по Таймс-сквер. – Здесь все время едят. Не то, что в Лондоне. Там и выпить-то после одиннадцати не дадут.
Народу на улице стало поменьше, навстречу попадались только подвыпившие студенты. В два часа ночи уличные огни продолжали гореть, то вспыхивая, то мерцая, словно в глазах помутилось перед мигренью.
– Есть тут местечко, где можно посидеть, поболтать, – сказал Генри. – Я выпью рюмочку, а тебя угощу горячим шоколадом.
На полпути между «Гейети» и квартирой Генри, на Милфорд-Плаза, работала круглосуточная кофейня. Может, мальчик и не соврал, может, он так сразу ни с кем в постель не ложится, но и Генри сказал правду: он никогда не платил – почти никогда. За долгой дружеской беседой Тоби позабудет про свои принципы. Пусть себе пьет шоколад вместо виски – трезвого соблазнить непросто, но тем интереснее.
– Да, мне твой номер понравился, – повторил Генри. – Сексуально, остро. И музыка удачная.
– Старый добрый свинг, – подхватил Тоби. – Пусть зрители вспомнят свои золотые денечки.
– Господи, мы не настолько стары! – замахал руками Генри. – Скажи лучше, золотые денечки наших отцов. – Поразительно, как часто актеры добиваются верного эффекта, исходя из совершенно ложных представлений.
– В колледже мы изучали твоего «Гамлета», – вставил Тоби. – Смотрели видеозапись. Много раз.
Мальчик – актер, этого у него не отнимешь. А жаль! На сцене он выглядел таким привлекательным – отупевший от похоти, одурманенный желанием матросик томно покачивался под музыку, разбрасывая во все стороны одежду. На зрителей наплевать. Белокожий, тощий, но с широкими бедрами, он был беззащитно наг, в отличие от того парня, который выступал до него – тот был одет в мускулы, как в броню. Член торчал наивно, словно палец кукловода из-под платья Пьеро. Все было проделано настолько естественно, что Генри не распознал актера, даже тогда, когда музыка стихла и мальчик, очнувшись, удрал со сцены, будто перепуганный страус.
– Ты – Гамлет-панк, Гамлет эпохи постмодернизма, – Тоби, похоже, наизусть выучил все клише о том давно забытом спектакле.
Нет, это не доступная «красотка». Это – актер, всего-навсего актер. Вот откуда примесь Марселя Марсо в его представлении. Генри охотно привел бы к себе домой «Бада», а вместо этого заполучил Тоби. Но в этом, вероятно, есть свой интерес – во всяком случае, попробовать стоит.
– Гамлет своего поколения. – От этой фразы Генри до сих пор морщился. – Ты донес до меня Шекспира. Благодаря тебе я захотел стать актером.
Преувеличенная лесть тошнотворно-сладко воняла и не доставляла особого удовольствия. Подняв голову, Генри полюбовалась афишей высотой в десять этажей – здоровенный малый в трусах.
– Но зачем же актером? – переспросил он, указывая на эту фигуру. – Разве это – не лучше?
Тоби проследил за его взглядом.
– В смысле – лечь с ним?
– Это было бы неплохо. Или – стать им. Безмозглым, не знающим стыда красавцем. Ни единой мысли в черепушке.
Тоби явно опасался подвоха.
– Не мой тип, – пробурчал он, наконец.
– Да? А твой тип – кто?
– У меня нет конкретного типа. Но сейчас я влюблен. В одного драматурга. Может, ты слышал – Калеб Дойл?
Генри часто заморгал.
– Нет, вроде бы.
Удивительное совпадение. Тоби. Точно, он же слышал имя по телефону. Это и есть Тоби?
– Он вроде бы написал что-то про хаос?
– «Теорию хаоса», – с энтузиазмом подхватил Тоби. – И еще много пьес. Одну только что провалили. На самом деле, она тоже хороша. По-моему, лучшая.
Все чудесатее и чудесатее. С Дойлом Генри уже познакомился – заочно, однако весьма интимно. Он хотел познакомиться с ним лично, а вместо этого наткнулся на его бой-френда. Нью-Йорк – маленький мир, но чтобы такой поворот судьбы!.. Актерские суеверия отнюдь не чужды Генри, он опасался «Шотландской драмы» и лилового цвета, а в день премьеры ему непременно требовался дождь. Что же означает такая цепочка совпадений? Секс становится все более сложным – все более интригующим. Тем больше оснований уложить Тоби в свою постель. С его приятелем он, так сказать, уже переспал. Приняв решение, Генри успокоился. Теперь он никуда не торопился.
В кофейне на Милфорд. Плаза они устроились в затянутом красным кабинете у окна.
– «Кафе знаменитостей», – прочел Тоби в меню.
– Никаких знаменитостей тут сегодня не видать, – пожаловался Генри.
– А ты?
– Ты слишком любезен, – усмехнулся актер.
Теперь он мог разглядывать Тоби в упор: юноша сидел напротив него. Чистая кожа, мягкая линия носа, волнистые светлые волосы, чуть припухшие – сладостный намек – подглазья. В обычной одежде он еще привлекательней, чем на сцене. Одетые мальчики на обложках порножурналов всегда нравились Генри больше, чем обнаженные куски мяса на развороте.
Официант подошел к столику. Генри заказал «Манхэттен», Тоби – горячий шоколад.
– Итак, ты – актер. – В разговорах с американцами Генри обычно избегал профессиональных вопросов, но Тоби такой симпатяга, что Генри изменил своим правилам. – Где ты учился?
И полилось потоком: колледж, ГБ-студия («студия Герберта Бергхофа», пояснил Тоби), «Метод» – как же без «Метода» – и книга, которую хвалил этот нахрапистый зануда, Дэвид Мамет. Генри дожидался щелочки, чтобы кое-что поведать о себе, но мальчик не задавал вопросов. Как говорится: «Все они жаждут познакомиться с тобой и рассказать о себе».
Генри удерживал на лице заинтересованную улыбку, пока не принесли спиртное – в конце концов, на мальчика приятно смотреть, – а сам вновь задумался над непостижимой игрой судьбы, которая все время сводила его с Калебом Дойлом. Позволив мальчику поболтать еще минут пять, он плавно свернул на другую тему:
– А как твой приятель относится к тому, что ты каждую ночь машешь своей штучкой перед посторонними?
– Вовсе не каждую ночь! – надулся Тоби. – И приятеля у меня нет. Уже нет.
– А как же драматург?
– Мы разошлись. Я все еще его люблю, но он меня не любит.
В глубине души – не глазами, а сердцем – Генри усиленно моргал. Но тут ему припомнился вопль «Тоби» в телефонной трубке.
– Ты уверен? – переспросил он.
– Уверен. Он теперь сам не знает, чего хочет. Но не меня. Осторожнее, велел самому себе Генри. Тебе тут ловить нечего, даже если мальчик свободен. Но ведь интересно порыться в чужом белье, особенно когда собеседник ни о Чем не догадывается.
– Жаль, – посочувствовал Генри. – Должно быть, он причинил тебе боль.
– Ужасную! Я никого не любил так, как его.
– И что же тебе нравится в этом Дойле? – Плохой вопрос, мысленно одернул себя Генри.
– Ну, сначала мне нравилось, что он любит меня, – мальчик так серьезно рассуждал об этом. – Но теперь он меня не любит, а я все еще люблю его, так что тут было что-то большее.
– Секс, – промурлыкал Генри.
Тоби потупился, щеки его зарделись. Надо же, стриптизер краснеет!
– Да, разумеется. Но секс мне нравился потому, что это значило – мы любим друг друга, а не наоборот. Сам по себе секс – ничего особенного.
Но тоже неплохая штука, подумал Генри.
– Для парня из «Гейети» ты на редкость романтичен.
– Да, странно, но у меня комплексы насчет секса. Только и думаю об этом. Я не могу заниматься сексом без любви. Потому-то я пошел в «Гейети» – попробовал стать по-настоящему свободным, делать то, чего я никогда бы не осмелился делать у себя в Висконсине. Здесь я бываю очень-очень распущенным…
– Когда я смотрел представление, я в это верил.
– Но только не в постели. Не в жизни. Тут-то все… – Тоби прижал локти к бокам и замахал руками, точно плавниками. – Я всего-навсего придурочный старомодный романтик.
А Генри думал, подобного рода чушь, шлюхи с чистым сердцем, вывелись со времен Теннеси Уильямса. Или это способ отпугивать хищников? Да нет, мальчик слишком глуп, чтобы выдумать такое.
Считаете меня молокососом? – гордо вскинул голову Тоби.
– Вовсе нет. Всякое бывает. Тебе сколько лет?
– Двадцать четыре.
А выглядит и рассуждает так, словно и двадцати нет.
– У тебя впереди много лет. Жизнь научит.
– Я готов учиться. Всему-всему. Актеру это необходимо.
– И любому человеку не повредит.
– Так, насчет моего романа с Калебом…
– Да? – устало переспросил Генри.
– Калеб умный. Он столько всего читал. Не только пьесы. Театр он знает досконально, не как актер, а как писатель. Он написал для меня пару монологов, для той пьесы, в которой я сейчас играю. Еще до того, как мы расстались. Я все время нахожу в них новые смыслы. Слой за слоем. Огромная работа.
– Ты играешь в пьесе? – уточнил Генри.
– Нуда. Мы с ребятами ставим небольшую вещь.
– С удовольствием посмотрел бы, – сказал Генри. – Честное слово. Но не могу. Самое ужасное в нашей работе – не успеваешь посмотреть, как работают друзья. Увы! – Он поспешил заранее отвергнуть приглашение. Дружок-петушок и так слишком часто заводил его в третьесортные театришки. – А что еще тебе нравилось в этом человеке?
– Ну, еще он красивый.
– Конечно.
– По крайней мере, на мой взгляд. Другие, наверное, не видят, как он красив. Думают, коротышка, да еще и худой.
– Коротышка вроде меня? – переспросил Генри.
Прищурившись, Тоби всмотрелся в него:
– Нет, пониже.
– И он добился успеха, – напомнил Генри. – Наверное, это также тебя привлекало?
Тоби растерялся.
– Нет. Нет! Я был рад за него. Но к любви это не имеет никакого отношения.
– Успех сексуален! – настаивал Генри, не забывая при этом себя. – Это как красота или чувство юмора. Тем более, когда человек достиг успеха в той самой области, где ты хочешь пробиться.
– Нет, – повторил Тоби. – Я бы любил его, даже будь он маклером. Или там мусорщиком, дантистом.
Похоже, он рассчитывает обмануть Генри. Или этот мальчик обладает поразительной способностью обманывать самого себя?
Час был поздний, Генри устал. Он допил рюмку. У Тоби в чашке оставалась лишь коричневая подсохшая пенка. Пора переходить к следующей фазе.
– Я бы с удовольствием посидел еще, – заговорил Генри, – но уже с ног валюсь. И ты, наверное, устал. Мы с тобой оба сегодня хорошо поработали. Пора прощаться. Разве что пойдешь ко мне?
Тоби скривился, выражая сожаление, просьбу извинить:
– Прости, не могу. Нет, я польщен! Ты просто представить себе не можешь! Чтобы актер, которого я обожаю, захотел переспать… ведь ты это имел в виду? Или я…
Подняв руку, Генри прервал этот скулеж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44