«Надо поесть», – подумал Анатолий, попытавшись встать, но тело отказалось слушаться хозяина. Ноги превратились в бесчувственные чурбаны, а голова! Голова становилась тяжелее с каждой секундой, как наливается свинцом доска, в которую расстреливают обойму за обоймой. При всем при этом усилилась тошнота, скручивающая пищевод в жгут. А в рот словно помочился не один десяток кошек. И нестерпимо несло куревом. Казалось, запах табака сочился из-под кожи.
Толик попытался сконцентрироваться на действиях. Он согнул ноги в коленях, пододвинул задницу к краю кровати и выкинул ступни вперед. Таким образом он преодолел-прополз десять сантиметров. Его потуги встать отозвались в желудке волной боли. В тот момент, когда он согнул колени вновь, мир вокруг заполнился душераздирающей трелью. Мужчина почувствовал себя так, словно ему на голову надели большую эмалированную кастрюлю и стучат по ней снаружи сразу в нескольких местах. Именно стенки кастрюли, как подумал Толик, закрыли для него солнечный свет, просачивающийся сквозь плотно сдвинутые шторы. Трезвон продолжался секунд тридцать, затем эхо хаотичной полифонической какофонии не смолкало мгновений двадцать, следом пришла тишина. Кастрюля, которой и не было вовсе, рассыпалась в истлевший тут же прах.
Анатолий открыл глаза, недолго пощурился от света и возобновил попытки встать. «Надо поесть», – думал он, ощущая колики в желудке. «Тебя вывернет от любой еды», – отговаривал здравый смысл и запел голосом известной певицы: «Любовь была еще вчера, сегодня горькое похмелье». Едва улыбнувшись, Толик сполз на край кровати. Он был в одежде, надетой вчера в полдень. От ткани несло табаком, пропитавшим стены ночных клубов. От волос и кожи тоже пахло. Он вздохнул, выпустив перегоревший воздух, и сам сморщился от окутавшего лицо зловония.
Ступив на пол, он усилием воли выпрямился. Тяжелая голова потянула его вперед, на окно. Он выставил вперед правую руку, схватился за штору и повис на ней, а потом услышал треск и полетел вниз. Согнутые в локтях руки врезались в пол, отдачей его подбородок запрокинуло, и он смог увидеть, как сверху летит что-то широкое, колеблющееся. Штора накрыла его, сделав видимый свет приглушенным.
Изо рта вырвался стон. Его продолжало тошнить, но, кроме желудочного сока, утроба ничего извергнуть из себя не могла, потому что была пуста, словно бесплодная женщина. От этого боль лишь усиливалась. Да тут, придя ей на помощь, снова раздался телефонный звонок. На этот раз Толя, страдая от нестерпимой какофонии, догадался протянуть руку к кожуху, закрепленному на ремне, неповоротливыми, словно отекшими пальцами открыть его и достать сотовый. Он нащупал клавишу ответа, нажал на нее, и сумасшедшая трель исчезла. Тогда мужчина подтянул руку с мобильным к уху, прошептав:
– Алло?.. Мам, я не могу говорить, у меня важная встреча… У вас все нормально?.. Просто соскучилась?.. Я тоже… У меня все хорошо, голос нормальный… Я перезвоню, как только освобожусь, поцелуй от меня Полину.
Он отключился, выпустив из пальцев телефон, подгибая колени. Левая нога запуталась в шторе, поэтому пришлось повозиться, прежде чем он смог встать, отбросив в сторону ткань.
Пошатываясь, по стеночке, он дошел до ванной, включил свет, холодную воду. Под поток, хлынувший из рассекателя, он подставил голову. Кожу обожгло ледяной влагой. Потихоньку ему удалось снять с себя пропитанную запахом табака одежду. В рот попадали капли, смывая вонючий зеленовато-белый налет с языка и неба. Толик набрал воды в рот, подержал там, чтобы она согрелась, затем прополоскал его, почувствовав, как смывает твердый кусочек кешью, застрявший между зубов.
Освободившись от одежды, он перевалился, поддерживаясь за края, в ванную. По груди забарабанили ледяные капли. С ними в голове начало проясняться, зато в желудке не утихала буря. Чтобы окончательно не замерзнуть, мужчина открыл кипяток, который, смешавшись с холодной водой, ударил теплым ливнем. Почувствовав, что тело согрелось, Толик закрыл кран с горячей…
Контрастный душ помог не только прийти в себя, но и вернул одержимость, с которой Анатолий рыскал по клубам в поиске ответа, в поиске Ивана. Но сейчас он знал, кто ответит на его вопросы. «Надо дождаться, когда Олег выйдет из офиса, надо его поймать, и тогда…» – решил мужчина, выключая воду, перекидывая ноги через край ванны.
2
Несмотря на голод, он смог проглотить лишь три печенья, да и это ему стоило больших трудов. Подолгу пережевывая каждое кондитерское изделие, он ощущал во рту вязкий шероховатый комочек без вкуса, который можно было в желудок только смыть. Так он и поступал, запивая печенье черным чаем, отдающим запахом дыма и миндаля. На полке холодильника он нашел нераспечатанную баночку с биологически-активной успокоительной добавкой. Прилепив к смоченной слюной подушечке пальца две таблетки зеленого цвета, мужчина отправил их следом за печеньем. «Крепкие нервы мне пригодятся», – рассуждал он.
Закончив скромную трапезу, Толик встал и прошел в зал. Он нашел пульт от телевизора. «Как я не забыл снять квартиру с сигнализации? – падая на диван, удивился он. – Как домой-то вернулся – не помню, а это сделать – сделал!» Он включил «друга человека». С экрана в комнату полился мягкий свет, а диктор начал рассказывать о новом террористическом акте, далее переключился на выборы в какой-то африканской стране, следом показали сюжет об открытии выставки миниатюрных ювелирных украшений… Мужчина не вникал в смысл услышанного. Он сосредоточился на одном, на борьбе с тошнотой, усилившейся после того, как было съедено последнее, третье печенье и выпита последняя капля чая. Помимо бури в чреве, голову окутала слабость. Глаза мужчины сузились. Чтобы удерживать веки открытыми, Толик часто моргал и наклонял голову в разные стороны. Он заметил, что без конца зевает, а пальцы его мелко дрожат. «Какого черта я напился вчера?» – подумал он, выключая телевизор.
Анатолий встал и пошел в туалет. Там он наклонился над унитазом, вспомнив, как несколько месяцев назад провел ночь в обнимку с «белым другом». От этой мысли стало еще гаже. Он присел на корточки, засунул указательный палец в рот, щекоча им небо…
Шумела вода, наполняющая сливной бачок. Толик вышел из туалета. В ванной умылся, прополоскал рот. «Жаль, что успокоительное вышло», – подумал он, закрывая кран с холодной водой, стаскивая с вешалки полотенце.
Он решил, что необходимо сходить в магазин и взять пива, тогда полегчает. Так Толя и сделал в течение пятнадцати минут. За это время он успел переодеться во все чистое, взять деньги, спуститься вниз, пройти по улице и через двор, попросить безалкогольное пиво, пачку жевательной резинки и вернуться домой.
Опустошив полбанки, Толик почувствовал облегчение, и желудок вроде успокоился. Тогда мужчина пошел в спальню, поднял штору, лежащую у окна. Осмотрев ее, он решил, что не все безнадежно, это легко починят в ателье. Толик свернул оборванную им при падении материю, положил ее на подоконник. Она соскользнула вниз, размотавшись. Тогда он сложил ее снова, но теперь оставил на полу, под тюлем. Завершив эту операцию, он посмотрел в окно. Стекло уже нагрелось от солнечных лучей. Лето властвовало, не разделяя своих полномочий. Оно плавило Москву, словно сахар, превращавшийся в вязкую карамель, а потом застывавший до состояния полного безмыслия.
Мужчина отошел от окна, сел, а затем лег на кровать, уставившись в потолок. Он скрестил руки на груди, контролируя дыхание, при помощи которого старался восстановить нормальное состояние организма. Он вдыхал медленно и глубоко, на что у него уходило секунд десять. Так же медленно он выдыхал.
Пролежав так минут пять, он встал, пошел на кухню и выплюнул в мусорное ведро белый комок жевательной резинки, еще пахнущий ментолом. Затем Толик вернулся на кровать и продолжил медленно дышать, чувствуя тяжесть во всем теле, а вместе с ней и расслабление. Такое состояние, когда ты и легкий, как Ничто, и оглушительно тяжелый, словно тонны этого самого Ничто. «Потому что Ничто в купе с другими себе подобными уже имеет вес, так же как любой цифре не помешает стоящий рядом ноль», – всплыла и распалась на частицы мысль, показавшаяся Толику глупой и не принадлежащей его мозгу.
Спустя десять минут он осознал, что должен выспаться. В противном случае у него ничего не получится. Чтобы разгадывать загадки, нужны силы, поэтому он встал, завел будильник на 15.00. «Я позвоню Олегу Викторовичу и скажу, что нам надо поговорить где-нибудь в людном кафе ближе к вечеру. Мне не стоит идти в офис, это опасно. Так и сделаю», – принял Толик окончательное решение, закрыл глаза и погрузился в сладостный, особенно после бестолково-бессонной ночи дневной сон.
3
В 15.00 зазвенел будильник. Толик подскочил на месте, встал на пол. Посмотрев в окно, он увидел залитый жалящим светом город. Мужчина потянулся, ощущая, как солнечный зайчик, упавший на правый бицепс, согревает кожу. Подмышки пахли потом. Он опустил руки, согнулся пополам, коснувшись носков ступней. Мышцы спины напряглись. Выпрямившись, Анатолий размял шею, плечи и почувствовал сильный голод, без тошноты.
Он пошел на кухню, захватив с собой сотовый. Там он распахнул окно, надеясь, впустить в квартиру свежего воздуха, но снаружи полилась духота. Не обращая на это внимания, он набрал номер Олега Викторовича. Тот долго не отвечал, и когда Толик готов был отключиться, послышался треск, затем:
– Здравствуй, Анатоль!
– Здравствуйте, Олег Викторович, – поворачиваясь спиной к окну, ответил Анатолий, ощутив предательскую слабость в коленях. – Как вы поживаете без меня?
– Всем не хватает твоего энтузиазма, идей, новаторства, – сказал главный редактор, тяжело дыша.
«Видно, жара доконала толстяка», – подумал Толик, вслух произнеся:
– А я сейчас в Москве, по семейным делам приехал.
– Как твоя Полина? Вы поженились?
– Откуда вы знаете о наших намерениях?! – почувствовав, как возвращается утренняя тошнота, и присев на табурет, всполошился Толя.
– Я не слепой, Анатоль. Я все вижу. Но ты так и не ответил на мой вопрос. Вы поженились?
– Еще нет, но собираемся. По этому поводу я и позвонил вам, необходим совет взрослого умного человека…
– Не надо лести, Толя, я и без того всегда готов тебе помочь! Когда встретимся?
– Сегодня часов в пять вечера можно. Или у вас много работы?
– В пять, а где? – ответил Олег Викторович.
Анатолий назвал адрес кафе, расположенного на одном из оживленных проспектов Москвы. Это заведение ему не нравилось своей суетностью и большим количеством посетителей, но для будущей встречи оно подходило как никакое другое.
– Объясни, как туда добраться? – попросил Олег Викторович. Было слышно, как он делает пометки в блоке с отрывными бумажными листиками.
Анатолий подробно объяснил, даже сказал, какой веткой метро пользоваться, на случай, если Олег предпочтет подземный вид транспорта. Тот рассмеялся с присвистом и хрипом, но ничего не сказал.
– Значит, в семнадцать часов я вас жду внутри! – подытожил Толик и, получив утвердительный ответ, прервал связь.
«Главное, сделать первый шаг», – подумал он и положил трубку на стол, медленно вдыхая через рот. Постепенно легкость в коленях исчезла, но тошнота осталась. Она горечью проявилась на языке и в горле.
Анатолий принял душ, оделся в спальне в то, в чем бегал в магазин за пивом. Чтобы наполнить желудок, он вышел на улицу. Пройдясь по горячим, закатанным асфальтом тропинкам, достиг магазина, где взял пару бананов. Он почистил один плод, откусил четверть. Покрытая черной рябью желто-белесая кожура, скрывала сладкую, рыхлую мякоть. Пережеванная, проглоченная слизь обволокла горло, попав в желудок, успокоила спазмы голода.
Толик кушал, сидя на детских качелях в одном из дворов. Кроме него, взрослых почти не было, одна старушка грызла семечки на лавочке у подъезда. Дети, преимущественно не старше десяти лет, играли в прятки, несколько девочек копались в песочнице, готовя куличики, предлагая друг другу отведать «рассыпчатое тесто». Анатолий раскачивался, то выпрямляя ноги, то сгибая их в коленях. Второй банан был зажат в правом кулаке. Дети громко обсуждали, кто победил в последней игре. Жирные, серые с переливами, голуби недовольно расхаживали по асфальту, по участкам земли, в поисках съестного. Толик не думал ни о чем. Он понимал, что надо бы заранее спланировать разговор, но в голову ничего не приходило.
Проглотив последний кусочек первого банана, он принялся за второй. От мякоти исходил аромат, схожий с легким запахом лака для дерева, да и вкус у лака должен быть именно такой. Тошнота прошла. Но его разморенное жарой тело, казалось, готово расплыться, словно растаявший белковый крем.
Закончив поздний обед, Анатолий встал с качелей, пошел к метро. Он подумал, что будет правильно, если он купит оберег в какой-нибудь лавке изотерических продуктов. Тот, что он взял с собой из Оренбурга, сейчас поблескивает где-нибудь на железнодорожном полотне. «Может, его заметила ворона и принесла в гнездо. Теперь ее покой будут охранять символы белой магии», – подумал мужчина, ярко представив, как маленькие воронята копошатся, отбирая друг у друга золотистый восьмиугольник. От этой мысли ему стало весело, и он вспомнил, что надо позвонить Полине.
– Привет! – поздоровался он с любимой.
– Привет, дорогая пропажа! Как прошло совещание? Тебя отпускают?!
– Еще нет, но все идет к тому, чтобы отпустили…
«Навсегда», – подумалось ему.
– А чем сейчас занимаешься? – слегка разочарованно спросила Полина. Она заканчивала красить ногти, когда Толик позвонил, поэтому в комнате стоял резкий запах лака и ацетона.
– Прогуливаюсь по магазинам, размышляя о тебе, вместо того чтобы думать о работе, – соврал он, миновав высокое здание, за которым скрывалось солнце. Шквал горячих лучей обрушился на него сбоку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55