Мы были счастливы, чего же еще? – Произнося эту вопиющую ложь, она, однако, не смела поднять глаза на собеседника и разглядывала пустую тарелку. – Мой муж умер, – с усилием выдавила она, – когда Даниэла была еще крошкой. – Она заставила себя улыбнуться. – Ну вот, вы сами видите, что я совсем не эксперт по рождественским праздникам.
Официант убрал тарелки.
– Хотите что-нибудь на десерт?
– Нет-нет, спасибо, – быстро сказала Катрин.
– Здесь есть превосходный грейпфрутовый шербет. Сделайте мне одолжение, попробуйте его, госпожа Лессинг.
– Грейпфрутовый шербет? Звучит недурно, – признала она.
– Ну вот видите. Итак, два шербета.
Официант ушел, и Клаазен снова повернулся к Катрин.
– Постепенно я начинаю представлять себе вашу ситуацию.
Катрин эту тему не поддержала.
– Может быть, разрешите теперь показать вам мои эскизы? – Она открыла свой кожаный портфель, вытащила из него чертежную папку и раскрыла ее на столе. – Вот летний пуловер, его можно очень быстро связать толстыми спицами, он получается воздушный и легкий. Вот так он будет выглядеть. Вот вид в разрезе, а вот эскиз для подсчета петель. – Она бросила на шефа вопросительный взгляд.
– Очень изящно, – кивнул он.
Она перевернула лист, открыв следующий.
– А здесь я предлагаю модель купальника-бикини – для самостоятельной вязки из новой блестящей синтетической нити, которая очень быстро сохнет. Правда, госпожа Пёль была от этой идеи не в восторге. Она говорит, что нечто подобное уже было. Но это не так, и я смею предположить, что эти крохотные вещички будут следующим летом пользоваться очень большим спросом.
Он одарил ее своей сдержанной улыбкой.
– Кажется, самое время вам сменить нашу симпатичную Пёль.
– Она уже отклонила некоторые мои модели, а они мне очень нравились.
– Вот и еще один довод в пользу того, чтобы вы взяли бразды правления в свои руки.
Еще до закрытия лавки Катрин вернулась в Гильден. Она лишь позволила себе немного освежиться под душем, а потом бегом спустилась в лавку по внутренней лестнице.
– Халло, вот и я, – весело воскликнула она.
– Боже, как я рада, – отозвалась одна из клиенток. – Взгляните только, что я тут успела сделать. – Она взяла связанную ею вещь у Хельги Гросманн и передала Катрин.
Катрин узнала молодую женщину, которая решила попробовать свои силы на серо-желто-белом шелковом пуловере.
– Покажите-ка! – Катрин взяла начатую деталь в руку и одобрила сделанное. – Связано вполне равномерно, – похвалила она, – не слишком туго, не слишком рыхло.
– Да, гладкая вязка мне удается.
– А это – основа всего.
– Так-то так, но вот остальные части модели… Посмотрите! Все наперекос!
– Вам бы следовало посоветоваться со мной, перед тем как начать. А вот мы сейчас здесь быстренько кое-что распустим – Даниэла, мотай клубок! – а потом я покажу вам, как это делать. Нитки на тыльной стороне не следует натягивать слишком туго, иначе вязка стягивается к середине. Лучше пусть эти нити лежат посвободнее. А когда вы переходите от одного цвета к другому, следует нитки всегда перекручивать, иначе получаются дырочки. – Она моментально распустила перепутавшиеся петли, распутала узлы и вывязала заново первый ряд. – Теперь видите, как это делается? – Она повернулась так, что клиентка могла видеть движения ее пальцев.
– Ну, теперь я поняла, – воскликнула молодая женщина с облегчением.
– Вот что я предлагаю, – сказала Катрин, указывая на изображение на открытой странице журнала «Либерта». – Сначала вы свяжете вот до этого места, то есть очередные десять рядов, а затем снова зайдете к нам – независимо от того, получится это хорошо или плохо. Мне бы хотелось по ходу дела периодически контролировать, как идет работа. Согласны?
– Просто прелестно!
– Ну что вы, это – мое ремесло. Если будут трудности, можете прийти в любой момент, но мне кажется, вы справитесь.
Клиентка уложила свое вязанье и эскиз в сумку, еще раз поблагодарила, распрощалась и вышла на улицу.
– Ну, мама, разве не чувствуется, как я торопилась? – спросила Катрин, ожидая похвалы. – Ты, Даниэла, можешь теперь идти наверх, смена подоспела.
– А ты мне что-нибудь привезла?
– Как и обещала: книжку комиксов «Астерикс и Обеликс».
– Уррра! – Даниэла подпрыгнула от радости.
– Ну вот и беги! Ты ведь, конечно, школьное домашнее задание еще не сделала?
– Сначала расскажи, чего хотел от тебя этот тип?
– Расскажу чуть позже, на досуге.
– А сейчас разве не досуг?
– В любой момент может появиться посетитель.
– Это не причина, чтобы так скрытничать.
Катрин бросила взгляд в сторону матери. Хельга Гросманн, кажется, была полностью поглощена укладыванием мотков шерсти в картонные коробки. Но Катрин чувствовала, что и мать ждет отчета.
– Он хочет, чтобы я переехала в Гамбург и взяла на себя отдел рукоделия в журнале «Либерта».
– Чтобы ты переехала в Гамбург? – возмущенно вскрикнула Даниэла. – Он что, с ума сошел?
– Ты, конечно, можешь поступать, как тебе угодно, дорогая, – заметила Хельга, – я перед тобой никаких преград ставить не буду. Да у меня и прав нет на это. Но тебе следовало бы тщательно обдумать, каковы будут для тебя последствия такого шага. Если уж он хочет, чтобы ты переехала в Гамбург, то никак не из-за твоих деловых качеств.
– Какие у тебя основания для такого вывода?
– А разве ты можешь себе представить, что руководишь даже самым небольшим коллективом сотрудников? Я, во всяком случае, не могу.
– А Клаазен может.
– Чепуха, дорогая моя. Ты никогда не сможешь быть руководителем, и ты сама прекрасно это знаешь. Если ему хочется, чтобы ты была поблизости, то по совершенно другой причине. Впрочем, это особого значения не имеет, если только тебе самой ситуация ясна. Он, кстати, женат?
– Понятия не имею, да это к делу и не относится.
– Думаю, что относится. Ну да ладно, в этих вопросах мы никогда не сходились во мнениях. И не буду пытаться навязывать тебе свои представления о морали.
– Мама, прошу тебя! Что ты себе вообразила? У нас с Клаазеном был только исключительно деловой разговор. Госпожа Пёль уходит, потому что ждет ребенка, и Клаазен считает, что я могла бы ее заменить. Это не имеет никакого отношения ни к его, ни к моей личной жизни.
Хельга Гросманн подняла глаза на дочь и покачала головой.
– Иногда я не могу понять, действительно ли ты так наивна или только прикидываешься. А ведь тебе уже давно не тринадцать и даже не девятнадцать.
Раздался звонок, и в лавку вошел молодой блондин со стрижкой под ежика.
– Ну, я пойду, – объявила Даниэла.
– Но только сначала школьное задание и лишь потом «Астерикс», – крикнула Катрин ей вслед и сразу же поняла, сколь бесполезно это наставление, поскольку она все равно не могла проконтролировать его выполнение.
Между тем Хельга Гросманн повернулась к молодому человеку.
– Моя подруга хочет купить вот это, – произнес он, кивая головой в сторону пуловера, прикрепленного к щиту.
– Это – вещь дорогая. Чистый шелк. Ручная работа.
– Сколько?
Хельга Гросманн назвала цену.
– Да за такие деньги можно купить целый мотороллер!
– Подержанный – да. Но не у нас.
– Ну, ладно, давайте сюда. – Молодой человек вытащил бумажник.
– Вы уверены, что размер подойдет? Это – тридцать восьмой.
– Подойдет. – Он отсчитал купюры и положил на прилавок.
– Положить вам покупку в красивую упаковку?
– Разве что в изготовленную из экологически чистых материалов…
– Ну, разумеется. Мы пользуемся только такими лентами и бумагой, которые не слишком ядовиты.
– И все же не надо. Спасибо.
Хельга Гросманн сняла пуловер со щита и аккуратно сложила. Катрин же наклонилась и вытащила из-под прилавка обычную бумажную сумку с ручками и с выполненной пестрыми буквами надписью «Малая вязальня».
– Ой, с такой надписью мне не очень-то удобно идти по улице, – запротестовал молодой человек.
Мать и дочь переглянулись.
– Нет ли у вас чего-нибудь нейтрального?
– Минутку! – Катрин взяла бумажную сумку и очень осторожно, чтобы не надорвать ее, вывернула наизнанку. – Так будет достаточно нейтрально?
– Да, конечно, – пробормотал молодой человек, почти еще мальчик, и, сунув сумку себе под мышку, вышел из лавки.
Катрин позволила себе довольную улыбку, но мать ее примеру не последовала.
Ужин проходил в атмосфере преувеличенной вежливости. Хельга Гросманн и Даниэла стремились превзойти друг друга в выражениях типа «пожалуйста, моя дорогая» и «спасибо, моя дорогая», даже когда требовалось всего лишь пододвинуть хлебницу или тарелку с нарезанной колбасой. Из этого церемониального действа они не исключали и Катрин, стремясь создать впечатление, что они – разумные, цивилизованные люди, высоко парящие над всякими низменными чувствами и недомолвками.
– Ты почти ничего не ешь, моя дорогая, – констатировала Хельга.
Катрин с ощущением досады оттолкнула от себя тарелку, но сразу же взяла себя в руки и попросила прощения.
– Сожалею. Аппетита нет.
Она ожидала заявления, что она, видимо, слишком много съела за обедом, или расспросов, что именно она там съела. Но никаких вопросов не последовало. Бабушка и внучка продолжали с аппетитом закусывать, демонстрируя изысканные манеры и болтая о всяких пустяках.
Лишь после того, как бесконечно долгая и скучная трапеза закончилась и Катрин уже принесла поднос, чтобы убрать посуду, Хельга Гросманн вновь обратилась к теме, которая как бы витала в воздухе.
– Если мы с тобой останемся одни, дорогая, придется нам перестраиваться, – сказала она Даниэле, не глядя на дочь.
Катрин взорвалась:
– С какой это стати? Почему вы должны остаться одни? Что это ты говоришь?
– Ты ведь едешь в Гамбург.
– Разве я хоть словом упомянула о том, что собираюсь туда переезжать? Почему ты мне приписываешь такое? Я всего лишь, отвечая на вопрос Даниэлы, рассказала о том, чего хотел от меня Клаазен.
– А разве это не одно и то же? – спросила мать очень дружеским тоном, обнажая зубы в притворной улыбке.
– Нет, – почти выкрикнула Катрин.
– Не так громко, дорогая. Тебя слышно аж на улице.
– Нет, – повторила Катрин очень тихо, подавляя бешенство.
– Тогда Даниэла и я, видимо, неправильно тебя поняли.
– Да. И не просто неправильно, а совершенно неправильно.
Катрин собрала тарелки и с грохотом поставила на поднос.
– Но ведь наше непонимание могло произойти только от того, что ты выражалась крайне туманно. – Она повернулась к Даниэле. – Пожалуйста, дорогая, помоги маме.
– Я ни словом не намекала на то, что собираюсь переезжать туда, – заявила Катрин, чеканя каждое слово, – еще меньше на то, что собираюсь вас покинуть. Клаазен, как раз, наоборот, выразил мнение, что вы могли бы переехать в Гамбург вместе со мной.
– В Гамбург? – воскликнула Даниэла. – Но я не хочу в Гамбург!
– А что же будет с моей лавкой? – спросила Хельга почти так же громко.
– Пожалуйста, не волнуйтесь, – заметила Катрин примирительно, отлично сознавая, однако, что лицемерит: волнение матери и дочери уже ощущалось ею как возможность положительного решения. – Я ведь всего лишь передаю то, что предложил мне шеф. Но сама ни на секунду даже не допускала мысли, что могу принять это предложение.
– Не хочу уезжать из Гильдена, – надулась Даниэла.
– Об этом тебе нечего беспокоиться, дорогая, – сказала Катрин и вдруг почувствовала, что очень точно подражает ненавистному ей самой тону матери.
– Не могу же я бросить на произвол судьбы мою лавку, – запричитала Хельга Гросманн.
– Если было бы желание, вполне могла бы. Если сдать помещение, то доход будет не меньше, чем от лавки. А может, даже и больше.
– Ты допускаешь, что я на это способна? После того как я столько лет мучилась, чтобы вырастить тебя, чтобы у тебя было беззаботное детство?!
Катрин вовсе не была так уж уверена, что ее детство действительно прошло беззаботно. Кроме тех напряженных отношений между взрослыми, которые ей приходилось терпеть, была еще и «Малая вязальня», которая уже в школьные годы отнимала у Катрин едва ли не каждую свободную минуту. Но она не собиралась напоминать об этом матери, все равно никакого результата не будет.
– Пока это только идея.
– Этого Клаазена?
– Да, – признала Катрин после короткого колебания. – С какой стати этому типу пришло в голову вклиниваться между мною и тобой?
– А он ничего такого не делал. Он лишь рассуждал об этом, когда я сказала ему, почему не могу уехать из Гильдена!
Даниэла подхватила наподобие эха:
– Не хочу уезжать из Гильдена-а-а!
Катрин показалось, что дочь повторяет это уже в сотый раз.
– Тебе и не придется уезжать, дорогая, – сказала она почти механически.
– В любом случае, я считаю совершенно недопустимым, что ты позволяешь чужому человеку вмешиваться в твою личную жизнь, – горячилась Хельга Гросманн.
– Ну, не такой уж он чужой.
– Что-что?
– Ты же знаешь, что сегодня я встречалась с ним не в первый раз.
– Но в первый раз по личным делам.
– Это как посмотреть. Он со мною встретился, чтобы предложить мне новое служебное положение.
– А ты не нашла ничего лучшего, чем посвятить его в свои личные дела.
– Должна же я была объяснить ему причину моего отказа.
– Вовсе не обязательно. Хватило бы и простого «нет».
Катрин отбросила назад иссиня-черную гриву своих волос.
– У меня другое мнение. – Она перенесла уставленный посудой поднос в кухню, поставила на стол и начала заворачивать остатки колбасы и укладывать их в холодильник.
Даниэла последовала за ней и упрятала хлеб в глиняный горшок.
– Значит, ты не поедешь в Гамбург?
– Никогда и не собиралась.
– Но ведь ты сказала…
– Я просто рассказывала вам, чего хочет от меня Клаазен. Если бы я могла предвидеть, какой театр вы устроите по этому поводу, то попридержала бы язык. Впредь так и буду делать.
Катрин пустила в мойку горячую воду и бросила дочери сухое полотенце.
– И что же ты собираешься от нас скрывать?
– Этого я еще и сама не знаю.
– Значит, ты хочешь иметь от нас секреты?
– В этом можешь не сомневаться.
– Мама, нет, ну, пожалуйста, не надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30