Никогда бы не подумал, что в один прекрасный день она меня бросит. – Он скривил смешную гримасу. – Ну, что же, я этому рад.
Катрин предприняла еще одну попытку выложить ему свою историю:
– Когда человека отнимает смерть, думаю, это гораздо хуже.
– Нет, – возразил он, – это судьба. В этом случае, по крайней мере, нет оснований упрекать себя в недостатке доброжелательности и в легкомыслии.
– В моем случае…
Полностью погруженный в собственные проблемы, он не дал ей договорить:
– Именно поэтому меня так задело твое предположение, что здесь замешан мужчина. Чем больше я об этом думаю, тем более вероятным мне это представляется.
Катрин поняла, что, во всяком случае, сегодня, ей не удастся заинтересовать его своим прошлым. Ей стало ясно, что он хоть и обладает многими хорошими, даже чарующими свойствами, но внимательно слушать собеседника не умеет. Ей уже были известны бесконечные истории из его детства и юности, знала она и о его путешествиях и переживаниях. А что знал о ней он? Он составил себе представление о ней только по внешности. Для него она была petite fille – маленькая девочка, которая ему поклоняется и виснет у него на шее. Видимо, ему было совсем ни к чему знать о ней больше, проникать в ее душу. Это так обременительно! И если бы она, Катрин, попыталась выйти из той роли, в которой он хотел ее видеть, то это значило бы пойти на риск потерять его.
Поэтому Катрин посмотрела на него внимательно и участливо и произнесла, поощряя его к дальнейшему рассказу:
– Вот как?
– Она не та женщина, которая реагирует на события эмоционально, убегает в приступе ярости или раздражения. Да и куда бежать? Она бы не делала шагов к разводу, если бы не имела в запасе кого-то еще.
– Ты имеешь в виду – любовника? Но ведь его можно иметь, не отказываясь от существующих супружеских отношений, разве не так?
– Ты рассуждаешь правильно! – сказал он с признательностью. – Это должен быть такой человек, которому мало быть любовником, который хочет, в свою очередь, ради нее развестись со своей половиной.
– Но он вовсе не обязательно женат, – вставила она.
– Скорее всего женат. Новый брак, видимо, представляется ей способом существенного улучшения условий жизни. Мне видится человек, который, наверное, имеет большой авторитет и успех в обществе, который в финансовом смысле стоит выше меня. А подобные типы встречаются очень, очень редко. Эту дичь просто так, по случаю, не заполучишь, если охотишься, надеясь только на удачу.
Катрин показалось очень странным, что он считает свою жену столь расчетливой, но она ничего не сказала.
– Это всего лишь предположения, – заметила она. – Или у твоих фантазий есть какие-то основания?
– Доказательства, что она меня водит за нос? Нет. А то бы я давно отучил ее от таких манер.
– Нет, я имею в виду доказательства того, что такой богатый, влиятельный человек вообще существует и что она его знает. Ты когда-нибудь перебирал ваших знакомых, имея в виду такого человека?
– Среди моих друзей таких нет, это точно. Ни один из них не глуп настолько, чтобы прельститься Эльзой.
Эта оценка показалась ей очень странной, Катрин просто не знала, что тут сказать.
– Я уже подумывал о том, чтобы нанять частного детектива для слежки за ней, – признался он со смехом. – Но что толку? Давай лучше порадуемся вместе, что избавились от нее.
– Мне кажется, что тебе это вовсе не так уж приятно.
– Ты заблуждаешься! – резко возразил он. – Я счастлив, что снова свободен. Впрочем, мне было бы, конечно, приятнее, если бы первый шаг к разрыву сделал я. Но решающего значения это не имеет. За этим желанием нет ничего, кроме примитивного мужского тщеславия.
Она протянула руку и коснулась его ладони.
– Не пытайся казаться хуже, чем ты есть на самом деле. Женщинам тоже больно, когда их бросают.
Он поцеловал кончики ее пальцев.
– Ну, не знаю. Им больно даже в том случае, когда они сами не желают бросающего их мужчину? Я уверен, что женщины хитрее… гораздо более ловкие, чем мы. – Он отпустил ее пальцы. – Еще по рюмке коньяка?
– Нет, спасибо, Жан-Поль. Я, право, не в состоянии. Уже и сейчас меня клонит ко сну.
– Тогда иди наверх, – решил он. – Я тоже скоро поднимусь.
Катрин встала из-за стола, поцеловала его в висок, пожелала хозяину доброй ночи и вышла из гостиной. Мрачная лестничная клетка казалась теперь очень холодной, и она поторопилась добраться до места.
Комната опять встретила ее очень приветливо. Камин еще теплился: видимо, кто-то подложил в него поленьев, пока они ужинали. Одеяло на постели было откинуто.
Катрин сняла макияж, почистила зубы, натянула свою черную шелковую рубашку и легла на мягкую перину. Видимо, тот, кто следил за камином, положил и горячий кирпич в ноги. Катрин растянулась на постели, с удовольствием вытянув руки и ноги, затем легла на спину, подложила руки под голову, стараясь побороть сон. Но это ей не удалось. Да и в конце концов должна же она хоть когда-нибудь дать себе отдых.
Даже позднее, когда почувствовала нежные прикосновения рук Жан-Поля, всего его тела, когда отвечала на его поцелуи, она не вполне проснулась, принимая все происходящее как бы в чудесном забытьи.
На следующее утро они долго лежали в постели, снова и снова предаваясь любви. Теперь уже в состоянии полного бодрствования и обострения всех чувств. Завтрак они попросили принести наверх в комнату.
Потом вышли на прогулку вдоль Рейна. Облака висели совсем низко, но дождь уже не лил. Вместо этого по лугам и по зеркалу реки гулял ледяной восточный ветер. Дорога под их ногами хрустела, когда они брели, держась за руки.
– Мне бы хотелось только одного, – начала она разговор.
– Да? – внимательно спросил он.
– Не выходить за тебя замуж.
– Это, однако, весьма негативное желание.
– Подожди же, я тебе объясню!
– Выкладывай!
– И чтобы наши встречи не были такими короткими.
– Я ведь использую каждую возможность, чтобы пригласить тебя.
– Да, знаю. Я и не упрекаю тебя. Только вот моей матери трудно с этим смириться.
– Ты ведешь себя с ней слишком уж деликатно.
– Я ей очень многим обязана, а, кроме того, она – мой шеф в нашем семейном предприятии. Если бы я работала в другом месте, то не могла бы вот так – день здесь, день там, але-гоп, вскочила и полетела.
– Это верно, – признал Жан-Поль.
– Вот видишь! Я уверена, что у тебя есть календарь-памятка, что ты планируешь все свои лекции, поездки, переговоры с издателями надолго вперед. Почему бы тебе не включить в этот календарь и меня?
– Потому что счастье планированию не поддается.
– Конечно, нет.
Они остановились и стали целоваться под свистящим ветром.
– Но все же, о наших встречах. Мне не по душе всегда бежать к тебе наспех, чувствуя, что наношу ущерб семье.
– Скоро все изменится, – пообещал он. – Скоро я буду свободен, и…
– Мне не так важно это «скоро», как важно «сейчас», – прервала Катрин.
– Но если я буду планировать встречи с тобой надолго вперед, нам придется реже видеться.
– Пусть так.
– Ты это всерьез?
– Да. Я не хочу, встречаясь с тобой, каждый раз наносить обиду и матери, и дочери.
– Но ты – взрослый человек…
– Без сомнения. Но я не свободна от семьи, словно я замужем.
Этот аргумент она приводила и раньше, но, кажется, впервые он произвел впечатление.
– Ну, что же, давай посмотрим, – произнес Жан-Поль, расстегнул свою подбитую красивой подкладкой куртку и, вытащив из нагрудного кармана пиджака записную книжку, полистал ее. – Как насчет вечера в канун Нового года? Я его отмечаю в Париже.
– Ты прекрасно понимаешь, что это невозможно. Не могу же я оставить мать и дочь в Винтерберге на произвол судьбы.
– Жаль! Там будет такой новогодний вечер в отеле «Риц»…
– Тебе бы только меня позлить, Жан-Поль. Прекрати! До сих пор ты еще ни разу не приглашал меня на подобные торжества…
– Но положение теперь изменилось.
– Не настолько, как ты это представляешь. Ты все еще женат, а я остаюсь не более чем твоей любовницей.
Он перелистал еще несколько страничек.
– Я мог бы тебя представить как будущую жену.
– Весьма безвкусный вариант.
– Ну, а как насчет уик-энда в середине января?
– В выходные, – напомнила она, – ты всегда занят.
– Теперь буду свободен. Я поеду в Рим. Лучше всего тебе появиться в пятницу вечером – это одиннадцатого. Взяла бы такси до отеля «Рафаэль». Это совсем рядом с Пьяцца Навона. Не могу обещать, что буду уже там, но забронирую для тебя номер.
Она одарила его радостной улыбкой.
– Ты это серьезно?
– Совершенно серьезно.
– Ах, Жан-Поль, это было бы просто чудесно! У меня достаточно времени, чтобы подготовить мать, да и против моего отъезда на выходные она возражать не могла бы.
Он засунул записную книжку обратно в карман, застегнул куртку и взял ее под руку.
– Почему ты говоришь в сослагательном наклонении – «было бы», «не могла бы»?
Она подстроилась под его шаг, чтобы идти в ногу.
– Разве? А я и не заметила. Наверное, потому, что еще не могу этому полностью поверить.
– Ах ты, зверюшка недоверчивая!
– Если страдания вообще когда-нибудь и кого-нибудь учат, то прежде всего меня.
– Однако от этой поездки особенно многого ждать не приходится.
– Что ты имеешь в виду? Опять будешь носиться с одного совещания на другое, а я останусь в одиночестве?
– Нет, ma petite. Дела у меня там только в пятницу, а после этого я вообще-то собирался лететь домой.
– Значит, мог бы прилететь и в Дюссельдорф?
– Ты бы предпочла такой вариант?
Катрин задумалась. Встреча в Дюссельдорфе была ей удобнее, да и обошлась бы дешевле.
– Нет, Жан-Поль, – решила она. – Рим, конечно, намного интереснее. Рим зимой – это чудесно. Только почему ты сказал, что от этой встречи многого ждать не приходится?
– Разве я так сказал? Уж и не знаю, почему. Ах да, я имел в виду не Рим, а твою мать. Когда мы с тобой договариваемся экспромтом, неожиданно, она приходит в бешенство. Или я ошибаюсь?
Катрин предпочла на этот вопрос не отвечать.
– Однако при этом, – продолжал он, – у нее остается не очень-то много времени и возможностей, чтобы излить свой гнев. А если ты уже сейчас предупредишь ее, что мы встречаемся через три недели, то она будет дуться все это время.
– Плохо же ты знаешь мою мать.
– Верно, вообще не знаю.
– Она вовсе не такая. Право, не такая.
– Тем лучше для тебя.
В Винтерберге снег шел так сильно, что о прогулках на лыжах или катании на санях нечего было и думать. Хельга Гросманн и ее внучка могли решиться только на короткую прогулку. Снег быстро засыпал их пальто и шапки, мокрые лица становились холодными как лед, и приходилось срочно искать убежища в ближайшем кафе.
– До чего же тут противно, – ворчала Даниэла, надувая губы.
– Лучше радуйся! Вот выглянет солнышко, тогда снегу хватит и для лыж, и для санок.
– Была бы здесь мама, мы могли бы хоть в скат поиграть.
– Ну, уж игр здесь достаточно. Сбегай к стойке буфета, закажи нам обеим по хорошему пирожному.
Даниэла сбросила свое пальтишко.
– Какие заказать?
Хельга Гросманн повесила пальто на ближнюю вешалку.
– Выбор я предоставляю тебе.
Кафе было забито до отказа, они с трудом нашли свободный столик. Хельга заказала кофе, чашку шоколада и сигареты. Она давно уже не курила, но сегодня ей захотелось разок затянуться. Когда совсем загнанная, через силу улыбающаяся официантка принесла напитки, Хельга закурила и отдала ей чек на пирожные.
– Ты разве куришь? – спросила очень удивленная Даниэла.
Хельга пожала плечами.
– Мы, в конце концов, в отпуске.
– Значит, здесь можно делать все, что хочется?
Хельга улыбнулась внучке.
– Да, пожалуй, почти все.
– Тогда я не хочу этого идиотского какао. Лучше выпью колы.
– Получишь и колу. Но выпей сначала шоколаду, чтобы согреться.
– Я заказала нам два шварцвальдских вишневых пирожных.
– Очень хорошо, – заметила Хельга, пуская дым через нос.
– Ты ведь сердишься на маму? Или нет?
– Нет. Сержусь на себя.
– Почему?
– Надо было сказать ей, чтобы она нам позвонила. А то мы даже не знаем, где она теперь носится.
– А если бы и знали, какая нам от этого польза?
Официантка со стуком брякнула тарелки с пирожными на их стол.
– Мне, пожалуйста, стакан колы, – быстро заказала Даниэла.
Официантка вопросительно посмотрела на Хельгу Гросманн.
– Да, принесите, пожалуйста, – подтвердила бабушка.
– Вот я и говорю, – продолжала Даниэла, откусывая кусок от пирожного, – пользы нам не было бы никакой.
– Я бы хоть не беспокоилась. Даниэла засмеялась.
– Ты говоришь так, словно она участвует в экспедиции на Северный полюс. А она-то всего-навсего, шастает с этим своим хахалем.
– Это тоже достаточно опасно.
– Глупо она поступила, конечно, – прошамкала Даниэла с полным ртом, – но опасного-то в этом ничего нет.
– Кто может за это поручиться?
Даниэла посмотрела на нее широко раскрытыми глазами.
– Ты это серьезно?
– Да, дорогая. Мужчины всегда опасны.
– Чем же?
– Они лгут нам, обманывают.
– Все мужчины?
– Большинство. С ними всегда надо быть настороже.
– Тогда я рада, что нисколько не интересуюсь мужчинами, да и мальчишками тоже. Они все кажутся мне какими-то глупыми.
– Так оно и есть, дорогая.
– Не могу понять, почему мамуля не осталась с нами в Винтерберге. Ну да, привезти-то она нас привезла, но потом сразу же и удрала. А нам всем вместе было бы гораздо веселее.
– Да. Конечно.
– Ты думаешь, этот хахаль для нее что-то значит?
– Не знаю.
– Что вообще может значить мужчина в жизни женщины? Бывает, что мужчина женщину губит, но ведь это случается не так уж часто.
– Он может сделать ей ребенка.
– Даже если она этого не хочет?
– Если она не побережется.
– Ага. Теперь понимаю. Так у Тилли появилась маленькая Ева. Правильно? Или я что-то путаю?
Хельга придавила окурок сигареты, гася его, а потом сразу же закурила новую.
– Возможно, ты и права.
– Ты не будешь есть свое пирожное? – осведомилась Даниэла.
– Потом.
– А можно мне его съесть? Я имею в виду, что тебе ведь все равно приходится следить за своей фигурой.
Хельга невольно усмехнулась беззастенчивости ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30