– О чем задумался? – тронула его руку Полина.
– А? Да так, я просто за мать переживаю.
– Звонил? – отпивая вина из бокала, отражавшего свет ярких ламп ресторана, спросила Полина.
– Да, пока сюда ехал. Что-то она там замоталась.
– Давай съездим, покажешь мне свою малую родину, – склонив голову набок, предложила Полина.
– Сейчас некогда. Работы много, – ответил он и пристально посмотрел на девушку за соседним столиком, задумался, потом тряхнул головой, сказав: – Нет, не в этом месяце. Скоро должны внести поправки, ограничивающие рекламу пива, так мы занимаемся выдумкой способов продвижения этого чудесного напитка в массы иным образом.
– Рекламу пива вообще уберут? – уточнила женщина.
– Нет, на телевидении ограничат и еще кое-какие запреты введут.
– Уже знаете – какие?
– Ответ отрицательный, но готовимся к полному запрету, так думается легче, без задних маневров и места к отступлению, – допивая вино, ответил он.
– А можем мы поговорить не о работе и этом Сергее, – попросила Полина, промокнув губы салфеткой.
– Можем, – кивнул он. – Пойдем танцевать.
Играли вальс Доги. Скрипка затрагивала душу, заставляя увлажняться глаза сентиментальных людей. Толик заметил, как платочком вытирает выступившую влагу седовласая женщина у стены, одиноко пьющая коньяк, закусывая его лимоном.
– Здесь разве принято? – поджимая руки к груди, спросила Полина.
– Какая разница. Мы клиенты, можем потанцевать, если хотим. Для чего нанимать оркестр, если не для танцев?
– Нет. Не будем.
– Тогда пойдем в клуб, где можно расслабиться. Я давно не танцевал, а ты?
– Тоже очень давно, – призналась Полина. – Да и в…
Она хотела сказать, что стара для танцев, и испугалась чуть было не сорвавшихся с губ слов. «Если постоянно напоминать, что старше его, то зачем на что-то надеяться, а ты уже привыкла к нему». Сейчас, опьянев, она готова была сказать, что любит его, но боялась напугать. «Одно дело, когда молодой человек живет с тобой в твоей квартире, а совсем другое – намекать ему на длительные отношения со всеми вытекающими последствиями». Она согласилась поехать в ночной клуб, расположенный неподалеку от ее дома. Он рассчитался, и они ушли из ресторана.
2
– Там такие слова написаны: «В этом месте вчера десять человек забили насмерть прохожего. Двое пинали его ногами, восемь прошли мимо, не оказав помощи. Равнодушие приравнивается к соучастию. Будьте осторожны, вы можете оказаться на месте того прохожего». Как тебе такая ботва? – говорил один парень в майке из мятой ткани соседу Толика по барной стойке.
– Типа, меня могут завтра забить какие-нибудь гопники? – переспросил сосед, прикрыв ладонью ухо, направленное в сторону танцпола, гремевшего хард-роком.
– Чувак, у тебя вообще серые клетки откинулись от кислоты?! – прокричал «мятая футболка». – Я о подоплеке соучастия. Типа, если не встреваешь в мочилово – ты подонок!
– Я понял, что меня могут грохнуть, если догонят, – заржал сосед.
– Ваш мартини готов, – пододвигая к Толику фужер на длинной тонкой ножке, сказал бармен. Тогда дизайнер отвлекся от подслушивания обсуждения придуманного им по социальному заказу текста. «Дело делается, работу обсуждают», – порадовался он, слегка озадаченный непонятливостью одного из парней.
– Вот деньги, – расплатился он за напиток, взял его и пошел к столику, за которым ждала Полина. По пути еще раз отметил, как она сегодня хороша и что его начинает штормить от выпитого.
– Вот ваш мартини, мадемуазель, – чуть не выронив фужер из размякших рук, сказал Толя.
– Спасибо, сэр, – ответила женщина, принимая напиток. – Смотри, как красиво сделали свечки.
Толик повернулся к танцполу, на котором колыхались колосьями люди, а по стене загорались лампочки, люминесцентные огни, и время от времени, когда музыка сбавляла темп, превращаясь из водопада в плавную и тягучую реку-мелодию, по стенам вспыхивали встроенные свечки. Парень уставился на один из язычков искусственного пламени, и перед глазами встал внутренний свод церкви, в которую он приходил молиться, живя в Оренбурге. Современные биты отступили, уступая место хоровому пению. С икон на него смотрели святые, верующие били поклоны и без устали крестились, шепча молитвы, подпевая. От серебра и золота все поплыло перед глазами. Церковный запах проник в нос. Голова парня закружилась. Свечка подрагивала перед ним, разгораясь сильнее. Он ощутил тепло на коже. И чей-то рот жарко зашептал ему в самое ухо: «Перед ликом святым говори! Как матери говори, что с моим мальчиком?!» Церковное пение исчезло, снова брызжет клубный микс, а голос уже над его ухом кричит: «Что с твоим мальчиком?!» Толя зажмурился, сжав руки в кулаки, расправив их и снова сжав. Голос повторил: «Что с твоим мальчиком?!» Толя открыл глаза и посмотрел вверх. На него смотрела девушка с черными волосами.
– Очнулся, – произнесла она. – Полин, могу я присесть?
– Конечно, – попытавшись запустить пятерню в волосы, но вспомнив, что они уложены в строгую вечернюю прическу, кивнула женщина.
Незнакомка отодвинула третий стул, доселе пустовавший. Поставила на столик бокал, судя по красному цвету и бархатистой консистенции жидкости, с «Кровавой Мэри» и положила пачку удлиненных дамских сигарет.
– Это Лиза, коллега по работе, – представила девушку Полина. – Это Анатолий, мой…
– Троюродный брат, – вставила Елизавета, вынимая сигарету.
– Так точно, – кивнул парень. – Что это у тебя за коктейль?
– А, «Машка»! – перебрав пальцами в воздухе, словно стуча подушечками по столу, ответила девушка. Она прикурила, убрала зажигалку.
– Я думал, «Кровавая Мэри», – протянул Толя, подпирая правой рукой висок, а левой ища под столом колено Полины, сложившей обе руки на стол.
– Так и есть, – улыбнулась Лиза, выпустив кольцо дыма изо рта. – Просто бармены так называют эту штуку. Так короче, а значит, быстрее.
– Ты одна? – подключилась к разговору Полина, чувствуя, как ее колено гладит мужская рука. Толя смотрел на нее прищуренными хитрыми глазами.
– Одна. Дома скучно, вот вышла погулять, – ответила та.
Они поговорили обо всем и ни о чем, минут тридцать потанцевали под что-то модное, название чего все трое забыли. Перед тем как разойтись по домам, заказали еще по коктейлю. Потягивая через трубочку густую сливочно-белую консистенцию, стоившую немалых денег, Толя услышал:
– Извини, что напоминаю. Ты раньше знал Сергея, который тогда напал на тебя?
– Все в курсе того, что на меня напали?! Нет, не знал я Сергея, – ответил парень.
– У нас несколько человек в тот день поднимались в ваш офис, – пояснила Полина причину осведомленности коллеги. – Лиза тоже успела застать арест этого…
– Да и что такого. В высотке только на эту тему судачили дня два, – закуривая, бросила Елизавета. – Я к чему спросила-то. Он, этот Сергей, странный был какой-то. Может, ты с ним спорил, вот он и психанул?
– Я с ним не спорил. А ты его знаешь? – задал вопрос Анатолий, ощущая на языке приторность входящего в коктейль ликера.
– Несколько раз сталкивалась до того момента, пока он не исчез. Сейчас-то я знаю, что его в психушку упекли, а тогда думала, что он на войну подался, наемником.
– Почему ты так подумала?! – Эту фразу Толя прокричал, потому что с танцпола донеслись чрезвычайно громкие звуки, перекрывавшие голос.
– Он со мной как-то в лифте ехал тет-а-тет! – объясняла девушка. – Приблизился, посмотрел пристально так… Бррр, вспоминаю, и холодок по спине… Говорит: «Ты согласилась бы брать дополнительные деньги за убийство людей»? Я в шутку, лишь бы отвязаться: «Смотря сколько. А что, тебе предлагают? Соглашайся!» Он свое лицо чуть ли не прижал к моему и шепчет: «А мне не предлагали, просто дали задание, и все, я сам все узнал, и мне это нравится». Тут лифт остановился, вошли еще люди, мы поехали на первый этаж.
– Ужас, – слизнув капли сливочного алкоголя со стенок фужера, вставила Полина. – Тебе повезло, что он… Даже думать не хочу.
– А о чем он говорил, он не пояснял? – спросил Толя, допив свою порцию.
– Как было, так я и рассказала. Поделилась, и на душе полегчало.
На танцполе включили веселую танцевальную обработку песни популярной западной грандж-группы.
– Опа-опа, песня клевая, я танцевать пойду, – вскочила Лиза, второпях туша окурок. – Вы со мной?
– Мы уходим, – прикрыв левой рукой глаза, а правой распуская укладку-ракушку, ответила Полина. Потом посмотрела на Толика, уточнила: – Мы уходим?
– Да, Лиз, мы пойдем. Уже сил нет, – ответил дизайнер.
– Бросьте, завтра же выходные!
– Спать, спать, спать, – повторил парень.
Девушка сказала: «Пока!» Она сгребла со стола пачку сигарет, зажигалку, сумка болталась у нее на плече. Когда она растворилась в толпе конвульсивно двигающихся полуночников, пара встала, пошла к выходу. Обоих шатало.
– Теперь я еще больше убедилась, что этот Сергей шизофреник и больше ничего, – выходя на улицу, сказала Полина.
– Угу, – поддерживая ее за локоть, буркнул Толик. Он осмотрелся, указал пальцем вправо, сказав: – Нам туда.
3
Он сжимал левой рукою пальцы правой. Заметив это, остановился, посмотрел под ноги. В зеркально-блестящих после нанесения американского дорогого спрея носках новых туфель, выбранных для него Полиной, Толя увидел свое искаженное отражение. «Что ты хочешь там увидеть?» – словно спрашивало оно, искривляясь от малейшего движения. «Действительно, что?» – задумался он, расправив плечи, подняв голову. По переходу шли люди. Их лица были ему незнакомы, поэтому он подумал: «Вдруг я наткнусь на кого-то, кто меня помнит? Если произошло что-то страшное, то меня могут втянуть в разбирательство». Толя машинально потянулся левой рукой к правой, понял это и заставил себя остановиться, убрав правую руку в карман. Люди обходили его, как обтекает препятствия вода. Какой-то сгорбленный старик с орденами на лацканах потертого, засаленного пиджака ругнулся, искоса посмотрев на хорошо одетого молодого человека:
– Встал тут, как статуя! Людям пройти не дает!
Анатолий отошел к стене, не прислоняясь к грязной плитке. Было жалко испачкать купленный на днях кашемировый свитер. «К чему накручивать себя, к чему эти нервы?» – подумал Толя. Словно в ответ на эту мысль, он посмотрел влево, где походя высокий мужчина в рубашке с лиловым галстуком и серых классического кроя брюках разговаривал с женщиной в розовом пончо и джинсах:
– Зачем лишние треволнения, зачем делать так. – При этих словах великан левой рукой потрепал мочку правого уха. – Ведь можно сделать вот так. – И он потер правую мочку правой рукой. – Быстрее?!
Женщина рассмеялась, что-то ответила, но Толик не слушал, он думал: «Действительно, чего я жду, когда можно сходить и все узнать».
Он вышел из перехода и сразу ощутил, насколько затхлый там, под землей, воздух, впитавший в себя запах мочи, грязи, пота попрошаек. Он отметил, что у магазина сменили вывеску, повернулся к дороге – социальный баннер с наркоманкой сняли.
Анатолий вошел в подъезд. Знакомые стены, да и не стоило ожидать каких-либо изменений за столь короткое время. Он поднялся вверх, прошел мимо квартиры, служившей ему с Геной домом. Щербиной содранной краски зияло деревянное полотно, блестели новые замки. Прислушавшись, поняв, что никого в подъезде нет, парень подошел ближе к двери. «Ломали», – тронув безобразную дыру, подумал он и приложил ухо к двери. Внутри было тихо. Он напряг слух, но так ничего не разобрал. Тут до него донесся звук шагов. Кто-то вошел в подъезд.
Дизайнер, спускаясь вниз, узнал старушку с пятого этажа. «Вряд ли она помнит меня в лицо», – подумал он, обратившись к пенсионерке:
– Извините, здравствуйте! Можно задать вам один вопрос?
Она подняла на него глаза, от которых во все стороны отходили лучики морщин. Правый зрачок был белесо-голубым, а левый – ярко-синим.
– Я не тороплюсь, спрашивайте, – ответила она.
– В квартире на втором этаже жили молодые люди…
– Нет там молодых, в возрасте все. Я в этом доме уже почитай лет тридцать. Всех знаю…
– Они не долго жили, снимали квартиру, – пояснил Толя, опираясь рукой в обшарпанную стену с надписью под потолком: «Коля – казел, я его долбал».
– Аааа! У Гальки?! – всплеснула руками старуха, чуть не ударив дизайнера клюкой по колену.
– У Галины Ивановны, – кивнул дизайнер, подумав: «Какого я назвал имя хозяйки!»
– Жили у Гальки два наркомана. Один чуть дом не спалил, хорошо люди добрые милицию вызвали. Сирены гудели, до мигрени! Эмчээсовцы приезжали. Дверь ломали, пыль подняли во всем подъезде. Я сперва думала – бандиты, и кричу: «Милицию сейчас вызову!», а они смеются, окаянные, и кричат, что сами милиция…
– Что сталось с этими наркоманами?! – перебил Толя пожилую женщину и убрал руку, испачкавшуюся в побелке, в карман. Сверху кто-то спускался. Судя по быстрым скачущим шагам – мальчишка с третьего этажа, памятный дизайнеру своими полуночными играми на приставке с сильной громкостью.
– Одного не нашли, а второго, что костер в ванной запалил, увезли…
– Куда увезли? – посторонившись, пропуская рыжеволосого мальчугана, спросил парень. Малец обернулся, узнал его и быстрее припустил на улицу.
– В дурдом сдали, кажется. – Она замерла, задумавшись, уставилась в лицо Анатолия. – Точно, точно, в дурдом…
– Спасибо! Пока! – бросил Толя, огибая пенсионерку, решившую подробнее описать случившееся этому милому опрятному юноше.
Она что-то говорила ему вдогонку, но он не хотел больше ничего слышать. Голова наполнилась звоном: «Динь-динь-динь-динь-динь-динь-динь». Этот звук в долю секунды проходил от виска к виску, переворачивая нутро наизнанку. «Динь-динь-динь-динь-динь-динь-динь», – стучало до помутнения в глазах. Он выбежал на улицу. Почувствовал, как скрутило в животе. «Динь-динь-динь-динь-динь-динь-динь», – звенело, когда Толика, не успевшего скрыться во дворе за углом, вырвало прямо на стену, асфальт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55